у пониманию событий Страстной Пятницы, в исследовании она исходила скорее из соображений разума, чем сердца.
Она посетила монастырь Сестер Сиона, прежде чем двинуться к соседней Часовне Осуждения, легендарному месту, где Иисус принял крест после приговора к распятию, вынесенного Понтием Пилатом. И снова у нее неожиданно возникло непреодолимое чувство печали, когда она прошлась по зданию. Барельеф изображал события того ужасного утра 2000 лет назад. Морин остановилась, поглощенная яркой захватывающей сценой: ученик пытается заслонить Марию, мать Иисуса, чтобы избавить ее от вида сына, несущего Свой Крест. Слезы жгли ей глаза. Впервые в жизни она подумала об этих легендарных исторических фигурах как о реальных людях, как о существах из плоти и крови, прошедших через невообразимые страдания.
Почувствовав минутное головокружение, Морин оперлась рукой на прохладные камни древней стены. Она подождала, чтобы прийти в себя, прежде чем сделать заметки по поводу скульптур.
Она продолжила свой путь, но лабиринт улиц Старого Города сбивал с толку. Даже тщательно составленная карта не всегда помогала. Ориентиры часто были древними, стершимися от времени и легко могли оказаться незаметными для человека, незнакомого с их местонахождением. Морин выругалась про себя, когда поняла, что снова заблудилась. Она остановилась под навесом у двери магазина, прячась от прямых солнечных лучей. Палящий зной, даже несмотря на дуновение ветерка, опровергал наступление осени. Заслонив путеводитель от света, она огляделась вокруг, пытаясь сориентироваться.
— Восьмая Остановка на Крестном пути должна быть где-то здесь, — пробормотала она себе под нос. Это место представляло для Морин особый интерес, поскольку ее работа была сосредоточена вокруг данной истории, связанной с женщинами. Вернувшись к своему путеводителю, она продолжила читать отрывок из Евангелий, который относился к Восьмой Остановке.
«И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! Не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших».
Морин вздрогнула от резкого стука в окно позади нее. Она подняла глаза, ожидая увидеть разгневанного хозяина, сердитого на нее за то, что она загородила его дверь. Но лицо, которое глядело на нее, светилось улыбкой. Безукоризненно одетый, средних лет палестинец открыл дверь в антикварный магазин, приглашая Морин войти. Оказалось, что он говорит на прекрасном английском языке.
— Входите, пожалуйста. Добро пожаловать, я — Махмуд. Вы заблудились?
Морин протянула путеводитель и сбивчиво пояснила:
— Я ищу Восьмую Остановку. Карта показывает…
Махмуд, смеясь, отмахнулся от книжки.
— Да, да. Остановка Восемь. Иисус встречает святых иерусалимских женщин. Выйдете отсюда и сразу повернете за угол, — показал он. — Там есть знак — крест на каменной стене, но вы должны смотреть очень внимательно.
Махмуд пристально посмотрел на Морин, прежде чем продолжить.
— В Иерусалиме всегда так. Надо очень внимательно смотреть, чтобы понять, что к чему.
Морин следила за его жестами и поняла указания. Улыбаясь, она поблагодарила его и уже хотела уйти, но остановилась, потому что ей бросился в глаза предмет на ближайшей полке. Магазин Махмуда считался в Иерусалиме одним из самых уважаемых заведений, здесь продавали подлинный антиквариат — масляные лампы времен Христа, монеты с эмблемой Понтия Пилата. Разноцветное сияние, переливавшееся сквозь оконное стекло, привлекло внимание Морин.
— Украшения, сделанные из осколков римского стекла, — объяснил Махмуд, когда Морин подошла к искусно сделанной витрине, полной золотых и серебряных украшений с вставками из драгоценной мозаики.
— Великолепно, — отозвалась Морин, подняв серебряный кулон. Разноцветные блики заметались по магазину. — Интересно, какую историю могло бы рассказать это стекло?
— Кто знает, чем оно было? — пожал плечами Махмуд. — Флаконом духов? Баночкой для специй? Вазой для роз или лилий?
— Поразительно. Две тысячи лет назад это была обычная вещь в чьем-то доме. Очаровательно.
Осмотрев магазин более тщательно, Морин поразилась качеству предметов и красоте витрин. Она протянула руку, чтобы слегка коснуться пальцем керамической масляной лампы.
— Ей действительно две тысячи лет?
— Конечно, некоторые из моих предметов еще старше.
Морин покачала головой.
— Разве подобные древности не принадлежат музеям?
Махмуд расхохотался, громко и от души.
— Дорогая моя, весь Иерусалим — музей. Копаясь в саду, обязательно найдешь что-нибудь очень древнее. Большинство действительно ценных вещей отправляются в крупные собрания. Но не все.
Морин подошла к стеклянному ящику, наполненному древними украшениями из кованой окислившейся меди. Она остановилась, ее внимание привлекло кольцо, украшенное диском размером с мелкую монету. Проследив за ее взглядом, Махмуд вытащил кольцо из ящика и протянул его посетительнице. Солнечный луч сквозь оконное стекло упал на кольцо, высветив узор в виде девяти точек, выбитых вокруг центрального круга.
— Очень интересный выбор, — сказал Махмуд. Его веселая манера разговора изменилась. Сейчас он выглядел напряженным и серьезным, внимательно наблюдая за Морин, пока она расспрашивала его о кольце.
— Насколько оно старое?
— Трудно сказать. Мои эксперты сказали, что оно византийское, вероятно, шестой или седьмой век, но, возможно, и старше.
Морин внимательно посмотрела на узор, состоящий из кругов.
— Этот узор кажется знакомым. Я чувствую, будто видела его раньше. Вы не знаете, он что-нибудь символизирует?
Напряженность Махмуда ослабла.
— Я не могу сказать определенно о намерениях мастера пятнадцать столетий назад. Но мне сказали, что это кольцо космолога.
— Космолога?
— Того, кто понимает связь между землей и космосом. То, что вверху, подобно тому, что внизу. Когда я впервые увидел его, оно напомнило мне планеты, вращающиеся вокруг солнца.
Морин вслух сосчитала точки.
— Семь, восемь, девять. Но они тогда не могли знать, что существует девять планет и солнце является центром солнечной системы. Ведь этого же не могло быть, не правда ли?
— Мы не знаем, о чем думали древние, — пожал плечами Махмуд. — Примерьте его.
Морин протянула кольцо обратно Махмуду.
— Ой, нет, спасибо. Оно действительно прекрасно, но я просто из любопытства. И я пообещала себе сегодня не тратить деньги.
— Все в порядке, — сказал Махмуд, явно отказываясь брать у нее кольцо. — Оно в любом случае не для продажи.
— Нет?
— Нет. Многие предлагали купить это кольцо. Я отказываюсь продавать. Так что вы спокойно можете примерить его. Просто ради забавы.
Поскольку хозяин вернулся к своему шутливому тону, она немного расслабилась. Ее привлекал необъяснимый древний узор. Что-то заставило Морин надеть кольцо на безымянный палец правой руки. Оно сидело превосходно.
Махмуд кивнул, снова став серьезным, и почти шепотом сказал сам себе:
— Как будто его сделали именно для вас.
Морин поднесла кольцо к свету, разглядывая, как оно смотрится на руке.
— Я не могу оторвать от него глаз.
— И оно должно принадлежать вам.
Морин с подозрением посмотрела на него, чувствуя приближение разговора о продаже. Махмуд выглядел намного элегантнее, чем уличные торговцы, но все-таки он был коммерсантом.
— Но вы же сказали, что оно не для продажи.
Она начала стаскивать кольцо, но хозяин магазина стал горячо возражать, выставив руки в знак протеста.
— Нет. Пожалуйста.
— Ладно, ладно. Сейчас будем торговаться, верно? Так сколько оно стоит?
На миг Махмуд посмотрел так, как будто получил серьезное оскорбление, прежде чем ответил.
— Вы неправильно поняли. Мне было поручено хранить это кольцо до тех пор, пока я не найду для него нужную руку. Я не могу продать его вам, потому что оно уже ваше.
Морин посмотрела на кольцо, потом снова озадаченно взглянула на Махмуда.
— Не понимаю.
Махмуд мудро улыбнулся и подошел к входной двери магазина.
— Конечно, не понимаете. Но придет день, и вы поймете. А сейчас просто храните кольцо. Как подарок.
— Я, наверно, не могу…
— Можете и будете. Должны. Если вы не сделаете так, я пропал. Вы же не хотите, чтобы это было на вашей совести.
Морин в замешательстве покачала головой и последовала за ним к входной двери, задержавшись у порога.
— Я действительно не знаю, что сказать и как благодарить вас.
— Не стоит, не стоит. Но сейчас вы должны идти. Тайны Иерусалима ждут вас.
Махмуд придержал для нее дверь, когда Морин шагнула за порог, снова поблагодарив его.
— Прощай, Магдалина, — прошептал он ей вслед. Морин остановилась, быстро обернувшись к нему.
— Простите?
Махмуд улыбнулся своей мудрой, загадочной улыбкой.
— Я сказал: «Прощайте, моя госпожа».
И он помахал Морин, которая помахала ему в ответ, снова шагнув под палящее ближневосточное солнце.
Морин вернулась на Via Dolorosa, где нашла Восьмую Остановку точно там, где указал Махмуд. Но она была взволнованна и не могла сосредоточиться, чувствуя себя странно после встречи с хозяином магазина. По дороге у нее снова закружилась голова, на этот раз еще сильнее, чем прежде, вплоть до потери ориентации. Это был ее первый день в Иерусалиме, и Морин, без сомнения, страдала от смены часовых поясов. Перелет из Лос-Анджелеса был долгим и утомительным, поспать почти не удалось. Но то, что произошло дальше с Морин, выходило за границы реальности.
Найдя каменную скамейку, Морин с облегчением присела отдохнуть. Ее качнуло от еще одного приступа головокружения. Безжалостное солнце вспыхнуло ослепительным светом, и молодая женщина вдруг мысленно перенеслась в другое место.
Она внезапно оказалась среди толпы. Вокруг нее царил хаос — многие кричали и толкались. Морин заметила, что толпящиеся люди одеты в грубую домотканую одежду, а на ногах носят грубые сандалии; она увидела это, когда кто-то больно наступил ей на ногу. В большинстве там были мужчины, бородатые и смуглые. Вездесущее послеполуденное солнце жгло их, смешивая пот с грязью на сердитых и расстроенных лицах вокруг нее. Она стояла на краю узкой дороги, и толпа прямо перед нею начала резко расступаться. Естественно образовавшаяся брешь расширилась, и маленькая группа медленно двинулась по тропе. Толпа, очевидно, следовала за этой кучкой людей. Когда движущаяся масса подошла ближе, Морин впервые увидела эту женщину.