В тот день все утро Цезарь что-то писал в записной книжке, потом вырвал страницы и сжег. Запах горелой бумаги наполнил комнату. Элий открыл окно. Дым не улетучивался. Цезарь решил пройтись. Какая-то старуха всучила ему за несколько медяков две пары носков из собачьей шерсти, уверяя, что для больных ног лучшее средство – такие носки.
Внезапно все торговцы повскакали с мест. Некоторые принялись спешно собирать товар. По улице катилась толпа. Впереди – мальчишки и собаки. Следом – обшарпанный грузовик. Черноволосый загорелый водитель высунулся из кабины без стекол и что-то вопил, махал рукой и отчаянно сигналил. Следом бежали торговцы и городская стража в тяжелых броненагрудниках и сползающих на глаза шлемах.
– Они идут! Варвары идут! Они близко! Они у ворот! Они рядом! Уже рядом!
На мгновение Элию показалось, что и парень со своим грузовиком и вся нелепая процессия, да и сам город ему пригрезились. И стоит подставить голову под струю фонтана, все вернется на свои места, и пронзительный вопль, несущийся над городом, смолкнет. Элий смочил голову и плечи в фонтане. Но крики не смолкли, и город никуда не исчез.
Значит, остается только построить стену…
– Надеюсь, что монголы не научились глушить передатчики, – хмыкнул Квинт, сознавая превосходство цивилизации над варварством.
– А вот я в этом не уверен, – отвечал Рутилий.
В тот же день трибун приказал домишки вокруг крепостных стен разрушить и всех жителей увести внутрь укреплений. Дионисий попытался возражать, напомнив, что город принадлежит независимой Месопотамии, и римский Цезарь не имеет права здесь распоряжаться, и плевать хотел Дионисий на военный союз и полномочия Большого Совета. Дионисий призвал на помощь коменданта Мезрума. Они спорили до хрипоты. В итоге дома за стенами под вой и проклятия жителей стали ломать. Мезрум отправился на телеграф просить помощи. Ему обещали прислать состав с продовольствием, позабыв, что пути так и не починили. Еще обещали центурию таможенной службы. Но только через месяц. Комендант выругался и ушел снаряжать в путь жену и маленьких дочек. Рутилий посоветовал владельцам авто скорее покинуть город. Кто мог, кинулся в бега. Вереница машин долго пылила вдали, уменьшаясь до размеров мушиных следов, пока не скрылась за горизонтом. Большинство осталось, не решаясь уйти пешком. Разговоров о панике не было. Паники тоже. Оставшиеся сидели на стенах, курили «травку» и сожалели, что в Нисибисе не проводятся игры Большого круга. И решили, что на месте сожженных домов надо будет построить амфитеатр больше, чем Колизей.
– Надеюсь, что у кочевников нет пушек. «Целий» утверждал именно это, – сказал трибун. – А если есть мощные гаубицы, то нам конец.
– Через месяц придет подкрепление, – пообещал Элий.
– Надеюсь.
– Нелепо. У Рима есть развитые технологии, наука и искусство. И мы совершенно беспомощны перед варварами с луками и стрелами.
– Когда это наука и искусство помогали выигрывать войны? У варваров есть куда более важное преимущество – они собраны в мощный кулак и подчиняются воле одного человека. И все они готовы умереть по первому приказу.
– А разве ты не готов? – Элий глянул на Рутилия в упор.
– Готов, – отвечал тот после паузы. – Но внутри меня железными крючьями раздирают сомнения. А у них нет сомнений. Никаких сомнений. Представляешь, как это здорово, когда нет сомнений?!
День прошел в хлопотах. Составлялись реестры оружия, продовольствия, скота, инвентаря, строительных материалов и людей. В мастерских по изготовлению оград и решеток оборудовали кустарный оружейный заводик. Свинцовые ящики Триона отправили на переплавку. Пули, отлитые из этого свинца, заставляли прибор Нормы Галликан рассерженно трещать.
Почти весь день Элий провел на стенах. Кочевники не появлялись. Кое-кто стал надеться, что слухи ложны. Люди, занятые ремонтом стен, побросали работу и разошлись. Все вдруг уверились, что войны не будет. Окна питейных заведений светились всю ночь. Люди веселились, пели, как будто уже одержали победу, шатались по улицам, завязывали драки. Разгромили несколько магазинов, но городская стража быстро пресекла беспорядки.
Глава IXИгры варваров (продолжение)
«Нападение на пограничные укрепления Месопотамии и захват Церцезия – дело рук отдельных отрядов монголов, отправившихся на свой страх и риск за добычей. Сам Чингисхан никогда не осмелится начать войну со страной, входящей в Содружество. Царь Месопотамии Эрудий послал Чингисхану ноту протеста. Ответ пока не получен».
Утром вдали появилось пыльное облако. Серый вал прикатился к городу и разбился о кирпичные стены, распавшись на тысячи и тысячи суетливых фигурок. Нисибис был окружен. Телеграфные столбы повалили вновь. Уже окончательно. Внизу на равнине кипела чужая жизнь, непонятная и пугающая. Ехали телеги, шагали верблюды и лошади, груженые скарбом, вздымая тучи пыли. Взад и вперед скакали отряды конницы. Чужими и нереальными казались в этой толчее немногочисленные фургоны с пропыленными порыжевшим от дождей и солнца брезентовым верхом. Самих монголов было не так уж и много. Но очень много пленных. Связанные с друг другом, они передвигались табунками, подгоняемые ударами плетей.
Элий со стены рассматривал варваров в бинокль. Рутилий предрекал, что явится небольшой разведывательный отряд. Если эта армия – разведывательный отряд, то как же выглядят основные силы? Элия охватила дрожь. Он опустил руки с биноклем, не в силах дольше рассматривать прибывающие войска. Ему хотелось спрятаться в крепости Гостилиана и не видеть того, что творится у стен. Рутилий стоял рядом и рассматривал противника в бинокль. Вид у него был спокойный, почти равнодушный. Трибун знал, что главный час еще не наступил. Сейчас можно ожидать лишь пробы сил. Поэтому и нервничать совершенно ни к чему. Все не так уж плохо. Артиллерии пока не видно. Несомненно, ее подвезут потом. Но каждый выигранный день, это, возможно, вырванная у Фортуны победа. Рутилий улыбнулся.
– Сколько их здесь? – спросил Элий.
– Тысяч тридцать, никак не меньше. Пленных раза в три больше, чем самих монголов. Ты знаешь их тактику. Они погонят вперед пленников, подставляя их под первый удар. Не все солдаты могут, не дрогнув, стрелять в своих.
– Отобьемся?
Рутилий ответил не сразу.
– Народу у нас маловато, – сказал наконец. – Если полезут со всех сторон, то могут и прорваться. Надо послать шифрограмму в Антиохию.
И Рутилий пошел со стены. А Элий устроился за набитыми песком мешками наблюдать за передвижениями противника. Происходящее казалось бессмысленным. Люди куда-то скакали, взметая тучи пыли, небольшие отряды мгновенно снимались с места и исчезали. С помощью современной оптики грязные, покрытые синяками и ссадинами лица пленных оказывались рядом. Пленники рыли траншеи и насыпали валы, в награду получая удары плетей. Элий опустил бинокль, оставив попытки разобраться в происходящем. Потом он освоится. Потом. Сейчас ему надо только выполнять команды. Он – рядовой боец и не более того. Главное – не струсить, не растеряться. Ему вообще глупо бояться – ведь он не может погибнуть.
По приказу Рутилия уже были выставлены часовые. Однако звать людей на стены не было надобности – штурма не ожидалось. Квинт уселся рядом с Цезарем и тоже принялся наблюдать за варварами в бинокль. Внезапно фрументарий затрясся от смеха. Элий поглядел на него с удивлением.
– У них луки и стрелы, – сквозь смех выдавил Квинт, – у нас лучшие в мире винтовки. А мы их боимся.
– Разве это смешно?
– Очень.
– Надо к ночи смонтировать прожектора, чтобы освещать пространство за крепостными стенами, – сказал Элий. – Варвары непременно попытаются проникнуть в город в темноте.
– Трибун уже отдал приказ.
Да, предусмотрительней Рутилия быть невозможно. Вот если бы он, Элий, был императором, он бы назначил Рутилия префектом претория. Но Элию не быть Августом. Никогда.
За размышлениями он не сразу заметил движение во вражеском стане – небольшой конный отряд мчался, ловко лавируя, к воротам. Впереди скакал всадник с копьем, украшенным бычьим рогатым черепом и пучками конских хвостов. Жутковатое зрелище летящих по ветру хвостов заворачивало толпящихся на стенах солдат и любопытных горожан. Следом за знаменосцем на вороном жеребце гарцевал багатур в золоченом шлеме (явно персидском, трофейном) и в лазоревом чепане. Визгливо пропели трубы. И человек на вороном коне что-то выкрикнул на своем языке, потом переводчик, грязный окровавленный грек, перевел его выкрик на ломаную латынь. Элий с трудом понял, что монгол вызывает за стены для переговоров начальника гарнизона.
Элий по привычке на мгновение закрыл глаза. Если бы можно было так просто стереть с этого мира всю грязь и подлость. Все войны. Просто не видеть, и они пропали бы сами собой…
– Это ловушка, – сказал Квинт.
– Я и сам вижу, что ловушка.
И тут снизу, из города, донеслось ответное пение труб. Не сговариваясь, Элий и Квинт побежали вниз. Расталкивая солдат и горожан, протиснулись к воротам. Здесь уже строилась для выхода из города личная стража коменданта. Рослые парни в золоченых броненагрудниках, в шлемах с гребнями, пестрых шароварах и мягких сапожках с загнутыми носами. Впереди на белом, прыгающем как девчонка перед танцулькой, коне восседал знаменосец со штандартом коменданта. Сам Мезрум в шитом золотом халате, в карминовых шароварах из драгоценного согдианского шелка уже садился в седло. Трепыхался на ветру пучок белых перьев на его шлеме. Горели, слепя глаза, чеканные украшения броненагрудника.
– Не выходи! – закричал Элий. – Это ловушка!
Выкрик его был так пронзителен, что перекрыл рокот толпы.
– Не выходи! – крикнул Цезарь вновь и, работая локтями, принялся протискиваться к Мезруму. С другой стороны к коменданту спешил Рутилий.