– Алисия, дорогая, я буду очень рад, если ты выполнишь мою просьбу. Дело в том, что я в некоторой степени ответственен за случившееся. Постарайся вернуть моему дяде радость жизни. Сделай это, и я стану любить тебя, как ни один брат не любил свою сестру, хотя чувство мое никогда не сравнится с любовью бедного сэра Гарри Тауэрса!
Алисия стояла, опустив голову, и Роберт не видел ее лица, а когда он закончил говорить, кузина с улыбкой на него посмотрела. У нее в глазах сверкали слезы.
– Хороший ты человек, Боб, – сказала девушка. – А я-то, бестолковая, все сердилась на тебя…
– Почему?
– Потому что глупая. Ладно, что уж теперь. Я сделаю все, как ты велел, и не моя вина, если бедный папочка не сможет забыть о своих горестях. Я готова поехать с ним хоть на край света, лишь бы ему стало легче. Пойду собирать вещи. Уезжать надо сегодня вечером?
– Да, дорогая, вряд ли твой отец захочет провести ночь под этой крышей.
– Почтовый поезд отправляется в двадцать минут десятого. Значит, чтобы успеть на него, мы должны выехать через час. Надеюсь, мы еще увидимся с тобой, Роберт.
– Да, милая, конечно.
Алисия убежала в свою комнату, призвала горничную и начала готовиться к неожиданному путешествию, конечной цели которого не знала сама. Девушка чрезвычайно прониклась поручением, которое возложил на нее Роберт. Она помогала собирать чемоданы и привела горничную в совершенное замешательство, запихивая шелковые платья в шляпные коробки, а атласные туфельки – в несессер. Алисия ходила по комнатам, собирая рисовальные принадлежности, ноты, шитье, расчески, драгоценности, флакончики с духами, словно ей предстояла поездка в дикие места, лишенные элементарных признаков цивилизации. При этом она все гадала, что же такое случилось у отца, и немного думала о Роберте, которого узнала сегодня с совершенно иной стороны.
Мистер Одли поднялся наверх следом за кузиной. Подойдя к дядюшкиной гардеробной, он постучал в дверь и прислушался, с волнением ожидая ответа. Сердце его билось громко и тревожно. Прошло несколько мгновений, дверь распахнулась, и на пороге появился сэр Майкл. В глубине комнаты камердинер собирал чемоданы, готовясь к неожиданному отъезду. Сэр Майкл вышел в коридор.
– Ты хочешь сказать мне что-то еще, Роберт? – вполголоса спросил он.
– Я пришел осведомиться, не нужна ли вам помощь. Вы едете в Лондон почтовым поездом?
– Да.
– Где вы остановитесь?
– В отеле «Кларендон», там меня знают.
– Кстати, Алисия собирается ехать с вами.
– Алисия?
– Она не хотела бы здесь оставаться, пока… Ей лучше уехать…
– Да-да, понимаю, – перебил сэр Майкл. – Но неужели ей обязательно ехать со мной?
– Ей некуда ехать, а кроме того, ей будет вас недоставать.
– Что ж, тогда пусть едет, – согласился сэр Майкл.
Он произнес это странным, сдавленным голосом, с явным усилием, словно ему было больно говорить, словно самые обычные дела превратились для него в жестокую пытку.
– Отлично, дорогой дядюшка. Значит, решено. К девяти часам вечера Алисия будет готова к отъезду.
– Пусть бедная девочка поступает как угодно, – пробормотал сэр Майкл. – Пусть едет, если хочет.
Он тяжело вздохнул, вспомнив, как порою пренебрегал своим единственным ребенком ради той, кого оставил сейчас внизу, в комнате, освещенной отблесками камина.
– Мы еще увидимся до вашего отъезда, – сказал Роберт, – а пока я вас покидаю.
– Погоди! – окликнул его сэр Майкл. – Ты рассказал Алисии?
– Нет. Сказал только, что вы решили уехать на некоторое время.
– Правильно, мой мальчик, молодец, – промолвил надтреснутым голосом сэр Майкл и протянул руку.
Молодой человек схватил ее обеими руками и поднес к губам.
– Ах, сэр, прощу ли я себя? Как я мог навлечь на вас такое горе?
– Оставь, Роберт, ты поступил правильно, совершенно правильно. Пусть господь в милосердии своем отнимет мою несчастную жизнь еще до наступления ночи, но тебе не за что упрекнуть себя.
С этими словами сэр Майкл скрылся за дверью гардеробной, а молодой адвокат прошел в вестибюль и остановился на пороге комнаты, где оставил Люси, леди Одли, Элен Талбойс, жену своего погибшего друга.
Она так и лежала на полу на том самом месте, где корчилась у ног супруга, рассказывая преступную историю. Роберт даже не посмотрел, в обмороке она или просто лежит без сил, сраженная несчастьем. Он вернулся в вестибюль и кликнул горничную, кокетливую девицу с ленточками, которая испуганно ахнула и всплеснула руками, увидев, в каком бедственном состоянии пребывает ее госпожа.
– Леди Одли серьезно больна, – сказал молодой адвокат. – Отведите ее в спальню и проследите, чтобы она там оставалась. Будет лучше, если вы пробудете около нее всю ночь. И не позволяйте ей истощать силы разговорами!
Миледи приняла помощь горничной и, опершись на руку девушки, встала. Ее золотые волосы беспорядочно рассыпались по алебастровым плечам, а в глазах горел странный огонь.
– Уведите меня отсюда, – простонала она. – Уведите и дайте уснуть. Мой мозг пожирает пламя!
Покидая комнату, она спросила, обращаясь к Роберту:
– Сэр Майкл уехал?
– Уедет через полчаса.
– Погиб ли кто-нибудь во время пожара в Маунт-Станнинге?
– Нет.
– Я рада.
– Хозяин постоялого двора, Люк Маркс, получил сильные ожоги и лежит в тяжелом состоянии в доме своей матери. Надеюсь, он выкарабкается.
– Хорошо, что ни одна жизнь не загублена. Спокойной ночи, мистер Одли.
– Завтра я хотел бы встретиться с вами и поговорить. Это займет не более получаса, миледи.
– В любое время, когда вам будет угодно. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Миледи с горничной ушли. Роберт Одли остался один, и его охватила странная растерянность. Он сел у камина, где догорали последние угли, и задумался о том, как переменился старый дом, ранее такой приятный и гостеприимный для всех, кто оказывался под его крышей. Тщетно пытаясь решить, что делать теперь, когда наступила развязка, молодой человек, усталый и беспомощный, погрузился в дрему, от которой его пробудил звук подъехавшего к дому экипажа.
Часы в вестибюле пробили девять. Роберт распахнул двери библиотеки. Алисия спустилась по лестнице со своей горничной, розовощекой деревенской девушкой.
– До свиданья, Роберт, – сказала кузина, протянув руку. – До свиданья, и да благословит тебя господь! Не беспокойся, о папе я позабочусь.
– Я уверен, ты справишься. Храни тебя господь, милая девочка!
Во второй раз за вечер он коснулся губами ее светлого чела, во второй раз обнял – по-братски, без страстного восторга, как сделал бы это сэр Гарри Тауэрс.
В пять минут десятого спустился сэр Майкл в сопровождении камердинера – такого же хмурого и седовласого, как сам баронет. Он был бледен, но спокоен и сдержан. Протянув племяннику холодную, как лед, руку, сэр Майкл сказал, направляясь к выходу:
– Оставляю дело на твое усмотрение. Поступай, как считаешь нужным. Мне довольно того, что я услышал. Прошу только, не будь жесток, ты ведь знаешь, как я любил…
Он умолк, не окончив фразу.
– Знаю, сэр, – заверил его молодой человек. – Я все помню и постараюсь устроить ее наилучшим образом.
Предательская слеза затуманила его взор. Через минуту экипаж тронулся, и Роберт остался один в темной библиотеке. За каминной решеткой среди серого пепла мерцала малиновая искорка. Он сидел в одиночестве, пытаясь еще раз осознать происшедшее, осмыслить меру своей ответственности за судьбу несчастной женщины.
«Господи, – думал он, – вот мое наказание за никчемную и бесцельную жизнь, которую я вел до седьмого сентября минувшего года. Ты взвалил на мои плечи тяжкий груз, дабы я смирился перед оскорбленным провидением и признал, что человек не волен избирать свой жизненный путь. Не скажу: „Да будет безмятежен век мой и да проживу его, сторонясь несчастных, заблудших и одержимых, чей удел – вечная борьба“. Не скажу: „Укроюсь я в шатре своем, пока другие сражаются, и посмеюсь над глупцами, поверженными в тщетной распре“. Преисполненный смирения и страха, я сделаю то, что предначертал мне создатель. Тот, кому предназначена битва, да посвятит ей себя без остатка, и горе тому, кто пожелает скрыться, когда будет названо имя его, начертанное на скрижалях, когда набатный колокол призовет его на войну!»
В комнату вошел слуга, принес свечи и подбросил дров в камин. Роберт не двинулся с места. Он недвижно сидел у камина, как привык сидеть у себя в Фигтри-Корте: положив локти на подлокотники кресла и подперев подбородок. Лишь когда слуга, закончив работу, направился к выходу, Роберт поднял голову и спросил:
– Можно отсюда телеграфировать в Лондон?
– Отсюда – нет, а из Брентвуда можно, сэр.
Роберт взглянул на часы.
– Если желаете отправить телеграфное послание, сэр, – сказал слуга, – я переговорю с кем-нибудь из наших, и он доберется до Брентвуда верхом.
– Если так, я бы сделал это немедленно.
– Пожалуйста, сэр.
– Подождете, пока я напишу несколько строк?
– Да, сэр.
Слуга принес письменные принадлежности и разложил их перед гостем. Роберт окунул перо в чернильницу, задумчиво взглянул на горящую свечу и принялся писать. «От Роберта Одли, поместье Одли-Корт, графство Эссекс – Френсису Уилмингтону, Пейпер-билдингс, Темпл. Дорогой Уилмингтон, если у вас есть на примете специалист по маниакальным синдромам, который умеет хранить тайны, пожалуйста, телеграфируйте мне его адрес».
Запечатав письмо, Роберт Одли протянул слуге конверт и монету в один соверен.
– Пошлите кого-нибудь понадежнее, Ричардс. И пусть подождет – ответ придет часа через полтора.
Мистер Ричардс, который знал Роберта Одли с малолетства, отправился в людскую. В помещении для прислуги у жарко натопленного очага шло оживленное обсуждение событий минувшего дня. Догадки челяди не имели ничего общего с действительностью. Откуда они могли знать о тайной беседе в библиотеке, когда женщина, стоя на коленях, поведала их хозяину тайну своей грешной жизни? Они знали только то, что рассказал им камердинер сэра Майкла: когда он вошел, хозяин был бледен как смерть и говорил не своим голосом, не таким, как всегда; ему, Парсонсу, показалось, что сэр Майкл так слаб, что его можно сбить с ног голубиным перышком.