Мистер Одли отправил за ирландкой посыльного, а сам, перейдя в гостиную, начал беспокойно ходить взад-вперед.
Прислуга появилась минут через десять. Выразив удовольствие по поводу возвращения хозяина, она поинтересовалась, что случилось.
– Я просто хотел узнать, не просил ли кто-нибудь сегодня у вас ключи от моих комнат – скажем, какая-нибудь дама?
– Что вы, ваша честь, никаких дам тут и в помине не было! Только слесарь.
– Какой еще слесарь?
– Так вы ж сами его прислали нынче днем.
– Не присылал я никакого слесаря! – воскликнул Роберт Одли, а сам подумал: «Я оставил в шкафу бутылку французского бренди, и миссис Мэлони, должно быть, позволила себе угоститься».
– Как же, ваша честь? Вы ведь приказали слесарю осмотреть дверные замки – тому, что живет на маленькой улице около моста, – сказала уборщица и подробно описала, где можно найти этого слесаря.
Роберт сокрушенно развел руками.
– Пожалуйста, присядьте и соберитесь с мыслями, миссис М., – попросил он, сократив фамилию женщины, чтобы не затруднять себя длинной речью. – Давайте разберемся. Итак, вы утверждаете, что здесь был слесарь?
– Да, сэр.
– Сегодня?
– Именно, сэр.
Постепенно мистер Одли выяснил следующее. В три часа пополудни к миссис Мэлони заглянул слесарь, который попросил ключи от апартаментов Роберта, чтобы осмотреть дверные замки, якобы вышедшие из строя. Мастер утверждал, что действует по распоряжению самого мистера Одли, написавшего ему письмо из загородной местности, куда уехал на время рождественских праздников. Миссис Мэлони, поверив на слово, впустила слесаря в комнаты, где он и оставался в течение получаса.
– Вы ведь находились рядом, пока он осматривал замки? – спросил Роберт.
– А как же, сэр. Только я все время, можно сказать, бегала туда-сюда, я ж собиралась мыть лестницу, вот и начала, пока он работал.
– Итак, вы бегали туда-сюда… Миссис М., вы меня весьма обяжете, если четко ответите на вопрос: пока слесарь работал в моих комнатах, надолго ли вы выходили из квартиры?
К сожалению, миссис Мэлони не могла вразумительно ответить на этот вопрос.
– Э-э-э, минут на десять. Ну, может, на четверть часа. Нет, ни в коем случае не больше. Мне показалось, что и пяти минут не прошло. Вы же знаете эти лестницы, сэр… – и она пустилась в длинное рассуждение о трудностях мытья лестниц в целом и вышеупомянутой в частности.
Мистер Одли укоризненно вздохнул:
– Да, миссис М., из-за вашей доверчивости слесарь оставался без присмотра достаточно долго и мог сделать все что угодно.
Женщина взглянула на него с удивлением и тревогой:
– Да ведь тут и красть-то нечего, ваша честь. На кой ему сдались ваши канарейки и герань?
– Понятно, миссис М. Ладно, скажите, где живет слесарь, и я схожу к нему.
– Может, сперва пообедаете, сэр?
– Нет, сначала к слесарю.
Объявив о своем решении, Роберт надел шляпу и потребовал адрес. Добрая ирландка направила его в переулок за церковью Святой Бригитты, и он побрел сквозь слякотное месиво, именуемое у непритязательных лондонцев снегом. Придя по указанному адресу и пожертвовав тульей шляпы, он протиснулся в узкий коридорчик с низкой притолокой и угодил в тесную мастерскую. В незастекленном оконце горел тусклый газовый рожок.
В следующей комнатушке собралась за столом теплая компания. Общество так увлеклось беседой, что было глухо к любым призывам из внешнего мира, и по этой причине бодрый приветственный возглас Роберта остался незамеченным. Лишь когда наш герой, пройдя в мастерскую, набрался смелости и открыл дверь со стеклянной вставкой, ему удалось привлечь внимание пирующих. Перед мистером Одли предстала чрезвычайно живописная сцена фламандской школы.
Слесарь с женой и семейством, а также две или три заглянувшие на огонек особы женского пола восседали за столом, украшенным двумя бутылками – не с бесцветной бурдой из можжевеловых ягод, которую так любит простонародье, а с настоящим портвейном и хересом, невероятно крепким орехово-коричневым хересом, что оставляет жгучий привкус во рту, и добрым старым портвейном, не марочным, порыжевшим от многолетней выдержки, а сладким, полнотелым вином насыщенного рубинового цвета.
– И после этого, – продолжал слесарь, не заметив открывшего дверь Роберта, – она ушла – такая красотка, каких я сроду не видывал!
Появление неожиданного гостя смутило собравшихся, а более всех слесаря. Он бухнул стаканом об стол, расплескав вино, и взволнованно вытер губы грязной рукой.
– Вы сегодня заходили ко мне, – миролюбиво произнес Роберт и добавил, обращаясь к женщинам: – Извините за беспокойство, дамы.
Он перевел взгляд на хозяина и повторил:
– Вы заходили ко мне, мистер Уайт, и…
– Н-надеюсь, сэр, – заикаясь от волнения, перебил его слесарь, – вы н-не будете на меня в претензии за эту ошибку. Ей-богу, неловко, что вышла такая оказия. Меня вызвали к другому джентльмену, мистеру Олвину с Гарден-Корта, а я перепутал и отправился к вам. Осмотрев замки, я, однако, сказал себе: «Замки у джентльмена в порядке. Зачем их ремонтировать?»
– Но вы пробыли у меня добрых полчаса!
– Да, сэр, один из замков – в той двери, что ближе всех к лестнице – чуток барахлил, я вынул его, почистил и вернул на место. За работу я с вас ничего не возьму и надеюсь, вы не будете в претензии за беспокойство. Я уж тринадцать лет как занимаюсь своим ремеслом, и…
– И ничего подобного за все время не случалось, вы это хотели сказать? – сурово произнес Роберт. – Вижу, вы сегодня гуляете, мистер Уайт. Вытянули счастливый билет и проставляетесь?
Роберт Одли пристально смотрел в измученное лицо работяги, которому нечего было стыдиться в своей внешности, кроме грязи, однако он опустил глаза и забормотал извиняющимся тоном что-то о своей «супружнице», ее соседках и о портвейне с хересом в таком замешательстве, как будто он, честный труженик в свободной стране, обязан был извиняться перед Робертом Одли за то, как проводит время в собственной гостиной.
– Пожалуйста, не утруждайтесь, – небрежно кивнул Роберт. – Я рад, что вам весело. Спокойной ночи, мистер Уайт, спокойной ночи, дамы.
Он приподнял шляпу перед хозяйкой и ее соседками, которых несказанно очаровали его благородные манеры и красивое лицо, и вышел из мастерской.
– «И ушла – такая красотка, каких я сроду не видывал!» – бормотал себе под нос Роберт по дороге домой. – Что за историю рассказывал этот парень, когда я его прервал? Ах, Джордж Талбойс, когда же наконец я проникну в тайну твоей судьбы? Приближаюсь ли я к разгадке? На верном ли я пути? Чем все закончится?
По возвращении домой Роберта ждал вполне питательный ужин, приготовленный миссис Мэлони, – баранья отбивная, потерявшая в процессе ожидания аппетитную хрустящую корочку.
Роберт с тоской вспомнил деликатесы, которые готовила дядюшкина кухарка. Просто не верилось, что ее нежнейшая баранина выросла на обычной овце. А котлеты миссис Мэлони все-таки жестковаты… Что поделаешь, такова жизнь.
Он нетерпеливо отодвинул тарелку.
– С тех пор как пропал Джордж, я ни разу не поел с аппетитом за этим столом, – вслух произнес молодой человек. – Квартира так мрачна, словно бедняга Джордж скончался в соседней комнате и его останки не предали земле. Кажется, прошла целая вечность с того злополучного сентябрьского дня, когда я расстался с ним, живым и здоровым, и потерял друга столь внезапно и загадочно, будто земная твердь разверзлась у него под ногами и он отправился прямиком к антиподам.
Мистер Одли встал из-за обеденного стола и подошел к стеклянному шкафчику, куда в свое время положил документ, составленный после исчезновения Джорджа Талбойса. Отперев шкафчик, он достал из отделения с надписью «важное» лист бумаги, где были изложены все события, имевшие прямое или косвенное отношение к исчезновению друга, и сел за письменный стол. Он добавил к уже существующим пунктам новые, пронумеровав их с той же тщательностью.
– Дай бог, – чуть слышно пробормотал новоявленный сыщик, – чтобы все это стало основой первого в моей жизни судебного дела.
Он работал около получаса, затем положил документ на место, запер шкаф, взял свечу и направился в гардеробную, где хранились его чемоданы и дорожный саквояж Джорджа.
Там Роберт вынул из кармана связку ключей. С пятой попытки ключ легко повернулся в немудреном замке.
– Такой замок ломать нет смысла, – пробормотал Роберт и откинул потертую крышку.
Он медленно опустошил саквояж, вынимая каждую вещь по отдельности и бережно укладывая на стул. Траурная одежда, старые пенковые трубки, смятые перчатки, театральные программки с именами актеров, многих из которых уже нет в живых, флаконы от духов, сложенные пожелтевшие письма и газетные вырезки, стопка зачитанных книг, разваливающихся на кусочки… Тщетно искал Роберт Одли среди этого хлама письма от покойной Элен Талбойс. Он не раз слышал от друга об их существовании, а как-то даже застал Джорджа, когда тот сложил эти письма в стопочку и перевязал выцветшей лентой, принадлежавшей Элен. Куда же они подевались?
Роберт устало вздохнул и начал возвращать вещи в сундук. Маленькую стопку книг он решил не прятать, а отложить в сторону, вдруг пригодятся. Библиотека Джорджа оказалась весьма скромной: Евангелие, латинская грамматика, французский учебник по фехтованию в кавалерии, «Том Джонс» Филдинга, байроновский «Дон Жуан», напечатанный убийственно мелким шрифтом, и объемистый том в темно-красном переплете с поблекшим золотым тиснением. Роберт закрыл сундук и, взяв книги под мышку, вышел в гостиную. Миссис Мэлони убирала со стола остатки трапезы. Он положил книги на столик у камина и стал ждать, когда женщина закончит работу. Даже трубку курить не хотелось. Роберт открыл том Бальзака, но перед глазами вдруг заплясали золотые кудри дядиной жены. Книга выпала из рук, и он, будто лишившись сил, стал наблюдать, как миссис Мэлони выметает золу из очага, разжигает огонь, задергивает темные дамасские шторы, насыпает еду канарейкам и надевает шляпу, готовясь пожелать своему работодателю спокойной ночи.