Для молодого адвоката это был последний день рая на земле. Впереди его ждала долгая череда унылых дней, ночей, недель и месяцев – до самого первого сентября, когда открывался охотничий сезон и он мог вновь появиться в Дорсетшире. Энергичные краснощекие сквайры и солидные вдовцы под пятьдесят могли воспользоваться этим длительным промежутком времени и нанести ему, Роберту Одли, непоправимый ущерб. Неудивительно, что он обдумывал эти мрачные перспективы в совершенном отчаянии и в то утро представлял собой не слишком интересного партнера для прогулок по саду.
И лишь когда солнце покатилось за горизонт, а мистер Харкурт Талбойс заперся в библиотеке для юридического разбирательства какого-то дела в обществе адвоката и фермера-арендатора, Роберт Одли преодолел свою печаль и немного успокоился. Стоя рядом с Кларой у высокого окна гостиной, он наблюдал, как темнеет небо и с каждой минутой все ярче розовеет закат. Хотя вдали уже маячила тень экспресса, который завтра утром умчит его в Лондон, рядом с Кларой Талбойс молодой человек чувствовал себя счастливым, забыв о прошлом, не страшась будущего.
Они и сейчас говорили о том, что всегда их связывало, – о Джордже. Сегодня в голосе Клары слышалась особенная грусть. Да и как ей было не грустить, зная, что даже если ее брат жив – а этого она не знала наверняка, – то он странствует где-то вдали и везде, где бы он ни оказался, его преследуют воспоминания о несправедливостях жизни.
– Не верю, что папа так легко смирился с исчезновением моего брата, ведь он любит Джорджа. Вы сами могли в этом убедиться, мистер Одли! Будь я мужчиной, я бы поехала в Австралию, отыскала брата и вернула его домой!
Она перевела взгляд на темнеющее небо.
– Хотите, я отправлюсь на поиски вашего брата? – дрожащим голосом промолвил Роберт, тронув ее за плечо.
– Вы? – Клара повернула голову и сквозь слезы взглянула на него. – Вы, мистер Одли? Разве я вправе ожидать от вас такой жертвы?
– А разве есть на свете жертва, которую я не принес бы ради вас, Клара? Я бы отправился на край земли, зная, что награда за труды – ваша благодарность! Я пройду Австралию вдоль и поперек, чтобы найти вашего брата, только скажите; и не вернусь живым, если не приведу его с собой, чтобы получить заслуженную награду.
Клара опустила голову и несколько мгновений молчала, не находя нужных слов.
– Вы очень добры, мистер Одли, – наконец промолвила она, – но это слишком щедрое предложение, и мне вряд ли когда-нибудь удастся по достоинству отблагодарить вас. Нет, по какому праву смогу я принять такую жертву?
– По праву, что сделало меня вашим рабом навеки, Клара, по праву моей любви к вам! – воскликнул Роберт, встал на колени – получилось это, признаться, довольно неуклюже – и, припав к изящной нежной руке, скрытой складками шелкового платья, осыпал ее страстными поцелуями. – Я люблю вас, Клара, люблю всем сердцем. Можете позвать отца, можете сию же минуту выгнать меня из вашего дома, – я все равно люблю вас и буду любить вечно, хотите вы того или нет!
Клара высвободила руку, и в следующее мгновение эта рука легко и трепетно легла на темные волосы Роберта.
– Клара, Клара! – умоляюще проговорил он. – Я поеду в Австралию и разыщу вашего брата!
Ответа он не услышал. В таких случаях молчание бывает красноречивее слов. Каждый миг – молчаливое признание, каждая пауза – нежная исповедь.
– Или поедем вдвоем, любимая? Как муж и жена? Давай поедем и найдем нашего брата вместе?
Зайдя в комнату четверть часа спустя, мистер Харкурт Талбойс застал Роберта одного и вынужден был выслушать признание, чрезвычайно его удивившее. Подобно всем самонадеянным людям, он совершенно не замечал того, что происходило у него под носом, и был искренне убежден, что гостя задержали так надолго в Дорсетшире именно его общество и спартанский уклад жизни.
Увы, ему пришлось разочароваться, однако разочарование это он перенес удивительно легко, со стоическим удовлетворением таким поворотом событий.
Роберт решил съездить в Лондон, проведать свои апартаменты в Фигтри-Корте и узнать, какие суда отплывают из Ливерпуля в Сидней в июне.
Он выехал из Грейндж-Хит после ланча и вошел в свой дом лишь с наступлением сумерек. Миссис Мэлони, как обычно субботними вечерами, усердно мыла лестницу, и Роберту пришлось подниматься в квартиру в облаках мыльного пара.
– Вам тут уйма писем пришла, ваша честь, – сказала прислуга, вставая с колен и прижимаясь к стене, чтобы пропустить Роберта. – И еще посылки и один джентльмен, он сто раз уже приходил и сейчас вас ждет: я ему сказала, что вы написали и велели проветрить комнаты.
Роберт открыл дверь и вошел в гостиную. Канарейки пели прощальную песнь заходящему солнцу, а на листьях герани мерцали светло-желтые пятна света. Гость сидел спиной к окну, опустив голову на грудь. Роберт вошел в комнату – и вскрикнул от радости и удивления, увидев потерянного друга, Джорджа Талбойса.
В тот вечер друзья многое рассказали друг другу. Роберт вскользь коснулся темы, болезненной для его близких, осторожно упомянув о несчастной женщине, которой суждено доживать остаток своих дней в тихом бельгийском городке. Джордж, в свою очередь, кратко описал, что случилось с ним в солнечный день седьмого сентября прошлого года, когда он, оставив спящего друга у ручья, где они ловили форель, отправился в Одли-Корт, чтобы изобличить неверную жену, козни которой разбили его сердце.
– Господь свидетель: с той минуты, когда предательская рука толкнула меня в колодец, я больше всего думал о том, чтобы избавить эту женщину от наказания. Я упал на дно колодца, ободрав в падении плечо и сломав правую руку, и лежал в грязи, растерянный и ошеломленный, однако уже через несколько минут пришел в себя от зловония и понял, что если не выберусь оттуда, то мне конец. К счастью, Австралия пошла мне на пользу – я научился лазать, как кошка. Колодец был сложен из грубо отесанных, неровных камней, и я карабкался наверх, вставляя ноги в расщелины, упираясь спиной в стену и помогая себе руками, то есть левой рукой. Трудная это была работа, Боб, и странно, что человек, убеждавший себя и других в том, что ему жить надоело, потратил столько сил на спасение этой самой жизни. Думаю, я выбирался наверх около получаса, хотя мне показалось, что прошла целая вечность. Чтобы уйти незамеченным, я спрятался в кустах до наступления темноты. Остальное тебе наверняка рассказал человек, который меня нашел.
– Да, он мне все рассказал, дружище.
В Австралию Джордж так и не вернулся. Он действительно взошел на борт корабля «Виктория Регия», а после обменял билет и перешел на другое судно той же компании, направлявшееся в Нью-Йорк, где оставался до тех пор, пока мог выносить добровольную разлуку со всеми, кого любил.
– Нью-Йорк встретил меня тепло, – сказал он, заканчивая свой рассказ. – На жизнь хватало, ведь мне много не нужно. Возникни нужда, я отправился бы на золотые прииски в Калифорнию. Я мог бы найти там много друзей, если бы захотел. Беда в том, что я носил в груди старую пулю, и разве могли меня понять новые друзья, ничего не знавшие о моем горе? Я тосковал по твоей дружеской руке, Боб, которая вывела меня из самого темного лабиринта моей жизни.
Глава XLI. Мир
Прошло два года с того майского вечера, когда Роберт нашел своего старого друга. Мечта мистера Одли воплотилась в небольшой рощице между Теддингтон-Локс и Хэмптон-Бридж, где прячется в зелени сказочный деревянный домик с решетчатыми окнами, выходящими на реку. На берегу, среди лилий и камыша, можно увидеть храброго мальчугана лет восьми, играющего с годовалым ребенком. Он берет малыша на руки и наклоняет над водой, и тот удивленно рассматривает свое отражение в спокойной воде.
Мистер Одли пользуется в этом доме огромным уважением. Когда он устраивает показательный процесс «Хоббс против Ноббса», с юмором цитируя любовную переписку неверного Ноббса, достопочтенные члены высокого суда покатываются со смеху. Красивый темноглазый мальчик – Джордж Талбойс-младший – пока не дорос до Итона и беззаботно ловит головастиков в прозрачной воде под увитыми плющом стенами академии. Он регулярно приходит в сказочный домик повидаться с отцом, который живет там с сестрой и ее мужем. Джорджи очень любит своего дядю Роберта, тетю Клару и хорошенького малыша; тот лишь недавно научился ходить. Зеленая лужайка перед домом спускается к пристани с лодочным сараем, где Роберт и Джордж швартуют свои прогулочные лодки.
Сюда часто приходят гости: веселая, жизнерадостная девушка и ее отец, седобородый джентльмен, мужественно, как и подобает христианину, перенесший выпавшие на его долю испытания.
Минуло уж больше года с тех пор, как на имя Роберта Одли пришло письмо с черной траурной каймой, написанное на иностранной бумаге, сообщавшее, что в далеком бельгийском городке Вильбрюмьезе тихо скончалась после продолжительной болезни некая мадам Тейлор.
Летом тысяча восемьсот шестьдесят первого года в доме стал появляться еще один гость, искренний и благородный молодой человек. Он тетешкает малыша, играет с Джорджи и отлично управляется с лодками – они никогда не стоят без дела, если в Теддингтон приезжает сэр Гарри Тауэрс.
Рядом с эллингом построен просторный павильон, где джентльмены курят летними вечерами, пока Клара и Алисия не позовут их на лужайку пить чай и есть клубнику со сливками.
Одли-Корт заперт. В печальном особняке, где когда-то раздавался серебристый смех миледи, безраздельно правит суровая старая экономка. Портрет леди Одли, написанный художником-прерафаэлитом, занавешен, а Вауэрман, Пуссен и Кейп покрываются пылью. Дом часто показывают любопытствующей публике – баронет об этом не знает, – и люди, восхищаясь апартаментами миледи, задают множество вопросов, интересуясь золотоволосой красавицей, скончавшейся за границей.
Сэр Майкл не спешит возвращаться в родовое гнездо, где когда-то считал себя самым счастливым человеком на свете. Он решил пожить в Лондоне, пока Алисия не станет леди Тауэрс, а затем переедет в дом, который недавно купил в Хартфордшире, по соседству с имением зятя.