— Вообще говоря, отмеченный срок. Практикуется с середины прошлого века. Тогда это использовали все крупные банкирские дома, прежде всего Ротшильды, чтобы можно было следить за движением денег между странами.
— Благодарю. А что это значит в данном случае?
— Отдельно запечатанные инструкции, которые надлежит вскрыть и выполнить, когда данный счет будет востребован.
— Востребован?
— Фонды сняты или переведены.
— А если я просто подойду к кассиру, предъявлю свою банковскую книжку и запрошу деньги?
— На банковском компьютере появятся две звездочки. Вас направят ко мне.
— Меня и так к вам направили. Оператор соединил меня с вашим кабинетом.
— Чистая случайность. В отделе иностранных служб еще двое служащих. Если бы вас соединили с одним из них, согласно карточке, вас все равно направили бы ко мне. Я старший служащий.
— Ясно. — Но Борн не был уверен, что ему ясно. Тут оставался какой-то пробел, его надлежало заполнить. — Минутку. Вы ничего не знали об этой карточке, когда счет принесли к вам в кабинет.
— Почему я его запросил? — перебил его д’Амакур, предупреждая вопрос. — Мсье, рассудите сами. Поставьте себя на мое место. Человек звонит и называется, потом говорит, что дело касается четырех с лишним миллионов франков. Четыре миллиона. Как тут не озаботиться, чтобы оказать услугу? Слегка обойти правила?
Глядя на элегантного банкира, Джейсон понял, что тот сказал ему нечто вполне само собой разумеющееся.
— Инструкции. В чем они состоят?
— Начнем с номера телефона, в справочнике, разумеется, не записанного. Надо было позвонить и передать всю информацию.
— Вы помните этот номер?
— Я поставил себе за правило запоминать такие вещи.
— Не сомневаюсь. Так что это за номер?
— Я должен подстраховаться, мсье. Где еще могли бы вы его узнать? Я ставлю такой вопрос… как бы это сказать… риторически.
— Из чего следует, что у вас есть ответ. Так где я его узнал? Если до этого когда-нибудь дойдет дело.
— В Цюрихе. Вы заплатили очень высокую цену кому-то, чтобы он нарушил не только строжайшие правила, действующие на Банхофштрассе, но и законы Швейцарии.
— У меня есть подходящий человек, — сказал Борн, вспомнив лицо Кёнига, — он уже совершил это преступление.
— В «Гемайншафтбанке»? Вы шутите?
— Нисколько. Его зовут Кёниг, он сидит на третьем этаже.
— Я это запомню.
— Не сомневаюсь. Номер.
Д’Амакур назвал номер, и Джейсон записал его на салфетке.
— Как я могу быть уверенным, что тут нет ошибки?
— У вас есть неплохая гарантия. Мне пока что не заплачено.
— Этого достаточно.
— А поскольку существо нашего разговора имеет свою цену, я должен сказать вам, что это второй телефонный номер. Первый был отменен.
— Объясните.
Д’Амакур наклонился вперед:
— Фотостат оригинала карточки прибыл вместе с курьерским переводом. Он был запечатан в черный кейс, зарегистрирован и подписан старшим регистратором. Карта была завизирована одним из партнеров «Гемайншафтбанка» и заверена у обычного швейцарского нотариуса. Инструкция проста и совершенно ясна. По любому вопросу, касающемуся счета Джейсона Борна, следовало немедленно позвонить в Соединенные Штаты и сообщить все подробности… Здесь карта была изменена, номер в Нью-Йорке устранен, а вместо него вписан парижский.
— Нью-Йорк? — перебил его Борн. — Откуда вы знаете, что это Нью-Йорк?
— Телефонный код был помещен в скобках перед номером, он остался нетронутым. Код 212. Как вице-президент, ведающий иностранными службами, я набираю его каждый день.
— Довольно небрежно поработали.
— Возможно. Замену могли сделать в спешке или недостаточно внимательно. С другой стороны, невозможно изъять что-либо из инструкций без повторного обращения к нотариусу. Принимая во внимание число телефонов в Нью-Йорке, рисковали не сильно. Во всяком случае, я получил возможность задать один-два вопроса. Всякое изменение для банкира — проклятье. — Д’Амакур допил свой стакан.
— Хотите повторить? — спросил Джейсон.
— Нет, спасибо. Это затянуло бы наш разговор.
— Но вы замолчали.
— Я думаю, мсье. Быть может, прежде чем я продолжу, вам следует вообразить некую приблизительную цифру.
Борн посмотрел на него изучающе.
— Допустим, пять, — сказал он.
— Пять чего?
— Пятизначное число.
— Продолжаю. Я разговаривал с женщиной…
— С женщиной? С чего вы начали?
— С правды. Я вице-президент банка Валуа и следую инструкциям, полученным из банка «Гемайншафт» в Цюрихе. Что еще тут было говорить?
— Продолжайте.
— Я сказал, что у меня был разговор с человеком, назвавшимся Джейсоном Борном. Она спросила меня, как давно это было, и я ответил, что несколько минут тому назад. Тогда ей очень захотелось узнать о сути нашего разговора. Именно по этому поводу я высказал свои сомнения. Карта прямо указывала, что звонить надо было в Нью-Йорк, а не в Париж. Естественно, она сказала, что это не моя забота и что замена подтверждена подписью и не хочу ли я, чтобы в Цюрихе узнали, что служащий банка Валуа отказывается следовать инструкциям банка «Гемайншафт».
— Ладно, — перебил его Джейсон, — кто она такая?
— Не имею понятия.
— Вы хотите сказать, что вы с ней разговаривали и она вам этого не сказала? И вы не спросили?
— Такова особенность карты. Если имя называется — отлично. Если нет, его не спрашивают.
— Но про номер телефона вы спросили.
— Это просто уловка: мне нужна была информация. Вы перевели четыре с половиной миллиона, сумма значительная, и, стало быть, вы влиятельный клиент, за которым, возможно, стоят еще более мощные силы… Тут артачишься, потом соглашаешься, потом опять артачишься, чтобы опять согласиться. Так кое-что и узнаешь. Особенно если в разговоре с тобой проявляют беспокойство. А она проявляла, я вас уверяю.
— Что вы узнали?
— Что вас считают человеком опасным.
— В каком смысле?
— Никаких уточнений не последовало. Но то, что был использован такой термин, побудило меня спросить, отчего этим не занялась Сюрте.[47] Ответ был чрезвычайно интересным: «Он вне пределов компетенции Сюрте и Интерпола».
— Что вы из этого заключили?
— Что это крайне сложное дело, где открывается масса возможностей. Однако после начала нашего с вами разговора я пришел к другому заключению.
— К какому же?
— Что вам следует хорошо заплатить мне, поскольку я должен быть крайне осторожен. Те, что вас ищут, тоже могут оказаться вне пределов компетенции Сюрте и Интерпола.
— Об этом мы еще поговорим. Вы сказали той женщине, что я собираюсь к вам?
— Сказал, что вы будете через четверть часа. Она попросила меня немного подождать у аппарата, сказав, что скоро вернется к телефону. Она явно звонила куда-то еще. Вернулась она с окончательными инструкциями. Вас следовало задержать в моем кабинете, пока к моему секретарю не подойдет человек, который спросит о цюрихском деле. А когда вы выйдете, на вас надо будет указать кивком или жестом. Ошибки быть не должно. Конечно, тот человек явился, а вы, конечно, не пришли, и он вместе с помощником ждал вас около кассовых кабин. Когда вы позвонили и сказали, что летите в Лондон, я вышел из кабинета, чтобы найти этого человека. Моя секретарша указала мне на него, и я ему все про вас сказал. Остальное вы знаете.
— Вам не показалось странным, что меня нужно было опознать?
— Не столько странным, сколько чрезмерным. Карта — это одно дело, телефонные звонки, заочные разговоры, но чтобы так прямо и открыто ввязываться — это уже совсем другое. Я так и сказал той женщине.
— Что она вам на это ответила?
Д’ Амакур прокашлялся:
— Она дала понять, что сторона, которую она представляет, — а ее возможности по сути подтверждались самой картой, — не забудет моей помощи. Видите, я ничего не утаиваю от вас… Похоже, что они не знают, как вы выглядите.
— В банке был человек, который меня видел в Цюрихе.
— Тогда его компаньоны не доверяют тому, что он видел. Или, возможно, тому, что он думает, что видел.
— Почему вы это говорите?
— Одно простое наблюдение, мсье. Женщина настаивала. Поймите, я усиленно возражал против открытого участия. Это не предусматривается картой. Она сказала, что у них нет вашей фотографии. Конечно, очевидная ложь.
— Вы полагаете?
— Разумеется. На всех паспортах есть фотографии. Где это вы видели такого иммиграционного служащего, которого нельзя было бы подкупить или одурачить? Десять секунд в помещении паспортного контроля, снимок с фотографии — все это можно устроить. Нет, они допустили серьезный промах.
— Думаю, да.
— А вы, — продолжал д’Амакур, — только что сказали мне еще кое-что. Да, вы действительно должны мне очень хорошо заплатить.
— Что я вам сказал только что?
— Что у вас паспорт не на имя Джейсона Борна. Кто вы, мсье?
Сначала Джейсон ничего не ответил, вновь повертев стакан, он сказал:
— Тот, кто может вам немало заплатить.
— Вполне достаточно. Вы просто клиент по имени Борн. А мне надо быть осторожным.
— Мне нужен номер телефона в Нью-Йорке. Вы можете его для меня раздобыть? Тут можно рассчитывать на крупную премию.
— Я бы с радостью. Но не представляю, как это сделать.
— Это можно выудить из карты. С помощью мощной лупы.
— Когда я сказал, что номер был устранен, я не имел в виду — зачеркнут. Он был вырезан.
— Тогда кто-то в Цюрихе им владеет.
— Или он был уничтожен.
— Последний вопрос, — сказал Джейсон, теперь он хотел поскорее закончить разговор, — он, кстати, касается вас. Только так вам может быть заплачено.
— Вопрос, разумеется, будет принят во внимание. В чем дело?
— Если я покажусь в банке Валуа, не позвонив вам, не предупредив вас, должны ли вы снова позвонить по тому телефону?
— Да. С картой не считаться нельзя, она исходит из мощных учреждений. Может последовать увольнение.