– Вряд ли вы уважаете моего дядюшку и его честь более, чем я, – сказал Роберт. – У меня нет никаких недостойных мотивов, и вы должны ответить на мои вопросы.
– Должен? – удивился мистер Доусон.
– Именно должны, поскольку вы друг сэра Майкла. Женщину, ставшую его женой, он впервые встретил в вашем доме. Насколько я понимаю, девушка назвалась сиротой и снискала его жалость, а затем и восхищение. Она сказала, что у нее нет никого на белом свете: ни друзей, ни родственников. Ведь так? Вот все, что я знаю о ее прошлой жизни.
– Зачем вам знать что-то еще? – спросил доктор.
– На то есть причина – страшная причина, сэр. Я уже несколько месяцев мучаюсь сомнениями и подозрениями, которые вконец отравили мне жизнь. Они сильнее день ото дня, их не усыпить расхожей мудростью и пустыми отговорками, с помощью которых мы обманываем себя, боясь поверить в то, во что не хотим. Я считаю, что женщина, которая носит фамилию сэра Майкла, недостойна быть его женой. Возможно, я ошибаюсь. Дай бог. Но если так, то роковая цепь косвенных улик еще никогда не опутывала невинного человека столь тесно. Я хочу либо опровергнуть, либо подтвердить свои подозрения. Есть только один способ это сделать – проследить жизнь супруги моего дядюшки в течение последних шести лет. Сегодня двадцать четвертое февраля тысяча восемьсот пятьдесят девятого года. Я хочу узнать все о жизни этой женщины в период с февраля тысяча восемьсот пятьдесят третьего по сей день.
– Значит, в ваших мотивах нет ничего недостойного?
– Именно, сэр. Я хочу отвести от нее ужасные подозрения.
– Существующие только в вашей голове?
– Нет, их разделяет еще один человек.
– И кто же это?
– Простите, мистер Доусон, – решительно ответил Роберт, – я не могу сказать вам больше. Я всегда готов пойти на компромисс, однако на этот раз буду непреклонен. Повторяю: мне надо узнать историю жизни Люси Грэм. Если вы откажетесь мне помочь, я обращусь к другим людям и, как ни тяжело мне будет, к самому дядюшке. Я обязан выяснить правду.
Прошло несколько томительных мгновений.
– Передать не могу, насколько я обеспокоен и встревожен, мистер Одли, – промолвил наконец доктор, – но поверьте, что о прошлой жизни леди Одли я знаю очень мало. Мне и скрывать-то нечего. Я всегда считал жену вашего дяди одной из самых приятных женщин в моем окружении. Я просто не могу заставить себя думать о ней иначе. Вы хотите проследить ее жизнь от пятьдесят третьего года до настоящего момента?
– Да.
– Она вышла замуж за вашего дядюшку в июне пятьдесят седьмого года. В моем доме прожила чуть более года. На работу к нам поступила четырнадцатого мая пятьдесят шестого года.
– И пришла к вам…
– Из частной школы в Бромптоне, которую содержала некая миссис Винсент. Именно ее рекомендация побудила меня взять в семью мисс Грэм, не слишком интересуясь ее прошлым.
– Вы встречались с миссис Винсент лично?
– Нет, никогда. Я поместил в газете объявление о том, что мне нужна гувернантка, и мисс Грэм откликнулась. В письме она сослалась на миссис Винсент, содержательницу школы, где работала младшей учительницей. Как вы знаете, я человек занятой, а потому обрадовался, что не придется терять день на поездку в Лондон. Найдя имя и данные миссис Винсент в адресной книге, я решил, что имею дело с человеком ответственным, и написал ей. Ответ пришел очень скоро. Она дала мисс Люси Грэм блестящую рекомендацию, и я, приняв девушку на работу, ни разу не пожалел о своем выборе.
– А вы не могли бы дать мне адрес миссис Винсент? – спросил Роберт, вынимая записную книжку.
– Конечно. Бромптон, Кресент-виллас, 9.
– Да-да, – пробормотал Роберт, внезапно вспомнив случай в сентябре прошлого года. – Кресент-виллас. Я слышал это название от самой леди Одли. В первых числах сентября прошлого года миссис Винсент прислала ей телеграмму. Насколько я помню, она была больна, при смерти, и пожелала напоследок повидаться с Люси, однако сэр Майкл с миледи ее не нашли.
– Вот как! Не слышал такой истории.
– А я помню. Это произошло, когда я гостил в Одли-Корте. Благодарю вас, мистер Доусон, за полезные сведения. Вы облегчили мне задачу, пролив свет на два с половиной года ее жизни. Остается разузнать, что делала миледи в течение предыдущих трех лет, и я сниму с нее бремя подозрений. До свиданья.
Они обменялись рукопожатием, и Роберт вернулся в комнату дядюшки. За четверть часа его отсутствия сэр Майкл вновь уснул, и миледи, опустив тяжелые шторы и прикрыв лампу на тумбочке, ушла с падчерицей пить чай в свой будуар – комнату, смежную с прихожей, где Роберт беседовал с мистером Доусоном.
Разливая чай, Люси Одли опасливо наблюдала за Робертом, который тихонько прошел в комнату дядюшки, а затем вернулся в будуар. Здесь, в окружении хрупкого опалового фарфора и мерцающего столового серебра, миледи выглядела особенно прелестной и невинной, ибо хорошенькая женщина более всего очаровательна, когда разливает чай. Это самое женское и домашнее из занятий придает волшебную гармонию каждому движению, колдовскую магию каждому взгляду. Окутанная ароматным туманом от кипящей жидкости, в которую женщина добавляет секретные успокаивающие травы, она кажется светской феей, плетущей могущественные заклинания с помощью жемчужного ганпаудера и улуна. Она царит за чайным столом – всемогущая, неприступная. Что знают о таинственном напитке мужчины? Как неуклюже пытаются помочь с чайным подносом эти несчастные создания, как неловко держат чайник, ежеминутно подвергая опасности хрупкие чашки и блюдца или нежные руки жрицы! Отказаться от чайного столика – все равно что лишить женщину ее законной империи. Посылать лакеев расхаживать среди гостей, раздавая непонятную смесь, приготовленную на кухне экономкой, – значит сводить самую светскую и дружескую церемонию к формальной раздаче пайков. Очарование чашек и блюдец, изящно удерживаемых женской рукой, в тысячу раз сильнее, чем любая власть, вырванная кончиком пера у несговорчивого сильного пола. Представьте, что все женщины Англии поднялись на высший уровень мужской интеллектуальности, выше кринолинов, жемчужной пудры и миссис Рэйчел Левисон[6], выше стремления быть хорошенькой, выше скандальных, довольно сатирических сплетен, которыми наслаждаются даже сильные мужчины… Какую унылую, скучную жизнь пришлось бы вести сильному полу!
Миледи ни в коем случае не рвалась к недоступным интеллектуальным высотам. Сверкая бриллиантами на пальчиках, она склонила хорошенькую головку над чудесной индийской чайницей из сандалового дерева и серебра с такой серьезностью, словно в жизни не может быть более высокой цели, чем заваривание улуна.
– Не выпьете ли чашечку, мистер Одли? – предложила она.
– Пожалуй.
– Вы, наверное, не обедали? Позвонить, чтобы вам принесли что-нибудь посущественнее, чем печенье и сэндвичи?
– Нет, благодарю. Перед отъездом я позавтракал, и чашки чая вполне достаточно.
Роберт сел за маленький столик, взглянул на Алисию, которая держала в руках книгу и выглядела полностью поглощенной чтением. Ее смуглая кожа утратила характерный здоровый румянец, и всегдашняя живость характера покинула девушку – видимо, из-за болезни отца.
– У тебя усталый вид, милая Алисия, – нарушил тишину молодой человек.
Мисс Одли пожала плечами, не отводя глаз от раскрытой книги.
– Может быть, – презрительно отозвалась она. – И что с того? Я стала философом вашей школы, Роберт Одли. Кому какое дело до моей усталости или здоровья?
«Какая она вспыльчивая», – подумал Роберт.
Алисия всегда называла его Робертом Одли, когда сердилась.
– Не обязательно набрасываться на человека, если он задает тебе вежливый вопрос, Алисия, – укоризненно сказал он. – А что касается твоего здоровья, то оно волнует меня.
Мисс Одли подняла голову и улыбнулась:
– И сэра Гарри Тауэрса.
А потом нахмурилась и вновь углубилась в чтение.
– Что ты читаешь, Алисия? – спросил Роберт после долгого перерыва, во время которого он задумчиво помешивал чай.
– «Большие перемены».
– Роман?
– Да.
– Кто написал?
– Автор «Ошибок и глупостей», – ответила Алисия, уставившись в книгу.
– Интересный?
Мисс Одли поджала губы и передернула плечами:
– Не очень.
– Могла бы говорить с кузеном и повежливей, тем более что завтра утром я уезжаю.
– Завтра утром! – воскликнула миледи, подняв голову.
От внимания Роберта не укрылась радость, мелькнувшая на ее лице, мгновенная, как вспышка молнии на летнем небе.
– Да, – кивнул он, – дела призывают меня в Лондон. Впрочем, если позволите, леди Одли, я вернусь на следующий день и останусь здесь до тех пор, пока дядюшка не выздоровеет.
– Надеюсь, здоровье сэра Майкла не внушает вам серьезных опасений? – взволнованно спросила миледи.
– Слава богу, нет. Думаю, для тревоги нет оснований.
Люси Одли несколько мгновений сидела молча, глядя на пустые чайные чашки с невинной серьезностью задумчивого ребенка.
– Однако вы довольно долго секретничали с доктором, – сказала наконец она, – и меня это не на шутку обеспокоило, ведь вы говорили о сэре Майкле, не так ли?
– Не только.
– А о чем же тогда, если вы почти незнакомы?
– Предположим, доктор Доусон пожелал проконсультироваться у меня по правовым вопросам.
– Правда?
– Если бы и так, то было бы крайне непрофессионально с моей стороны посвящать в это посторонних, миледи.
Люси поджала губы и замолчала. Алисия отложила книгу и посмотрела в озабоченное лицо кузена. Ей надоело, что Роберт делает неловкие попытки поддержать разговор, а сам думает о своем.
– Честное слово, Роберт, с вами чрезвычайно весело, – язвительно заметила Алисия, у которой закончилось терпение. – В следующий раз, когда вздумаете нас навестить, не забудьте прихватить свои мозги. Судя по вашему безжизненному виду, вы оставили их где-то в Темпле. Вы никогда не отличались жизнерадостностью, но в последнее время совершенно невыносимы. Видимо, вы влюблены, мистер Одли, и думаете об объекте вашей привязанности.