Банти повернула голову, вопрошающе посмотрела на него. Лицо её было бледным, уставшим и злым. Длинный черный волос, обычно ровный и чистый был засаленным, его пряди крутились, будто орда болотных пиявок. Пуговицы… Пуговицы сегодня приняли форму наконечника стрелы. Самую воинственную и решительную.
– Я подумал, – объяснялся Дример, – что лучше я приеду к тебе, а не кто-то из наших. Банти, ты использовала заклинание круцио, непростительное, как ты знаешь, заклинание целых семь раз, за последний месяц.
– Следишь за мной? – безразлично прыснула остролицая.
– За всеми, Банти. Мы за всеми следим. Я тебе это говорил. Сказал, секретные сведения, чтобы уберечь тебя. Чтобы ты не наделала глупостей. А ты?
– Что я? – возмутилась брюнетка. – Что? Это я, а не ты, Деклан, торчу здесь денно и нощно разглядывая чертов стадион. Это в мои кости проникла сырость и холод, будто я половица древнего замка. Это я не пользуюсь косметическими чарами, ведь через десять минут от них ничего не останется. Единственное мое развлечение – пытать проклятых пикси, что водятся в местном лесу. И ни ты, ни министерский подхалим, ни сам министр магии, чтоб он разорвался от диареи, мне этого не запретят.
– Боже, Банти, – на лице рыже возникло ошеломлённое вопиющей нелепостью выражение, – ты что ребенок? Маленькая девочка, которой не купили сову?
– Да! – рявкнула Банти. – Я девочка, которой не купили сову. А ты, Дример, болван, которому не купили мозгов. Убирайся, прочь! Пока я тебя не стала пытать.
Банти показательно топнула ногой, грязь под подошвой зачавкала, остролицая резким движением сложила длинные руки на худой груди.
Лил дождь, стучал по карнизам. Его капли проникали через магический купол, образовывали на газоне игрового поля лужи. Команда Жизнь, тренировалась на дальнем конце поля, команда Смерть, на ближнем. Игроки в защитном снаряжение летали на чёрных крылатых, костлявых лошадях и только теперь Дример понял, что смерть дементора бесповоротно изменила его жизнь. Лаладж Кит, её изменил, если быть совершенно точным.
– Прости, Банти, – извинился Дример, хотя и не считал, что он хоть в чем-то не прав. – Я тебя предупредил. И прошу, пока прошу, прекрати изливать свой гнев на других. Мне всегда нравилось, что ты честная и храбрая. Храбрее и честнее меня, это точно. И мне будет очень обидно, если близкую мне волшебницу упекут в Азкабан за такую нелепость. Пока, Банти. И до встречи. Я очень надеюсь, что ей предшествуют другие, приятные обстоятельства.
– Угу, – промычала остролицая, сморкая носом. Она от чего плакала. Сама не зная, почему. И ей, в миллион раз сильнее, чем прежде, хотелось поймать проклятого пикси, наложить на него заклятие и слушать, как тот пронзительно пищит, брыкаясь, извиваясь и трепеща крылышками. Смотреть, как ему плохо, намного хуже, чем ей и… нет, не радоваться, но знать, что в мире есть справедливость…
– А не только её следы на песке, – донесся до Банти знакомый до дрожи голос. – Вы ведь об этом думали, мисс Хоггарт. Правда?
***
– Без обид, – шепнул ей на ухо полулицый Лаладж Кит. – Вы думаете, что вы заложница, но на самом деле – вы рычаг в очень примитивном механизме. Не беспокойтесь, мисс Хоггарт. Всё будет хорошо. Я верю в это. Вот и вы не грызите веревку, а верьте. Это намного приятнее.
Банти гневно прорычала, попыталась вырваться, но у неё ничего не получалось. Гнев быстро сменила беспомощность. Та страшная и всепроникающая, что уже два месяца её пребывания на стадионе душила бедную Банти изнутри.
Мисс Хоггарт не знала куда трансгрессировал их Кит, но это явно был дом, старый и заброшенный. С прохудившейся крышей и таким же полом. С потрескавшейся мебелью воняющей древностью и старческим горьким потом. Картин, в просторной комнате, точно пещере, продуваемой тысячами сквозняков, было около дюжины. Каждое полотно, по центру, косой линией рассекал порез. Наверное, раньше, они были живыми, но не теперь. Теперь они были следами чей-то забытой варварской ярости.
С потолка капало, капали и слезы скатываясь по щекам Банти. Ей было до осатанения обидно, что она вот уже второй раз за день рыдает, но остролицая ничего не могла с этим поделать. Её эмоции были ей не подвластны.
От чего-то, совсем не ясного чего-то, ей захотелось, чтобы её вновь спас Дример, но теперь не бросал, а забрал с собой. В свою теплую квартиру с удобным диваном и горячим чаем. Чтобы сделал это немедленно, прямо сейчас и ни минутой позже, иначе она… она…
Банти захрипела сильнее прежнего.
– Удивительная порода, эти женщины, – стоя за её спиной рассуждал Кит. – Злая, беспринципная и в то же время манящая, как вспышка молнии. Хорошо, мисс Хогарт, я потороплю ваших рыцарей. Все-таки не гоже даме ждать слишком долго. Она и умереть может, ведь так?
Кит захохотал, но его смех мигом схлопнулся и Банти осталась одна.
Свистел ветер, шумели волны вдалеке, стучали капли об пол. Колючая верёвка, будто бы всё сильнее сдавливали худую грудь.
Банти ждала, ей ничего не оставалось.
Событие восьмое. Шестое сентября
Зови стояла у огромного черного полотна, не меньше пятнадцати футов высотой. В этом полотне жил министерский архивариус. Ему были известны все имена всех магов за все времена. Только сегодня, спустя два месяца ей удалось получить разрешение на визит к нему. Однако, и этого было мало. Архивариус не являлся всем подряд, и очень сильно любил загадки. Ходили слухи, что раньше (когда-то давно) на полотне изображался сфинкс, однако, кто-то закрасил его черной магической краской.
– Алохомора, – тихо произнесла Зови взмахнув волшебной палочкой.
Черной поверхностью картины прошла чуть видимая рябь.
– Какой главный цвет войны? – вопрошал густой низкий голос. Он будто бы был повсюду.
Зови, нахмурилась, поразмыслила несколько секунд, ответила:
– Желтый.
– Не дурно… – затянул голос. – Очень недурно, невыразимец Зови Элмерз. Мне приятно, что ты не сошла до банальности и не заменила манящее всех золото, следствием этой мании. Что ты хочешь от меня?
– Кто такой Лаладж Кит? – не раздумывая спросила блондинка.
Она знала, что времени у неё мало. Очень мало.
– Хм… – архивариус задумался. – Такого волшебника никогда не было и нет сейчас. Таково моё слово.
– А эльф, – затараторила Элмерз. – Есть такой эльф?
– Хм… – полотно продолжало вздрагивать, когда голос проливался из него. – Нет такого эльфа и не было никогда. Таково моё слово.
– Но он есть! – вспылила Зови. – Лаладж Кит, есть, кто бы он ни был! Ты врешь!
Два месяца ожидания и нулевой результат в конце. Невыразимец была разочарована и полна пламенного гнева.
– Много общего у имени и того, что красит войны в желтый цвет, – проговорило полотно, – Таково моё последние тебе слово. Прощай, невыразимец Зови Элмерз.
– Нет! – закричала Зови и бросилась к полотну, – Простите…
Неведомая магия отшвырнула её назад, Зови упала на спину и ехала по полу до тех пор, пока не оказалась за порогом широкой залы и двустворчатые двери с грохотом не затворились в ладони от её затертых туфель.
– Черт, – пробубнила Элмерз, успокоившись и поднявшись на ноги. – Что-то я погорячилась… Черт. Черт.
Продолжая чертыхаться невыразимец, шаркая, побрела в свой кабинет.
***
– Зачем нам столько магического, тайного, невероятного, если в этом нет никакого смысла? – негодовала Зови войдя к себе и усевшись в кресло.
– Гномз не плохо готовит, – появившись заметил эльф.
– Я не о тебе, – вздохнув сказал Зови.
– Надеюсь, и не про меня, ивакак Зови, – сказала появившись Нагуя.
– И не про тебя, – подтвердила невыразимец.
Гномз на миг исчез, появился протянув Зови выпуск Ежедневного пророка.
– Гномз думает, хозяйке стоит прочитать о турнире.
– Я не люблю квиддич, – отрезала блондинка.
Но эльф стоял на своём.
– Гномз любит квиддичу, – его рука все еще держала газету, – Гномз помнит, что хозяйка хорошо относится к Гномзу.
– Шантаж? – принимая свежий норм пророка спросила Зови.
Гномз кивнул не меняя спокойного выражения. Его откровенность во всем бесконечно подкупала невыразимца. И хотя она очень любила тайны, ей вовсе не хотелось, чтобы её близкие имели их от неё.
– Вот бы и мне… – протянула Нагуя задумчиво вглядываясь в развернутые типографские листы.
– Гиппогрифы… Фестралы…, – бубнила Зови читая. – С ума они там по сходили что ли?
Дочитав Зови скомкала газету швырнула ту в сторону и взмахнув палочкой сожгла на лету.
– Мистер Эгансвил, совсем сбрендил – откинувшись на спинку кресла и сложив руки на груди прорычала Элмерз.
– Гномз поедет на турнир? – поинтересовался эльф.
– Поедет, – прикрыв глаза согласилась невыразимец. – И Гномз, и Зови. Оба они поедут. Поскольку… Мистер Кит, скорее всего, тоже туда поедет.
– Да? – удивилась Нагуя.
Зови кивнула.
– Предчувствие, у меня, Нагуя. Пред…
Зови вскочила с кресла, схватила Гномза за маленькую холодную тощую руку, и они оба схлопнулись исчезнув из кабинета.
– Тухлая рыба… – сама себе заунывно пропела Нагуя и повернувшись пошагала в сторону заснеженный гор.
***
Утро было пасмурным и мрачным. Оно точно соответствовало настроению Вебстера.
Встав с кровати коротышка сделал шаг и тут же споткнулся о табурет. Он выругался, побрел, шаркая, к окну, но шторы и так были раздвинуты. Несмотря на то, что часы показывали десять утра нигде, совершенно нигде не было светло. За окном стоял густой серый туман, в комнате – сумерки. Вебстер зажег торшер на худой ножке, заставил светится и палочку.
Шестое сентября, вот уже тринадцать лет был для Шакпи угрюмым, тяжелым, траурным днем. Тринадцать раз он просыпался, завтракал в столовой, разглядывая старую живую фотографию в золотой рамке, потом выходил во двор, в палисадник, и долго-долго стоял ссутулившись, глядя на каменный горбик окруженный чёрно-желтыми примулами. Их, больше других, любила его сестра Аманда.