И только Зови Элмерз действительно пыталась понять: что же здесь происходит?
***
– Милой кривой дамочке, – шепнул на ухо Дримера мистер Кит, – истоки магии, как же она хороша! Неважно. Так вот, милой кривой дамочке, никак не может прийти в голову, что все уже произошло. Последний поцелуй дементора был адресован бамперу трехэтажного Ночного Рыцаря.
Мистер Дример, и мистер Кит сидели на ступеньках дома номер 57А, шагах в двадцати от волшебного автобуса. Полулицый брюнет скрыл их присутствие странным заклинанием: disilluminatio humanos rem. Оно не слишком напоминало обычные дизиллюминационные чары, поскольку создавало еле различимую сферу в три кубических метра. Все что находилось внутри неё – небезосновательно предполагал Дример – было невидимо и неслышимо для окружающего мира.
– Замечательные господа, неправда ли? – риторически поинтересовался Кит и тут же прибавил задумчиво: – Стоит узнать их ближе…
Дример не понял к чему это было сказано, а потому просто пожал плечами.
Первым покинул место происшествия тот, кто и прибыл сюда первым: брюнет, лет сорока с лишним, в темно-зеленой шелковой мантии. За ним последовал рыжий коротышка, после трансгрессировала сутулая невыразимец.
Банти Хоггарт, её единственную из четвёрки Дример знал лично, все еще оставалась в автобусе. Она сидела на койке и что-то бурно обсуждала с мистером Прэнгом. Охала, ахала, смеялась и приговаривала "да-да-да". Дример помнил, что Эрни был её далеким-предалеким родственником по отцовской линии. Помнил это, и еще много чего другого, как оказалось.
Черты остролицей брюнетки, её грудной голос, одежда (странно, думал долговязый, пуговицы круглые, а ведь Банти никогда круглые не любила), длинный ровный волос, – всё это вынудило память мистера Дримера атаковать его хлесткими шлепками коротких эпизодов из прошлого. Она напрочь перепутывала их, перемешивала и скрещивала превращая в экзотический калейдоскоп.
Вот он и Банти сидят в оперном. Банти зевает, Дример гладит её холодную руку. Банти тут же уводит руку в сторону, шипит на него, а после внезапно целует. Его щеки горят от двойственного возбуждения. А дальше… опера проходит мимо, Дример сидит увязший в попытках разобраться в её отношении к нему.
Другой эпизод. Он приносит ей кофе, но Банти фыркает и не хочет пить. Говорит, что она любит две порции молока, а он снова принес одну.
Следом за этим, они приезжают в дом его родителей (тогда еще живых). Мать и Банти страшно ругаются и первая требует, чтобы эта… он не помнил, как точно мать обозвала её – чтобы она больше не смела ступать на порог её дома. Банти швыряет приготовленный мамой пирог в стену и ставит ультиматум: либо он идет с ней, либо между ними все кончено. Дример выбирает её. Отец кричит, что у него больше нет сына.
Мать после тех событий он видел безмолвно лежащую в центре длинного дубового ящика, в окружении не многочисленных родственников. Ему очень сильно хотелось всё переиграть или хотя бы извиниться. Позвонить ей однажды и просто спросить, как её дела, как орхидеи…
Сердце долговязого пронзила тупая боль, дыхание стало жёстче. Дример перевел взгляд с Банти на дементора, и чтобы отвлечься спросил:
– Я мог бы сделать это и раньше, но сделаю сейчас: как? – Кит перевел взгляд на Дримера, тот продолжал, – Дементора убить нельзя, факт. У него нет души, а потому…
– Нельзя, – косвенно согласился с ним Кит перебив не дав возможности высказаться. – Если только ты сам его не создал, верно? Ладно, шучу. Дело в том, что волшебница, сотворившая их в часы жуткого отчаяния, инструкций по использованию придумать не удосужилась. Однако, мой, "особый" взгляд на вещи, помог мне создать их точную копию.
– Создать?
– Вы знаете, что будет, если мучать человека заклятием Human Cruciatus rem на протяжении, скажем, сотни лет, изо дня в день, не давая ему умереть?
– Нет, – по спине Дримера пробежал одинокий муравей. Только одно слово из трех было ему знакомо. И его было достаточно, чтобы понять, о чем толкует Кит.
– Вот, а я знаю, – продолжал кудрявый брюнет, – Результат перед вами, – Кит указал тонким худым пальцем на черную тень лежащую на асфальте. – Правда, пришлось добавить эту глупую накидку… Ой, мистер Дример. Мне, признаться, стало очень жаль, что я израсходовал на вас этот замечательный экспонат. Вы ведь до сих пор не верите в мой особый взгляд на вещи.
– Вы хотели сказать "жутки" или быть может "бессердечный"?
– Что вы? Хотел бы, сказал. К тому же вы глубоко ошибаетесь сердце у меня что надо. Во…
И кудрявый брюнет с треском вытащил бьющееся сердце из своей груди. Кровь брызнула на пол.
От жуткого зрелища Дримера бросило в дрожь. Он закрыл рот руками, задержал дыхание, предвкушая и другие реакции организма, но благо хозяин мигом вернул орган на место. Долговязый резко выдохнул. В ушах гремело, во рту было кисло.
– Ха-ха-ха, – засмеялся Кит. – Я само веселье, правда мистер Дример?
Долговязый кивнул, но скорее машинально. Невидимая стена безразличия, однажды выстроенная Дримером между окружающей действительностью и ним самим рушилась на глазах. Никто, ровным счетом никто, ни среди живых, ни среди мертвых (призраков, имеется в виду) не мог, до того, проделать в ней даже дырку. Киту, в сущности это тоже, пока не удавалось, но он и не пытался её продырявить, кудрявый полулицый брюнет устраивал ей настоящие землетрясения вынуждая каждый камешек натужно хрустеть и трещать.
Дример снял шляпу, с короткими бортами, любимую, кажется, (носил чаще прочих) вытер пот на лбу.
– Я никогда не считал себя слабонервным, – сказал он вслух, – но вам, кажется, удалось то, что не удавалось другим.
– Да? – выражая явно неискреннее восхищение звонко выронил Кит. – Правда? Это мне льстит. Хотя, трюк с сердцем всего лишь иллюзия он многим приходиться по душе, не так ли? Ладно, мистер Дример, я полагаю вы готовы перейти к основным блюдам.
Дример нахмурился.
– Вы говорили, – продолжил Кит, – что вам знакома мисс Хоггарт.
– Да, мы однажды были близки…
Дример в упор не помнил, чтобы рассказывал Киту об этом. Думал – да, но вслух не говорил. Определенно. Чертовщина.
– Чудесно. Я предлагаю вам вернуть эту прекрасную женщину.
– Нет. – отрезал Дример.
– Почему?
– Она мне не нужна. Никто, мистер Кит. У меня нет ни друзей, ни врагов. Нет жены, любовницы или даже собаки. И родных уже тоже нет. Когда-то, давно, все это было у меня, и оно… Отношения не мой профиль.
– Как-то это грустно, не находите? – избыточно эмоционально произнес полулицый, – Вы разбили мне сердце. Хотите покажу?
– Нет, нет, нет, – долговязый замахал перед собой руками. – Второго раза не нужно.
– Ха, – Кит едко улыбнулся, – Не будет никакого "второго раза". Не бывает никаких "повторов". Я о Банти, если вы не поняли.
Жизнь, мистер Дример, штука, движущаяся. Вы можете думать, что всё про неё знаете, но самом деле она уже ускользнула от вас. Вы идете по её следам. Всегда, непрерывно, каждый миг. Вам знакомы её следы? Да, пускай. Я в это поверю. Но не нужно утверждать, что вы знаете её лично. Нет, мистер Дример, её никто не знает. Разве только я, но это наша маленькая тайна, которую… Я бы мог вам приоткрыть, если вы отбросите в сторону ваш скептицизм.
– Чего ради? – холодно бросил долговязый. – Банти Хоггарт?
– Той её формы, – объяснял полулицый, – того её содержания, что вернет вам прежний огонь. Он всё еще есть в ваших волосах, но его нет в вашем сердце. Печально, но факт.
Кит помолчал.
– Да, её, Банти, и не только, – продолжил, – если вы позволите мне немного направить вас. Расшевелить, показать, скажем так, изнанку действительности. Что скажите?
– Спасибо, мистер Кит, но нет. Я…
Не было грома и молнии. Не было никаких предпосылок, однако, Лаладж Кит выхватил свою палочку и громко прорычал: Human Cruciatus Rem!
Дример не успел контратаковать, он вообще не ожидал нападения. Долговязый упал на асфальт, скрутился и застонал. Он корчился так, словно внутри у него было логово змей. Голодных, злых, неугомонных.
– Еще скажите мне спасибо, мистер Дример, – непривычно спокойным голосом говорил Кит, – Ей богу, мистер Дример. Illuminatio humanos rem. Human Cruciatus Rem!
Сфера исчезла. Прекратившаяся на мгновенье боль – вернулась.
Говорить "спасибо" долговязому Дримеру не хотелось. Он вообще мало что понимал кроме боли: сильной, стойкой, повсеместной. Ему казалось, будто бы каждый нерв его тела обнажили и стали резать тонким лезвием. Словно все его нутро превратилось в зловонный гнилой зуб, а Кит… Кит был бесчувственным стоматологом, ковыряющим и сверлящим его без анестезии.
– Это жизнь, мистер Дример, – откуда-то издалека прилетел к долговязому возбуждённый голос. Как быстро он менял интонации… – Жизнь, а не её следы на песке. А теперь…
– Экспеллиармус!
Взмах волшебной палочки, свист, хлопок. И снова также:
– Экспеллиармус!
Обезоруживающее заклинание выкрикнула никто иная, как Банти Хоггарт. Она сделала это дважды, однако, больше напоминавшая кость палочка так никуда и не делась из рук незнакомца.
– Мисс Банти!? – выкрикнул полулицый. – Желаете дуэль? Прекрасно. Защищайтесь!
Событие третье. Озорной дуэлянт
На перекрестке заиграла музыка. Банти не помнила название композиции, однако она была убеждена, что это Чайковский. Впрочем, времени на то, чтобы покопаться в памяти полулицый незнакомец ей не давал. Подражая дирижёру симфонического оркестра действуя в такт возникшей музыки волшебник, пытавший Дримера, отбивал её атаки странной палочкой, больше походившей на лучевую или локтевую кость подростка.
Одет он был в зеленую с красным клетчатую рубашку, черный жилет, застегнутый на три разные пуговицы: круглая, треугольная и прямая, – джинсы, и зеленые ботинки с красными шнурками. Его кудрявый темный волос спадал на плечи и был гуще с правой стороны.
Дример лежал на земле, в нескольких шагах от нападавшего. Он скрутился калачиком, и на него, решила Банти, можно не рассчитывать.