– Не совсем, – призналась миледи. – Какое отношение имеют эссекские газеты к кончине миссис Талбойс?
– К этому мы еще вернемся, леди Одли. Я уверен, что фальшивое объявление в «Таймс» – часть заговора Элен Талбойс и ее отца, отставного капитана Генри Молдона, против моего бедного друга.
– Заговора?
– Да, миледи, именно заговора коварной женщины, которая преступила закон, чтобы обеспечить себе блестящее положение. Храброй женщины, которая решила разыграть свою комедию до конца, не боясь разоблачения. Порочной женщины, которую не волновало, какое горе принесет ее предательство тому, кто так страстно ее любил. И при всем том глупой, потому что жизнь для нее – азартная игра, где выигрывает тот, кому попались лучшие карты. Она забыла о провидении, которое выше низменных расчетов, и о том, что все преступные тайны в конце концов раскрываются. Если бы эта женщина не совершила греха страшнее, чем публикация лживого объявления в газете, я все равно считал бы ее самой отвратительной представительницей своего пола, самым безжалостным и алчным из человеческих созданий. Эта гадкая ложь – подлый и трусливый удар.
– А почему вы решили, что объявление было ложным? – спросила миледи. – Вы ведь ездили в Вентнор с мистером Талбойсом и видели могилу его жены. Кто же тогда похоронен в Вентноре, если не миссис Талбойс?
– Дело в том, леди Одли, что на этот вопрос могут ответить только два-три человека на свете, и кто-то из них это сделает, причем очень скоро. Я полон решимости разгадать тайну смерти Джорджа Талбойса. Неужели вы думаете, что меня можно сбить с толку? Нет! Я собрал цепочку доказательств, в которой не хватает лишь нескольких звеньев. Думаете, я их не найду? Смею вас уверить, я знаю, где искать! В Саутгемптоне живет женщина по имени миссис Плаусон, которой известны некоторые секреты тестя моего друга. Думаю, она поможет мне выяснить, кто похоронен на кладбище в Вентноре, если…
– Если что?
– Если женщина, которую я хочу спасти от позора и наказания, не оценит моего милосердия, пока не поздно.
Миледи пожала изящными плечами и взглянула на молодого адвоката с нескрываемым презрением.
– Она совершит непростительную глупость, если обратит внимание на подобную чепуху. Вы ипохондрик, мистер Одли, и это вам, а не мне, нужны камфора, нюхательные соли и лаванда. Что за чушь пришла вам в голову! Вы потеряли друга при таинственных обстоятельствах: он покинул Англию, не известив вас. И что с того? Вы сами сказали, что после смерти жены он стал совершенно иным человеком – безразличным ко всему мизантропом. Разве он не мог, устав от так называемой цивилизованной жизни, попросту вернуться на золотые прииски, чтобы там, на лоне дикой природы, найти утешение? История романтичная, но весьма банальная. Так нет же, вас не устраивает столь простое объяснение пропажи друга, и в вашем воспаленном мозгу рождается теория зловещего заговора. Элен Талбойс мертва. Об это написано в «Таймс». Этот подтвердил вам ее собственный отец. Надпись на могильном камне в Вентноре гласит, что она мертва. Так по какому праву, – повысила голос миледи, – по какому праву, мистер Одли, вы приходите в мой дом и изводите меня своими глупыми измышлениями о Джордже Талбойсе и его жене?
– Мне дают это право косвенные улики, леди Одли, – ответил Роберт, – указывающие на человека, которого никому бы не пришло в голову подозревать в убийстве.
– Какие еще косвенные улики?
– Разные, миледи. Время и место. Почерк. Когда Элен Талбойс покидала Уайлдернси, она оставила письмо, в котором заявила отцу, что устала от прежней жизни и желает обрести иной дом, иную судьбу. Это письмо у меня.
– Вот как?
– Да, миледи. Сказать вам, чей почерк напоминает почерк Элен Талбойс столь явно, что их не отличит самый дотошный эксперт?
– Сходство почерков ни о чем не говорит, – беззаботно возразила миледи. – Я могу предъявить вам письма полудюжины своих корреспонденток, и вы не отличите одну от другой.
– А если это необычный почерк, с характерными особенностями, которые встречаются один раз из ста?
– Тогда можно будет говорить о любопытном совпадении, – отозвалась миледи, – и только. Вы не сможете отрицать факт смерти Элен Талбойс на том единственном основании, что ее почерк похож на почерк другого человека, который пока жив.
– А если несколько таких совпадений ведут в одну точку? Элен Талбойс покинула дом отца, поскольку ей наскучила старая жизнь и она захотела начать новую. Знаете, какой вывод я из этого делаю?
– Понятия не имею, – передернула плечами миледи. – И поскольку вы удерживаете меня в этом ужасном месте уже полчаса, прошу вас закончить разговор. Мне надо переодеться к обеду.
– Нет, леди Одли, – холодно и неумолимо возразил Роберт, словно превратившись из живого человека в орудие возмездия, безжалостное воплощение правосудия. – Я уже говорил, что ваши женские уловки не помогут, они бесполезны. Я обошелся с вами честно. Я косвенно предупредил вас об опасности два месяца назад.
– Что вы имеете в виду? – внезапно спросила миледи.
– Вы не прислушались к завуалированному предупреждению, – продолжал Роберт, – и мне придется назвать вещи своими именами. Наверное, вы считаете, что ваша исключительность избавит вас от возмездия? Нет, молодость и красота, изящество и таланты только усугубляют вашу вину. В цепи улик против вас не хватает только одного звена, и оно будет добавлено. Элен Талбойс так и не вернулась в отчий дом. Покинув бедного беспомощного старика, она решила покончить с прежней жизнью, начать гонку заново, устранив препятствия, которые помешали добиться успеха. Что делают люди, решив начать жизнь с чистого листа? Они меняют имя! Элен Талбойс бросила маленького сына и бежала из Уайлдернси, намереваясь скрыть свою личность. Она пропала шестнадцатого августа тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года, а на следующий день, семнадцатого, воскресла под именем Люси Грэм, скромной одинокой девушки, которая согласилась работать за скромное вознаграждение в доме, где не задавали лишних вопросов.
– Вы с ума сошли! – воскликнула миледи. – Мой супруг сумеет защитить меня от ваших оскорблений. Что с того, что Элен Талбойс сбежала из дома в такой-то день, а я поступила на работу на следующий? Что это доказывает?
– Само по себе – почти ничего, – усмехнулся Роберт Одли, – только есть еще одна улика…
– Какая?
– Два ярлычка, наклеенных на шляпную коробку, оставленную вами у миссис Винсент. На верхнем указано имя мисс Грэм, а под ним – миссис Джордж Талбойс.
Роберт не видел в сумерках лица леди Одли, но изящные ручки судорожно прижались к сердцу – стрела попала в цель.
«Спаси ее господь! – подумал Роберт. – Теперь бедняжка знает, что для нее все потеряно. Интересно, как будут чувствовать себя ее судьи, когда вынесут смертный приговор несчастной женщине, не сделавшей им ничего дурного? Впадут в праведное негодование или, подобно мне, испытают невыносимую досаду?»
Несколько минут они молча шли к дальнему концу темной аллеи, где прятался в колючих зарослях шиповника полуразрушенный колодец.
Роберт свернул на вьющуюся в зарослях тропинку, по которой давно никто не ходил. Здесь было больше света, чем на аллее, а ему хотелось видеть лицо собеседницы.
Он не проронил ни единого слова, пока они не дошли до колодца. Массивная кирпичная кладка местами разрушились, среди кустов вереска валялись в траве обломки кирпичей. Столбы, на которых когда-то крепился деревянный вал, еще сохранились, а железная ось лежала в нескольких шагах от колодца – ржавая, бесполезная.
Опершись на замшелый столб, Роберт взглянул на миледи. На фоне серых облаков взошел молодой месяц, и его слабый, призрачный свет смешивался с туманными тенями угасающего дня. Побледневшее лицо женщины вдруг напомнило Роберту его сон – русалочий лик в белых хлопьях пены среди зелени морских волн, заманивающий сэра Майкла к гибели.
– Эти ярлычки у меня, леди Одли, – продолжал Роберт. – Я снял их со шляпной коробки, оставленной вами в Кресент-виллас, в присутствии миссис Винсент и мисс Тонкс. Ну, что скажете? Что вы – Люси Грэм и ничего общего не имеете с Элен Талбойс? Где же в таком случае вы жили раньше? У вас должны быть друзья, родственники или просто знакомые, которые знали вас прежде. Даже если вы самый одинокий человек на свете, вам все равно придется представить суду хотя бы одного свидетеля, который удостоверит, что вы – это вы.
– Да! – воскликнула леди Одли. – Если дойдет до суда, мне действительно придется искать свидетелей, чтобы опровергнуть ваши дурацкие обвинения. А пока что я не на скамье подсудимых, и мне смешна ваша глупость. Я утверждаю: вы сошли с ума! Если вам угодно твердить, что Элен Талбойс жива и что я и есть она, – воля ваша. Если вам хочется путешествовать по тем местам, где когда-то довелось жить мне и где жила миссис Талбойс, – воля ваша. Но хочу вас предупредить, что буйная фантазия может довести до сумасшедшего дома даже разумного на первый взгляд человека.
При этих словах Роберт вздрогнул и отошел на несколько шагов от колодезного столба. «Чтобы замести следы преступления, она готова совершить новое, – подумал он. – Она употребит все свое влияние на сэра Майкла, чтобы объявить меня невменяемым».
Не могу назвать мистера Одли трусом, однако при воспоминании обо всех ужасных поступках, совершаемых женщинами с того дня, когда Ева встретила Адама в Эдемском саду, у него предательски дрогнуло сердце. Что, если адская сила притворства окажется сильнее правды и сокрушит его? Эта женщина не пощадила Джорджа Талбойса, когда тот встал у нее на пути. Пощадит ли она того, от кого исходит гораздо большая опасность? Разве пропорциональны красота и грация женщин их милосердию и доброте? Разве не поплатился месье Мазер де Латюд, которому не повезло оскорбить совершеннейшую мадам де Помпадур, пожизненным заключением? Он дважды бежал из тюрьмы – и вновь оказывался в неволе, доверившись запоздалой щедрости своего прекрасного врага.
Роберт Одли посмотрел на бледное лицо стоявшей перед ним женщины, светлое и прекрасное, с сияющими голубыми глазами, в которых горел странный и опасный огонек, и вздрогнул, вспомнив сотни историй о женском вероломстве.