– Непременно… Но только после работы.
– Ладно. Буду ждать!
11
У входа в подземелье оставили двух местных чекистов. Ещё одного, самого бывалого и, кстати, до зубов вооружённого, на всякий случай прихватили с собой.
Первым шёл Плечов с привезённым из Москвы мощным фонарём зарубежного производства. Питающимся, если верить инструкции на английском и немецком языках, от гальванических элементов. То есть – батареек, которых в его чреве было аж три штуки.
За Ярой с развёрнутой картой, в которой, к слову, не было никакой необходимости (ибо этот человек мог с закрытыми глазами ориентироваться в здешних катакомбах хоть днём, хоть ночью!) семенил знатный местный краевед. Звали его Яшей, то есть Яковом Семёновичем Пекуном. Был он неказист, близорук, неловок, но дело своё, несмотря на молодость (вчера парню исполнилось «целых» двадцать пять лет!), знал отменно.
27 декабря 1939 года власти Советской Белоруссии приняли постановление о создании во дворце Радзивиллов исторического музея, в котором Яше предстояло служить директором, но уже спустя несколько дней решение отменили, а сам замок передали в ведение НКВД – под госпиталь для… чекистов.
Правда, ненадолго.
Полгода спустя (в июле 1940 года) те же самые люди решили организовать в замке автодорожный техникум, в котором и преподавал Пекун.
Лаврентий Фомич, прекрасно помнивший, что «Сусанин» (как он мысленно окрестил проводника) был единственным, кто публично выступил против так называемого «разбазаривания» Несвижской коллекции, шёл следом за проводником и ни на секунду не спускал с него глаз.
(Напомню, что согласно Постановлению ЦК КПБ (б) от 3 января 1941 года в Государственную художественную галерею, расположенную в Минске, были переданы 264 ценных полотна, среди которых аж 64 портрета самих членов династии Радзивиллов, а также слуцкие пояса и антикварная мебель. Белорусскому государственному музею и основанной ещё в 1924 году киностудии «Советская Белоруссия» отошли пушки и стрелковое оружие разных лет; Государственному театру оперы и балета Белорусской ССР и Дому работников искусств – костюмы. А вот экспонаты «охотничьей залы» почти в полном составе достались Беловежской пуще.)
Замыкал процессию неприметный мужчина средних лет по имени Степан, а по фамилии Хованский – тот самый «крутяк» из Несвижского отдела НКГБ, о котором мы вскользь упомянули чуть выше.
– Вскоре в тоннеле будет развилка, там подземный ход делится на две ветки… Нам – налево, точней – на северо-восток – к Сейловичам, – как ушлый экскурсовод, каковым, по сути, он и являлся, заученно пояснил Пекун. – Ещё километров пять-шесть – и мы у цели!
– Мать честная… Это же больше часа тяжелейшего пути… – едва ли не застонал Цанава. – Может, даже два… Я столько не выдержу… в замкнутом пространстве!
– У вас клаустрофобия?
– А что это такое?
– Значит, надо было оставаться наверху, – не удосужив наркома ответом на предыдущий вопрос, язвительно заметил Ярослав Иванович. – Мы и без вас управимся!
Цанава промолчал.
Хованский с едва мерцающим армейским сигнальным фонариком образца 1936 года следовал, как мы уже сказали, позади остальных и всё время чиркал штыком, пристёгнутым к заброшенной за спину трёхлинейке, о верхнее перекрытие узкого тоннеля, что значительно замедляло и затрудняло его передвижение.
После развилки, когда проход ещё больше сузился, Степан не выдержал и начал молить о помощи, обращаясь, естественно, не к Господу Богу, а, как положено, – к главному начальнику.
– Лаврентий Фомич, родной, дорогой… (Видимо, они были близко знакомы, раз уж Степан смог позволить себе подобное – явно не по Уставу – обращение). Распорядитесь, пожалуйста, передать винтовку кому-либо другому, не то я точно кого-то покалечу. Хорошо, если самого себя, а не дай боже, вас или товарища учёного, вы ж меня на кол посадить прикажете!
– Прикажу! – хмыкнул Цанава. – Только кому её отдать? Кроме тебя, здесь все – люди штатские. Не положено им с оружием щеголять!
– Разрешите тогда хотя бы оставить её в тоннеле. Хватит с меня двух пистолетов и ножа. Назад будем возвращаться – заберём.
– Под твою личную ответственность.
– Нет. Так не пойдёт! Ещё испарится, что я буду делать?
– Вешаться, если кол тебе не нравится!
– Всё. Объявляю плановый привал, – нарком белорусской госбезопасности прижался к стене тоннеля и начал медленно сползать спиной книзу, пока не упёрся пятой точкой в земляной пол. – Через четверть часа продолжим движение. Прошу не беспокоить!
Он нахлобучил на глаза командирскую фуражку и почти сразу же… захрапел.
Что-что, а нервы у комиссара были отменные. Стальные, как их характеризует народная молва.
Может, и не такой Лаврентий безбашенный, как кому-то поначалу показалось?
Избавившийся на время от надоевшей «мосинки», Хованский мгновенно последовал примеру своего начальника.
А вот молодёжь от даже короткой передышки категорически отказалась.
– Где мы сейчас находимся? – шёпотом поинтересовался Плечов, отводя «Сусанина» подальше от задремавших чекистов.
– Где-то под Цегельней…
– Это что за штука? – скорчил глупое лицо Ярослав, внутренне напрягшись – наконец-то он взял след!
– Там изготавливали кирпич, который шёл на строительство Несвижского замка.
– А-а…
– С установлением советской власти, деревня пришла в экономический упадок, практически полное запустение. Как, впрочем, и Сейловичи, куда в конечном итоге и лежит наш путь… А ведь когда-то здесь вовсю бурлила жизнь. Плавали-резвились в прудах экзотические рыбки, цвели и благоухали аллеи фруктовых деревьев – между прочим, ценных пород! Радзивиллы использовали каждую возможность, дабы снова побывать в этом райском уголке… Да и не только они. Геринг, – знаете такого?
– Слышал.
– Он очень любил охоту в наших лесах…
– Ой, только ли? – вырвалось у Плечова.
– Что вы имеете в виду? – прищурил и без того узкие глазки Яков Семёнович.
– Конечно, охоту, – вздохнул агент.
А что же ещё?
12
– Подъём! – ровно через пятнадцать минут, секунда в секунду, Лаврентий Фомич проснулся. – Идём дальше.
Пекун занял привычное уже место во главе процессии и, потянув длинным кривым носом, громко спросил:
– Кто из вас курит?
– Я! – пробурчал Хованский.
– Отставить, мать твою так! – не выбирая слов, принялся чехвостить подчинённого Цанава. – Немедленно погасить окурок!
– Да я не про «сейчас». Я про «вообще», – неуклюже начал оправдываться Степан. – Каюсь. Подвержен вредной привычке. С детства.
– «Вообще» к делу не относится, – по-философски рассудил юный, но уже довольно мудрый и опытный несвижский краевед. – Однако вот ошибиться я в данном случае никак не мог, нюх-то у меня отменный… Особенно на табак. За версту его чую!
– Следовательно, ты уверяешь, что здесь кто-то совсем недавно курил? – потянулся за табельным оружием народный комиссар государственной безопасности БССР.
– Ну да! Папиросным дымком откуда-то точно потянуло-повеяло. Причём – свежим. И, как бы это правильно сказать, не нашим, не советским – слишком мягким и не таким противным, что ли?
– Какие-то уникальные способности. Может, тебя на службу в НКГБ взять?
– Ничего особенного. Что б вы знали, под землёй и под водой люди ощущают различные запахи особенно остро.
– Что ты несёшь, «Сусанин»? – ещё больше повысил градус «беседы» Лаврентий Фомич. – Курить под водой? Ха-ха-ха… Покажите мне человека, который способен на подобный трюк!
– Вы немного не так меня поняли… Будем живы – рванём в выходной на здешнюю речку. Ушу[22]. Для чистоты, так сказать, следственного эксперимента, – не сдавался Яша. – Плавать-то хоть умеете? – неожиданно спросил он.
– Ещё бы! – усмехнулся Цанава.
– Вы нырнёте, а Степан Давыдович в это время затянется на берегу папироской, – принимая сторону знатного краеведа, вклинился в чужой разговор опытный подводник Плечов, ранее не раз убеждавшийся в реальном существовании феномена, о котором только что поведал их новый знакомый. – Тогда и спорить будете.
– Согласен, – припомнил немного подзабытое слово из своего репертуара нарком. – А ты что, Ярослав Иванович, тоже дымок учуял?
– Не уверен, но… Почему-то я всецело доверяю носу товарища Пекуна… Хотя… Откуда здесь может взяться кто-то посторонний, честно говоря, вразуметь не могу.
– В здешних катакомбах полно всяких ответвлений, неразведанных и заваленных ходов, тайных комнат, – присел, облокотившись спиной о стенку, юный «Сусанин» и, пользуясь моментом, незаметно поднял с земли какой-то предмет, по всей видимости – обрывок бумаги.
– Но ведь это не значит, что в них кто-то живёт, – начал заговаривать зубы остальным членам экспедиции Плечов (авось не заметят то, что успел увидеть он).
– Я такого не говорил! – догадался обо всём хитрый проводник, решив подыграть профессору и, таким образом, продлить свою собственную опасную игру.
– Что ж, – огляделся по сторонам Яра. – В таком случае – нам следует усилить бдительность. Товарищ Хованский, вы кажется, недавно бахвалились лишним стволом?
– Лишних у меня нет! Один пистолет боевой, а другой – сигнальный! Плюс винтовка. Её, пожалуйста, хоть сейчас могу одолжить. На время.
– Не надо. Мучайтесь сами, – отказался от «щедрого» предложения учёный. – Скажите, дорогой Яков Семёнович, как долго нам ещё предстоит топать?
– По моим подсчётам – минут пять, не более.
– То есть выход из тоннеля уже где-то совсем рядом, неподалёку?
– Да.
– Давайте будем размышлять вместе. И вслух.
– Давайте.
– Значит, вы утверждаете, что совсем недавно в подземелье кто-то побывал?
– Похоже на то. Скорее всего, он двигался навстречу нам со стороны Сейловичей, но услышал приближающиеся шаги и сразу «включил заднюю».