Роберт с грустью посмотрел на ее сияющее, воодушевленное лицо.
– Упаси господь, леди Одли, – ответил он, – чтобы я или вы навлекли горе и бесчестье на доброе имя моего дядюшки, человека с золотым сердцем. Я предпочту изгнание. Лучше бы я вообще никогда не переступал порога вашего дома!
При этих словах миледи, смотревшая на огонь, внезапно подняла голову и вопросительно взглянула ему в лицо, и Роберт сразу понял значение этого взгляда.
– Не беспокойтесь, леди Одли, – серьезно сказал он, – я не испытываю к вам никаких сентиментальных чувств, никакого глупого увлечения, позаимствованного со страниц Бальзака или Дюма-сына. Любой стряпчий из Темпла подтвердит, что Роберт Одли не подвержен эпидемии, внешними признаками которой являются щегольские воротнички и байронические галстуки. Я говорю, что лучше бы мне не приезжать в дом моего дяди, совсем в другом смысле.
Миледи пожала плечами:
– Если вы изволите выражаться загадками, мистер Одли, то не взыщите, что бедная женщина не в силах их разгадать.
Роберт промолчал.
– Дело ваше, – переменила тему миледи, – но ответьте, что привело вас в это мрачное место?
– Любопытство.
– Любопытство?
– Да, миледи, меня заинтересовал хозяин постоялого двора – здоровяк с бычьей шеей, рыжей шевелюрой и злыми глазами. Опасный тип. Не хотел бы я оказаться в его власти.
Румянец покинул щеки миледи, голубые глаза гневно вспыхнули.
– Что я вам сделала, мистер Одли? – воскликнула она. – За что вы меня ненавидите?
– У меня был друг, миледи, – печально ответил Роберт, – которого я очень любил. С тех пор как он пропал, я обозлился на весь белый свет.
– Вы имеете в виду мистера Талбойса, что отправился в Австралию?
– Да, того самого Джорджа Талбойса, который, как мне сообщили, уехал в Ливерпуль, а оттуда якобы уплыл в Австралию.
– Значит, вы не верите, что он отбыл в Австралию?
– Не верю.
– Почему?
– Извините, я не стану отвечать на этот вопрос.
– Как вам угодно.
– Через неделю после того, как мой друг исчез, – продолжал Роберт, – я поместил объявление в газетах Сиднея и Мельбурна, в котором просил Джорджа известить меня о своем местопребывании, а также обратился с просьбой сообщить мне, если кто-то встречал его в Австралии либо по дороге туда. Джордж Талбойс покинул Эссекс, или исчез в Эссексе, седьмого сентября. По моим расчетам, до конца месяца я должен получить хоть какой-то ответ. Сегодня двадцать седьмое, времени осталось совсем мало.
– А если ответа не будет?
– Значит, мои страхи небезосновательны, и тогда я начну действовать.
– А что вы собираетесь предпринять?
– Ах, леди Одли, вы напоминаете мне, сколь ничтожны мои возможности! С моим другом могли покончить хоть здесь, на этом самом постоялом дворе, и я, прожив здесь целый год, уехал бы, так ничего и не узнав. Что нам известно о тайнах домов, в которых бываем? Поселись я завтра в дешевом пансионе, где убили своего гостя супруги Мэннинг, я бы ничего не почувствовал. Страшные дела могут твориться под самым гостеприимным кровом, немыслимые преступления совершаются на самом идиллическом фоне, не оставляя следа. Я не верю в кровавые пятна, которых не в силах стереть время. Я скорее поверю, что мы можем спокойно дышать воздухом места, где произошло преступление, и, глядя на улыбающееся лицо убийцы, восхищаться его безмятежной красотой.
– Похоже, вам нравится рассуждать о подобных мерзостях! – язвительно заметила леди Одли. – Вам следовало стать сыщиком.
– Я и сам временами думаю, что из меня вышел бы неплохой детектив.
– Почему?
– Потому что мне не занимать терпения.
– Однако вернемся к Джорджу Талбойсу, о котором мы забыли. Что вы собираетесь делать, если не получите ответа на свои объявления?
– Я буду считать, что мое предположение о его смерти подтвердилось.
– И что тогда?
– Тогда я осмотрю его вещи, оставшиеся у меня в квартире.
– Какие, к примеру? – засмеялась леди Одли. – Пальто, жилеты, лакированные ботинки и пенковые трубки?
– Нет, прежде всего письма – от его друзей, старых школьных товарищей, отца, сослуживцев.
– Вот как?
– И от его жены.
Несколько минут миледи молчала, задумчиво глядя на огонь, трепещущий в камине.
– А вы когда-нибудь видели письма покойной миссис Талбойс? – наконец спросила она.
– Нет. Думаю, это обычные женские каракули, не способные пролить свет на судьбу моего друга. Мало кто из женщин может похвастаться столь прелестным и необычным почерком, как у вас.
– Вы что же, знаете мой почерк?
– Да, и очень хорошо.
Миледи еще раз протянула руки к огню и взяла с кресла муфту, собираясь уходить.
– Хотя вы отклонили мои извинения, мистер Одли, – сказала она, – я надеюсь, что вы не сомневаетесь в искренности моих чувств.
– Нисколько, миледи.
– Тогда до свиданья. Пожалуйста, не задерживайтесь в этом ужасном месте, если не хотите вернуться в Фигтри-Корт с ревматизмом от здешних сквозняков.
– Я возвращаюсь завтра утром. И сразу займусь письмами Джорджа.
– Ну, еще раз до свиданья.
Женщина протянула руку. «Какие у нее тонкие, хрупкие пальчики – ничего не стоит их сломать», – подумалось Роберту.
Он проводил миледи до экипажа и отметил, что коляска почему-то уехала не в сторону Одли-Корта, а по направлению к Брентвуду, который находился в шести милях от Маунт-Станнинга.
Часа через полтора Роберт стоял на пороге и, дымя сигарой, обозревал побелевшие от нескончаемого снегопада поля. Вдруг к немалому своему удивлению он увидел, что знакомая коляска возвращается, на сей раз пустая.
– Разве вы не отвезли миледи в Одли-Корт? – спросил Роберт у кучера, который остановился выпить кружку горячего эля со специями.
– Нет, сэр, я только что из Брентвуда, с железнодорожной станции, – ответил тот. – Госпожа уехала в Лондон поездом в двенадцать сорок.
– Уехала в город?
– Да, сэр.
– Очень интересно! – проворчал Роберт, возвращаясь к себе. – Значит, и мне придется ехать, причем следующим же поездом. Кажется, я знаю, где искать миледи.
Молодой человек собрал пожитки, заплатил по счету, пристегнул кожаные ошейники собачонок к поводку и вышел в метель. Он успел на трехчасовой экспресс, устроился в углу пустого вагона первого класса, завернувшись в дорожные пледы, и закурил, пренебрегая правилами железнодорожной компании.
Глава XIX. Надпись в книге
В пять минут пятого пополудни Роберт Одли ступил на платформу в Шордиче и стал терпеливо дожидаться, когда его собаки и чемодан будут переданы дежурному носильщику, который вызовет ему кэб и займется его делами с бескорыстной предупредительностью, делающей честь слугам, которым было запрещено принимать дань от благодарной публики.
Ждал он с непревзойденным терпением и довольно долго, что делало честь ему, однако экспресс, состоявший из множества вагонов, вез большое количество пассажиров из Норфолка с ружьями, пойнтерами и другими громоздкими охотничьими принадлежностями, ввиду чего требовалось немало времени, чтобы удовлетворить всех заявителей. Даже ангельское терпение Роберта начало иссякать.
«Возможно, мне отдадут багаж, когда этот крикун, поднявший шум из-за пойнтера, наконец успокоится. Черт побери, наверное, с первого взгляда видно, что из меня можно веревки вить. Хоть в суд на них подавай!»
Внезапно Роберта осенила идея, и он, оставив проводника распоряжаться своим имуществом, поспешил на другой конец вокзала. Молодой человек вспомнил, что вот-вот должен отойти поезд на Колчестер, и добрался до противоположной платформы как раз вовремя, чтобы увидеть, как пассажиры занимают свои места. Одновременно с Робертом на платформу выбежала какая-то дама, которая едва не сбила его с ног.
– Извините, пожалуйста… – начала она и тут же, подняв глаза, воскликнула: – Роберт! Разве вы уже в Лондоне?
– Да, леди Одли. Вы были совершенно правы: «Касл» действительно ужасное место, и…
– И вам там наскучило. Я знала, что этим кончится. Будьте добры, откройте мне дверь: поезд отправляется через две минуты.
Роберт с недоумением посмотрел на дядину жену, гадая, что может означать эта внезапная разительная перемена. Стоявшая перед ним решительная, уверенная в себе женщина совсем не походила на жалкое, робкое существо, с которым он говорил в Маунт-Станнинге всего четыре часа назад. Что изменилось?
Он открыл дверь и помог родственнице устроиться, расправив меха и укутав огромной бархатной накидкой, в которой почти утонула ее изящная фигурка.
– Спасибо, вы очень добры, – кивнула леди Одли и добавила с вызывающей улыбкой: – Вы, должно быть, сочтете меня в высшей степени взбалмошной особой, оттого что я отправилась в Лондон в такую пору, да еще тайком. Я приехала, чтобы оплатить огромный счет от модистки, который лучше не показывать супругу. Сэр Майкл ко мне чрезвычайно снисходителен, однако я не хочу, чтобы он считал меня транжирой.
– Не дай бог, леди Одли, – серьезно отозвался Роберт.
Раздался второй сигнал к отправлению, и поезд тронулся. У Роберта не шла из ума победная улыбка леди Одли. «Что бы ни привело ее в Лондон, она своего добилась. Неужели я никогда не докопаюсь до истины и буду терзаться смутными подозрениями, пока не превращусь в маньяка? Зачем она приезжала?»
Он все еще задавался этим вопросом, поднимаясь в свою квартиру в Фигтри-Корте с собаками под мышками и пледом через плечо.
В гостиной царил привычный порядок: герань, вверенная заботам миссис Мэлони, полита, канарейки накормлены и прикрыты на ночь зеленым сукном. Оставив собак на коврике у камина, Роберт прошел в небольшую внутреннюю комнату, служившую ему гардеробной.
Здесь хранились старые чемоданы, дорожные сундуки и прочий хлам. Тут оставил свой багаж Джордж Талбойс. Сняв с большого сундука кожаный саквояж друга, Роберт опустился на колени и, посветив себе свечой, внимательно осмотрел замок.
Саквояж ничуть не изменился с тех пор, как Джордж, сняв с себя траурные одежды, положил его сюда вместе с другими вещами, напоминающими о покойной жене. Роберт провел рукой по кожаной крышке с инициалами «Д.Т.», составленными из медных гвоздиков с большими шляпками. Однако миссис Мэлони заслуживала титула самой добросовестной уборщицы на свете: ни на сундуке, ни на саквояже не было ни пылинки.