Последние дни князь Всеволод нигде не показывался, ссылаясь на нездоровье: во время очередного боя шальная татарская стрела вонзилась ему в плечо. Дальность полета поглощала убойную силу стрел, и остальные сражающиеся не обращали на подобные раны внимания. Однако князю нужен был предлог, чтобы отсиживаться дома. Он, пойдя на обман, не сдал продовольствие в общее пользование и жил со своими людьми, не испытывая нужды.
Узнав от вездесущего тиуна, что воевода отправил Аскольда гонцом в Чернигов, Всеволод крепко призадумался. Если он, как и предшественники, попадет в руки татарам, это будет прекрасная возможность избавиться от соперника… Но Аскольд умен и ловок, и на судьбу надеяться нечего. Необходимо действовать…
— Изосим! — кликнул он тиуна и, дождавшись, пока тот подойдет поближе, зашептал ему на ухо, едва не касаясь лица: — Отправляйся к хану.
— Куда? — тщедушный человечек присел от неожиданности.
— К хану, — повторил Всеволод. — Не бойся, — успокоил он, заметив, что слуга в страхе затрясся, — он таких не трогает. Ты скажешь ему… что воевода послал в Чернигов очередного гонца. Ждут подмоги. Пусть схватят посланца.
Тиун попытался было возразить, но князь зарычал:
— Прочь с глаз моих, или велю…
Перепуганный тиун покорно отправился выполнять приказ.
К хану Изосима не допустили. Но переводчик сразу же провел его к Субудаю. Он принимал гостя прямо в постели, только набросил толстый чапан на дряблые старческие плечи.
Тиун, понимая, что попал к важному лицу, хотел было повалиться в ноги, но воины, крепко державшие его под руки, не позволили. Сердце Изосима билось, как у загнанной лошади, перед глазами все плыло. Воинам пришлось встряхнуть его, чтобы привести в чувство.
— Я тиун князя Всеволода, вели развязать, — пролепетал он, плохо осознавая, что говорит.
Субудай кивнул. Руки тиуна освободили.
— Говори, зачем пожаловал?
— Князь хочет предупредить вас, что воевода послал своего сына в Чернигов.
— Когда? — Субудай не спускал с тиуна взгляда.
— Несколько дней назад. Точно мне не ведомо, это держится в тайне, — Изосим виновато опустил голову.
— Голодно в городе?
— Голодно…
Старик удовлетворенно крякнул, пожевал по привычке толстые губы.
— Каким путем ушел посланец?
Тиун смешался. Приподняв плечи, выдавил скрипуче:
— Не знаю… — И, сказав это, испугался еще сильнее. Помедлив, добавил: — Мог уйти и водой. Плавает, как утка.
Полководец кивнул, словно отвечая собственным мыслям, а вслух спросил:
— Ну что ж, весть очень важна.
Он кряхтя потянулся к шкатулке, стоявшей на полу у изголовья. Толмач успел перехватить неторопливое движение хозяина и услужливо подал ему шкатулку. Тот выбрал две жемчужины.
— Отдашь князю, — подал он ту, что покрупнее. — А это тебе.
Тиун повалился в ноги щедрого властелина.
— Передавай князю: если сумеет открыть ворота, получит гораздо больше. Ступай.
Через несколько минут после того, как увели тиуна, конский топот разбудил охваченный сном лагерь. Вскоре множество отрядов уже рыскали по всем дорогам, ведущим в стольный град.
Глава 12
Мутные холодные воды радостно приняли Аскольда в свои объятья, подхватили и закружили легко и стремительно. Река, словно вырвавшаяся за околицу тройка, все ускоряла свой бег. Мимо плыли очертания родного города, едва различимые в ночной мгле. Когда за поворотом скрылась колокольня, у юноши екнуло сердце. Это была последняя нить, связывающая его с родными местами.
Пока все шло по плану. Костюм хорошо держал воду. Внутри было тепло, и от этого на душе становилось спокойнее. Единственным неудобством были рогулины. Намокнув, они то и дело грозили выскользнуть из рук — и тогда верная гибель. Необычное Аскольдово облачение тянуло вниз с такой силой, что, окажись он на мгновение без спасительного бревна, топором пошел бы на дно.
Так, придерживаясь середины реки, юноша плыл до рассвета. Когда растаяла белесая пелена тумана, он с огорчением увидел, что весь левый берег плотно облеплен татарскими юртами, а по правому взад-вперед сновали конники. О том, чтобы выйти здесь на сушу, нечего было и мечтать. Пришлось продолжать водное путешествие. Иногда что-то терлось о ноги, словно ластящаяся собака — это рыба интересовалась странным существом, попавшим в ее царство. Мысли о рыбе пробудили чувство голода. Аскольду виделись картины родного дома кувшин холодного молока на столе, краюха свежего ржаного хлеба…
Чем дальше, тем лучше узнавал юноша нрав Жиздры. Река вела себя, как норовистый конь. То, вздыбив по ветру пенистую гриву, неслась вперед, словно подгоняемая невидимой плеткой. То вдруг переходила на спокойный шаг, как уставшая от косьбы баба, и течение становилось величавым, ленивым. Тогда нетерпеливому Аскольду казалось, что она стоит на месте. Он принимался отчаянно работать ногами, подгребая одной рукой. В голове билось одно: «Скорее, скорее! Они ждут помощи!»
Устав от неизвестности, Аскольд развернул бревно поперек течения, чтобы посмотреть, что делается впереди. Его взору представилась водная гладь, в которую клином врезался невысокий обрывистый берег. По мере приближения река ускоряла бег. Вокруг вдруг забурлило, бревно затряслось, как повозка на каменистой дороге. Аскольд попытался развернуть свою плавучую башню. К ужасу своему он видел, как на него надвигается, покачиваясь и ударяя по воде разлапистыми ветвями, словно веслами, огромное, невесть где вывернутое с корнями дерево. Юноша в отчаянии заколотил ногами, чтобы освободить тарану дорогу. С замиранием сердца он чувствовал, как, проплывая мимо, ветви скребут тело бесчувственными ладонями. Но вот дерево почти ушло, и последняя ветвь на прощание потрепала его по плечу. Аскольд вздохнул было с облегчением, как вдруг что-то толкнуло его в бок, и по телу стал медленно разливаться холод. Коварная лесина сыграла с ним злую шутку — когда казалось, что опасность уже миновала, последний сук пропорол кожаную одежду.
Юноша понял, что долго ему не продержаться: намокший костюм уже начал тянуть вниз, тело постепенно леденело. Пока не поздно, надо было прибиваться к одному из берегов и дальше добираться сушей. Аскольд оглядел берега. Правый, крутой и лесистый, казался более надежным. Под густыми кронами можно было спрятаться. На левом, невысоком и обрывистом, гладью уходящем в волнистые просторы, виднелась группка людей. Слабый белесый дымок поднимался над их головами. Внимание Аскольда привлекли пасшиеся рядом кони. Он стал подгребать к левому берегу. Обрыв скрыл его от глаз людей.
Оставив спасительное бревно, юноша вышел на сушу. Костюм, наполненный водой, сковывал движения. Раздумывать было некогда. Аскольд отцепил кинжал и располосовал одежду. И сразу теплое весеннее солнышко начало отогревать посиневшее тело. Юноша, стиснув стучавшие от холода зубы, вскарабкался на крутой склон и сквозь пучки прошлогодней травы бегло осмотрел местность.
Перед ним сидели трое татарских воинов. Вдали, до самого горизонта, лежало, сидело, стояло множество таких же группок. Аскольд в отчаянии прикусил губу и тут же прижался к земле, когда косматая голова повернулась в его сторону. Опасность миновала, и, укрепив получше нож, юноша опять осторожно выглянул. Один из воинов стоял к реке спиной и что-то говорил остальным, показывая на кучку хвороста. По-видимому, он собирался за дровами, поскольку костер догорал. У Аскольда тотчас созрел план.
Стиснув зубы, он снова вошел в ледяную воду, поднырнул под свою спасительницу и несколько раз громко ударил по воде. Надежда оправдалась. Вскоре на берегу показалась косматая шапка, а затем и сам воин. Он заметил бревно и, легко спрыгнув с обрыва, попытался до него дотянуться. Но дерево, словно живое, вдруг медленно отплыло от берега и снова замерло. Татарин попытался подтянуть бревно саблей, но оно не поддавалось. Разозлившись, он рубанул его с торца, сабля глубоко вошла в дерево, и тут оно дернулось, а татарин полетел в воду. Холодное стальное лезвие вошло ему в грудь, теплая алая кровь смешалась с темными талыми водами…
Сидевшие на берегу воины, посмеиваясь, смотрели, как неторопливо, сгибаясь под тяжестью бревна, возвращается их посланец. Они слишком поздно заметили неладное. Не успели татары опомниться, как бревно полетело на них, ломая кости. В один миг все было кончено. Встревоженные кони подняли голову, но вскоре успокоились и, потряхивая гривами, снова принялись за сочную молодую траву.
Прихватив валявшуюся рядом узду, оружие и набитую плотно суму, юноша направился к лошадям. Выбрав хорошо упитанного гнедого, он набросил на него уздечку и, приторочив к седлу суму и оружие, потихоньку повел вдоль берега. Вскоре лес, подступивший близко к дереву, скрыл Аскольда от татарских застав. Тогда, подтянув подпругу, он вскочил на послушного конька и помчался прочь.
Незаметно подкралась ночь — та самая ночь, когда Изосим раскрыл перед Субудаем тайну и надежду Козельска. И поскакали по приказу грозного татарского полководца во все стороны воины с приказом: «Поймать уруса!» Особенно взбесились они, когда на следующее утро обнаружили на берегу трупы своих. Большой отряд, пришпорив коней, устремился вдогонку Аскольду.
Глава 13
Аскольд остановил коня, только когда почувствовал, что бедное животное шатается под ним от беспрерывной скачки. В поле оставаться было опасно. Однако густой и сумрачный лес, куда юноша направился в поисках убежища, встретил его сыростью и холодом не растаявшего до конца снега. Пришлось податься к реке. Отыскав знакомый дуб, под которым он много раз останавливался с друзьями после удачной охоты, юноша стреножил коня, пустив его пастись по молодой траве. Потом нагреб сухих прошлогодних листьев, соорудил из них постель и мгновенно погрузился в сон.
Когда Аскольд открыл глаза, то с ужасом увидел, что солнце успело подняться высоко над голубоватым лесом. Конь отыскался быстро в небольшом ложке. Юноша ласково потрепал его по гриве, вскочил в седло и отправился в