Лифт с грохотом и скрипом доехал до шестого этажа. Джейсон глубоко вздохнул и подошел к двери. Главное — избежать театральных сцен, не насторожить ее словом или взглядом. Хамелеон должен раствориться в той части леса, где не найти следов зверя. Он знал, что скажет, но все обдумал и составил записку, которую ей напишет.
— Почти весь вечер там проторчал, — говорил он, обняв ее, гладя темно-каштановые волосы, баюкая у себя на плече ее голову и… терзаясь болью, — любовался на доходяг продавщиц, слушал всякое идиотское щебетание и пил кислую жижу, которая у них сходит за кофе. Напрасно время потратил. Зоопарк какой-то! Обезьяны и павлины разыграли целый спектакль, но не думаю, чтобы кто-то действительно что-нибудь знал. Есть один подозрительный тип, но он может оказаться просто охотником на американцев.
— Он? — спросила Мари, понемногу успокаиваясь.
— Человек, который сидит у них за пультом, — сказал Борн, силясь избавиться от слепящих взрывов, тьмы и бушующего ветра, возникших в его воображении вместе с лицом, которого он не знал, но хорошо себе представлял… Теперь этот человек был только средством; Борн отогнал воображаемые картины. — Я договорился встретиться с ним около полуночи в кафе на улице Отфёй.
— Что он сказал?
— Очень мало, но достаточно, чтобы меня заинтересовать. Я видел, как он за мной наблюдал, когда я там задавал вопросы. Народу было много, поэтому я мог крутиться довольно свободно, разговаривать с продавцами.
— Задавал вопросы? О чем?
— Да обо всем, что в голову приходило. В основном об управляющей, или как там она называется. Принимая во внимание то, что произошло сегодня днем, будь она прямым связным Карлоса, ей бы полагалось биться в истерике. Я ее видел: ничего подобного, она вела себя так, словно за весь день только и было событий, что хорошая выручка.
— Но она, как ты выразился, прямой связной. Д’Амакур же объяснил. Карта.
— Непрямой. Ей звонят и указывают, что надо сказать.
Собственно, подумал Джейсон, изобретенная им версия основана на действительности. Жаклин Лавье и в самом деле не была прямым связным.
— Нельзя же просто так задавать вопросы, не вызывая подозрений, — возразила Мари.
— Можно, — ответил Борн, — если ты американский писатель, готовящий журнальную статью про магазины на Сент-Оноре.
— Отлично, Джейсон.
— Сработало. Всем хочется прославиться.
— Что ты узнал?
— Подобно большинству таких заведений, «Классики» имеют свою клиентуру, состоятельную, почти все знакомы друг с другом, и, конечно, дело не обходится без супружеских интриг и адюльтеров. Карлос знал, что делает, это регулярная служба ответов на звонки, но не из тех номеров, которые можно найти в телефонных справочниках.
— Тебе это там рассказали? — Мари взяла его за руку и посмотрела в глаза.
— Не так подробно, — сказал он, уловив недоверие. — Разговоры вертелись в основном вокруг таланта этого Бержерона, но слово за слово… Можно составить общую картину. Похоже, все сходится к управляющей. Насколько я понял, она кладезь светской информации, хотя сама она, вероятно, смогла бы мне сказать лишь, что оказала кому-то услугу — выполнила заказ и — что этот кто-то оказался кем-то другим, который оказал еще одну услугу кому-то третьему. Возможно, источник проследить не удастся, но ничего другого я узнать не сумел.
— Зачем тогда эта встреча сегодня ночью?
— Он подошел ко мне, когда я прощался, и сказал одну очень странную вещь. — Джейсону не пришлось выдумывать эту часть своей басни. Он прочитал фразу в записке, полученной в элегантном ресторане в Аржантей меньше двух часов тому назад. — Он сказал: «Быть может, вы тот, за кого себя выдаете, а быть может, и нет». И предложил попозже выпить вдвоем где-нибудь подальше от Сент-Оноре.
Борн видел, как сомнения Мари отступают. Он добился своего, она поверила тому, что он наплел. А почему бы и нет? Он же был весьма квалифицирован, очень изобретателен. Похвала не вызвала омерзения: он же Каин.
— А вдруг он тот, кого ты ищешь, Джейсон. Ты сказал, тебе нужен кто-то один. Возможно, это он и есть.
— Увидим. — Борн посмотрел на часы. Отсчет времени до его ухода начался, путь назад отрезан. — У нас почти два часа. Где ты оставила чемоданчик?
— В «Мерисе». Я там зарегистрировалась.
— Давай его заберем и поужинаем. Ты ведь еще не ела?
— Нет… — Мари недоуменно взглянула на него. — А зачем забирать? Там он будет в полной сохранности, нам не придется беспокоиться.
— Придется, если понадобится в спешке уносить ноги, — сказал он почти грубо, подходя к столу.
Теперь главное не переборщить. Следы трений постепенно проникнут в разговор, во взгляды, в прикосновения. Ничего тревожащего, никакого ложного героизма; она раскусит эту тактику. Пусть будет сказано ровно столько, чтобы она угадала правду, когда прочтет эти слова: «Дело сделано. Я нашел свои стрелки…»
— Что случилось, дорогой?
— Ничего. — Улыбка хамелеона. — Просто я устал и немного обескуражен.
— Почему? Вечером ты встретишься с оператором из салона. Может, это тебя куда-нибудь выведет. И ты уверен, что эта женщина — связная Карлоса. Хочет она того или нет, ей придется тебе что-нибудь сказать. Это бы должно доставить тебе некое мрачное удовлетворение.
— Не уверен, что смогу объяснить, — сказал Джейсон, глядя на ее отражение в зеркале. — Надо, чтобы ты поняла, что я там нашел.
— Что ты нашел? — Вопрос.
— Что я нашел. — Ответ. — Это другой мир, — продолжал Борн, взяв бутылку виски и стакан. — Другие люди. Все так мягко, красиво, легкомысленно. Уйма крохотных светильничков и черный бархат. Всерьез принимаются только сплетни и собственные прихоти. Любой из этих вертопрахов, включая и управляющую, может оказаться связным Карлоса и не знать об этом, даже не догадываться. Карлос должен, использовать подобных людей. На его месте любой бы использовал, включая меня… Вот что я обнаружил, и это обескураживает.
— Напрасно. Что бы ты ни считал, эти люди принимают очень обдуманные решения. Потворство собственным прихотям, о котором ты говоришь, как раз того требует: они думают. А знаешь, что думаю я? Я думаю, что ты устал, проголодался и что тебе надо немного выпить. Лучше бы этой ночью ты никуда не ходил, для одного дня и так хватает.
— Я не могу не пойти, — сказал он резко.
— Хорошо, не можешь, — защищаясь, согласилась она.
— Прости, я уже на пределе.
— Да, я знаю. — Она направилась в ванную. — Я освежусь, и мы пойдем. Налей себе чего-нибудь покрепче, дорогой. А то ты уже показываешь когти.
— Мари?
— Да?
— Постарайся меня понять. Меня беспокоит то, что я там нашел. Я думал, будет иначе. Легче.
— Пока ты искал, я тебя тут ждала, Джейсон. Ничего не зная. Это было тоже нелегко.
— Я думал, ты хотела позвонить в Канаду. Ты не звонила?
Она на мгновение задержалась.
— Нет, — сказала она, — было уже поздно.
Дверь ванной закрылась. Борн подошел к столу, открыл ящик, взял бумагу и шариковую ручку и написал:
«Дело сделано. Я нашел свои стрелки. Возвращайся в Канаду и ради нас обоих никому не говори ни слова. Я знаю, где тебя найти».
Он сложил лист и сунул в конверт, потом достал бумажник, вынул французские и швейцарские банкноты, опустил в конверт и заклеил его. Сверху написал: «Мари».
Ему отчаянно хотелось добавить: любимая, моя безмерно любимая.
Но он этого не сделал. Не имел права.
Дверь ванной открылась. Он положил конверт в карман пиджака.
— Ты быстро.
— Разве? А мне показалось, что нет. Что ты делаешь?
— Мне нужна была ручка, — сказал он, взяв ее со стола, — если у этого парня будет что мне рассказать, надо будет записать.
Мари увидела пустой и сухой стакан:
— Ты так и не выпил?
— Я обошелся без стакана.
— Понятно. Идем?
Они ожидали в коридоре, когда появится грохочущий лифт, молчание было неловким, в прямом смысле непереносимым. Он взял ее за руку. Она сжала его ладонь и посмотрела в глаза. Ее взгляд говорил, что ее самообладание подвергается проверке, а она не знает почему. Сигналы были посланы и получены, сигналы не настолько громкие и резкие, чтобы прозвучать сиреной тревоги, но она расслышала их. То был отсчет времени, жесткий и необратимый, предвестие его ухода.
О Господи! Я так тебя люблю. Ты рядом со мной, мы касаемся друг друга, а я умираю. Но ты не можешь умереть со мной. Не должна. Я Каин.
— Все будет хорошо, — сказал он.
С шумом подошла металлическая клеть. Джейсон открыл решетчатую латунную дверь и вдруг чертыхнулся вполголоса:
— Забыл!
— Что?
— Бумажник. Я оставил его в ящике письменного стола на случай, если на Сент-Оноре будет что-нибудь не так. Подожди меня в холле.
Он мягко втолкнул ее в лифт, нажав свободной рукой на кнопку.
— Я сразу вниз. — Он закрыл решетку, которая отрезала от него ее удивленный взгляд. Повернулся и быстро пошел обратно в номер.
Вынул конверт из кармана и положил на тумбочку рядом с лампой. Он смотрел на него, ощущая нестерпимую боль.
— Прощай, любовь моя, — прошептал он.
Борн ждал под моросящим дождем у отеля «Мерис» на улице Риволи, наблюдая за Мари через стеклянные входные двери. Она расписалась у стойки за свой чемоданчик и получила его. Теперь она явно спрашивала у слегка удивленного клерка свой счет, чтобы оплатить номер, который занимала меньше шести часов. Прошло минуты две, прежде чем счет был предъявлен. С очевидной неохотой. Гости «Мериса» так себя не ведут. Весь Париж остерегается таких нежелательных визитеров.
Мари вышла на улицу, в темноту и дымку моросящего дождя. Отдала ему чемоданчик с вымученной улыбкой и сказала, чуть задыхаясь:
— Этот человек мной не доволен. Уверена, что он думает, будто я использовала номер для каких-нибудь фокусов.
— Что ты ему сказала? — спросил Борн.
— Что у меня изменились планы, и все.