Снова двинувшись с места, Питер объяснил:
— Я не жалею. У меня было призвание свыше, и я последовал ему. У меня все еще есть это призвание и, думаю, всегда будет. Я знаю, тебе всегда было трудно понять.
— И все еще трудно.
— А ты знаешь, в чем ирония?
— В чем?
— Ты — одна из причин, почему я стал священником.
Теперь настала очередь Морин остановиться, как вкопанной.
— Я? Как? Почему?
— Устаревшие законы церкви отвратили тебя от веры. Так происходит все время, и так не должно быть. А сейчас есть ордены — молодые, образованные, прогрессивные ордены — пытающиеся принести духовность в двадцать первый век и сделать веру доступной для молодых людей. Я нашел это у иезуитов, когда работал в Израиле. Они пытались изменить те самые вещи, которые тебя оттолкнули. Я хотел быть частью этого. Я хотел помочь тебе снова обрести веру. Тебе и таким, как ты.
Морин, не отрываясь, смотрела на него, борясь с непрошеными слезами, которые подступили к глазам.
— Мне просто не верится, ты никогда не рассказывал мне об этом раньше.
Питер пожал плечами:
— Ты никогда не спрашивала.
…Предсмертные страдания Исы были жестоким мучением для всех нас, но для Филиппа они стали слишком тяжкой ношей, чтобы он мог справиться с ней. Он часто кричал во сне и не хотел сказать мне почему или позволить мне помочь ему. В конце концов, я узнала правду от Варфоломея, который поведал мне, что Филипп не хочет причинить мне боль такими ужасными воспоминаниями. Но каждую ночь Филиппа преследовала мысль о предсмертной агонии Исы, о нанесенных ему ранах.
Люди оказывают мне уважение, потому что я — единственная из нас, кто был свидетелем страданий Исы.
Во время нашего пребывания в Египте Варфоломей стал моим самым преданным учеником. Он хотел узнать как можно больше и как можно быстрее. Он жаждал, алкал знаний, как человек, умирающий от голода, алчет хлеба. Как будто самопожертвование Исы открыло в Варфоломее дыру, заполнить которую могли только учения Пути. Я знала, что у него особое призвание, он понесет слова Любви и Света по всему миру, и другие изменятся, благодаря нему. Так что каждую ночь, когда дети и все остальные спали, я учила Варфоломея тайному знанию. Ему следовало быть готовым, когда придет время.
Но я не знала, буду ли готова я. Я полюбила его как свою собственную плоть и кровь, и я боялась за него — ибо его красоту и чистоту другим не понять так, как поняли ее те, кто возлюбил его больше всех. Он был человеком бесхитростным.
Аркское Евангелие от Марии Магдалины,
Книга Учеников
Глава 7
Лангедок, Франция
22 июня 2005 года
За окнами высокоскоростного поезда мелькала буйная растительность сельской Франции. Морин и Питер даже не думали любоваться пейзажем; их внимание полностью поглощала кипа карт, книг и бумаг, разложенных перед ними.
— Et in Arcadia ego, — бормотал Питер, быстро чиркая на желтых листках блокнота. — Et… in… Arca-di-a… e-go…
Его вниманием завладела карта Франции, та самая, с красной линией, исходящей из центра. Он показал на линию.
— Смотри, здесь Парижский меридиан пересекает Лангедок, прямо в этом городе. Arques. Очень интересное название.
Питер произнес название города, «Арк», которое звучало очень похоже на «Ark», то есть «ковчег» по-английски.
— Как Ноев Ковчег или Ковчег Завета? — Морин очень заинтересовалась, куда бы это могло их привести.
— Точно. Слово «Ark» на латыни имеет несколько значений — чаще всего оно означает сосуд, но иногда могилу. Подожди минуту, давай посмотрим сюда.
Питер снова взял блокнот и ручку. Он начал машинально чертить «Et in Arcadia ego». Вверху он написал большими черными буквами: «ARK». Под ним он такими же буквами написал: «ARC».
Морин пришла идея.
— Хорошо, как насчет этого? ARC. ARC — ADIA. Может быть, это не ссылка на мифическое место Аркадию; может быть, тут несколько слов, написанных слитно? На латыни в этом есть какой-то смысл?
Питер написал заглавными буквами: ARC A DIA.
— Ну? — Морин не терпелось узнать. — Это что-нибудь значит?
— Может означать «Ковчег Бога». Чуть больше воображения, и получится «и в Божьем Ковчеге я».
Питер показал на карте город Арк.
— Ты хоть что-нибудь знаешь об истории Арка? Если с городом связана какая-нибудь священная легенда, то это могло означать «и в Божьем селении я». Натяжка, конечно, но лучше ничего не могу предложить.
— Поместье Синклера находится в окрестностях Арка.
— Да, но это не объясняет нам, почему Пуссен нарисовал эту картину четыреста лет назад, разве нет? Или почему ты слышала голоса в Лувре, когда смотрела на эту картину. Думаю, мы должны хотя бы на минуту посмотреть на все, что с тобой случилось, не оглядываясь на Синклера.
Питер стремился ослабить впечатление, которое Синклер произвел на Морин. У нее уже несколько лет бывали видения Магдалины, задолго до того, как она впервые услышала о Беранже Синклере.
Морин кивнула в знак согласия.
— Ну, допустим, что Арк по какой-то причине был известен как священная земля, как «Божье селение». Тогда Пуссен говорит нам, будто здесь, в Арке, находится что-то важное? Чем не теория? «И в Божьем селении я»?
Питер задумчиво кивнул:
— Вполне вероятно. Полагаю, стоит посетить окрестности Арка, как по-твоему?
Был базарный день, и в Кийане, городке у подножия Пиренеев, царила суета, какая обычно бывает во время этого еженедельного события. Жители Лангедока торопливо переходили от прилавка к прилавку, запасаясь свежими продуктами и рыбой, привезенной сюда с берегов Средиземноморья.
Морин и Питер шли через рыночную площадь. В руке Морин держала эстамп «Аркадских пастухов». Торговец фруктами узнал его и засмеялся, показывая на картину.
— А, Пуссен!
Он начал что-то им советовать, быстро тараторя по-французски. Питер попросил его говорить медленнее, пытаясь разобраться в указаниях. Десятилетний сын торговца, заметив смущение Морин, пока его отец разговаривал с Питером по-французски, решил опробовать свой хоть и ломаный, но понятный английский.
— Вы хотеть идти к могила Пуссена?
Морин взволнованно кивнула. До сих пор она даже не знала, что могила на картине действительно существует.
— Да. Oui!
— О-кей. Идите к главной дороге и вниз. Когда видите церковь, налево. Могила Пуссена — на холме.
Морин поблагодарила мальчика, потом сунула руку в сумочку и вытащила банкноту в пять евро.
— Merci, merci beaucoup, — сказала она мальчику, вкладывая купюру ему в руку. Мальчик широко улыбнулся.
— De rien, Madame! Bon chance, — крикнул им вслед торговец, когда Морин и Питер покинули площадь.
Его сын оставил за собой последнее слово:
— Et in Arcadia ego! — Мальчик рассмеялся и помчался тратить на конфеты свои только что заработанные евро.
Указания, полученные от отца и сына, в конце концов вывели их на правильную дорогу. Питер медленно вел машину, пока Морин изучала окрестности с пассажирского сидения.
— Там! Это оно? Там, на холме?
Питер остановил машину около пологого склона, поросшего невысокими деревьями и кустарником. Из-за кустов виднелся верхний край прямоугольного надгробного камня.
— Я видел отдельно стоящие надгробия в таком же стиле в Святой Земле. Некоторые из них есть в районе Галилеи, — объяснил Питер. Он на миг остановился, пораженный внезапно возникшей мыслью.
— В чем дело? — спросила Морин.
— Мне только что пришло в голову, что одно из них стоит на дороге в Магдалу. Оно очень похоже на это. Может быть, даже точно такое же.
Они пошли вдоль края дороги, разыскивая тропу, которая привела бы их к могиле. Они нашли такую заросшую тропинку. Морин остановилась в начале тропы и встала на колени.
— Посмотри сюда, на заросли. Это не живые растения.
Питер опустился на колени рядом с ней и поднял несколько веток и пучков травы, прикрывающих начало тропы.
— Ты права.
— Как будто кто-то намеренно пытался спрятать тропу, — заметила Морин.
— Может, это просто дело рук землевладельца. Возможно, он устал от людей вроде нас, которые шастают по его земле. Четыреста лет туризма кого угодно доведут до бешенства.
Они двигались осторожно, перешагивая через заросли и следуя за тропой на вершину холма. Когда перед ними внезапно появилось прямоугольное гранитное надгробие, Морин достала эстамп картины Пуссена и сравнила его с ландшафтом. Обломки скал позади надгробия, как в зеркале, отражались на картине.
— Они одинаковые.
Питер подошел к сооружению и провел рукой по поверхности надгробия.
— За исключением того, что надгробие гладкое, — заметил он. — Здесь нет надписи.
— Так надпись была выдумкой Пуссена? — Вопрос Морин остался висеть в воздухе, пока она обходила саркофаг. Заметив, что задняя часть надгробия покрыта кустарником и травой, Морин попыталась раздвинуть заросли. Взгляд на открывшуюся заднюю поверхность надгробия заставил ее крикнуть Питеру:
— Иди сюда! Ты должен это увидеть!
Питер обошел надгробие и помог ей отодвинуть заросли. Когда он увидел источник волнения Морин, он покачал головой, не веря своим глазам.
На задней поверхности надгробия был высечен рисунок из девяти кругов, окружавших центральный диск.
Он был идентичен узору на древнем кольце Морин.
Морин и Питер провели ночь в маленьком отеле в Куизе, в нескольких милях от Арка. Тамми выбрала для них это местечко из-за его близости к загадочному месту под названием Ренн-ле-Шато, известному в эзотерических кругах как Таинственная Деревня. Она хотела прилететь в Лангедок вечером, и все трое согласились на следующее утро встретиться в гостинице, в комнате для завтрака.
Тамми ворвалась в комнату для завтрака, где в ожидании нее Морин и Питер пили кофе.
— Простите, что опоздала. Мой рейс в Каркасон был отложен, и когда я прилетела, было уже за полночь. Уснула как убитая и потом не могла встать.