По результатам этих проверок в период с 22 июня по 31 декабря 1941 года в БССР за самочинные расстрелы и убийства было привлечено к ответственности 19 человек.
Заместителя начальника тюрьмы № 28 города Глубокое[45] товарища Х. Табера и помощника оперуполномоченного В.А. Мохова и вовсе присудили к высшей мере наказания «за участие в самочинном расстреле 714 заключенных». Проходившие по этому же делу И.Я. Баталов, В.Н. Малинин, П.И. Скребневский получили по 10 лет.
Так что не всё так просто…
Но я слишком увлекся.
Хочешь не хочешь, опять следует вернуться немного назад – в 22 июня 1941 года.
Во всё тот же уездный белорусский городок, расположенный всего в 100 километрах от Минска…
3
Постояльцы сейловичского ксёндза спешно грузились в свой автомобиль, собираясь отправиться к месту постоянного базирования.
А что им оставалось делать?
Ни связи, ни каких бы то ни было указаний высшего руководства.
Действовать по собственному усмотрению во время войны?
Ага, счас…
Любая инициатива чревата наказанием. Примешь неправильное решение – век расхлёбывать будешь.
…Тем временем вражеские самолёты один за другим стаями уходят на восток.
Некоторые, видимо, сделав своё дело, разворачивались и летели в обратном направлении.
Уже отбомбились, сволочи?
Правда, над самим Несвижем (равно как и над другими владениями Радзивиллов) ничего похожего пока не наблюдалось.
Может, на самом деле Леон и Януш Францишек – последние ординаты соответственно Несвижского и Олыцкого замков, успели договориться со своим старым другом, рейхсминистром авиации Германом Герингом?
Кто знает?
Впрочем, как бы там ни было, оставаться в Сейловичах всё равно было нельзя.
Враг близок… Кто, как не сотрудники госбезопасности, должны первыми стать на его пути?
Плечов решил отбыть вместе с чекистами.
Чтобы найти Павлика, а возможно, и Митю Голобородова – это раз; обсудить с Пекуном некоторые нюансы устройства подземных коммуникаций – два; посидеть, попить чайку, поболтать о житье-бытье с незабвенной Ядвигой Мечиславовной – три. Но – самое главное – узнать о ситуации на фронте, понять, когда наши войска перейдут в неотразимую атаку.
Лежава, естественно, находился рядом с учёным. Просьба «батоно» – это приказ, не выполнить который нельзя.
А «истуканы»?
Подождут, ничего с ними не случится!
Золото, как известно, не ржавеет!
4
В полдень Плечов с Лежавой пришли в гости к пани Ядвиге. Туда же агент через новых знакомых из местного отдела НКГБ пригласил и Пекуна; однако тот по неизвестной причине опаздывал.
Старушка накрыла шикарный стол: бимбер[46], много мяса (отварного, вяленого, копчёного), фрукты-овощи из собственного сада-огорода.
Правда, к съестному никто из них не притрагивался – все ждали Яшу. А пока тот отсутствовал – обменивались презентами.
«Запустил процесс» Ярослав Иванович, передав для хлебосольной хозяйки вышитое полотенце (как говорят в Белоруссии – ручник), украшенное знаменитым орловским списом – разноцветными узорами, над которыми несколько месяцев подряд неустанно трудилась его обожаемая тёщенька.
Ядвига Мечиславовна подарок по достоинству оценила и, дабы не терять время, в тот же миг обратилась к Автандилу с просьбой: повесить оберег прямо над входом в зал, где они собирались вот-вот приступить к небольшому, можно сказать, даже семейному пиршеству.
Чтобы всем, кто заходит в гости, сразу было видно и, соответственно, завидно!
А сама хозяйка направилась в спальню, где специально для профессора была приготовлена небольшая католическая иконка, выполненная в какой-то необычной, оригинальной технике, популярной в «усходних кресах»[47] где-то в середине прошлого века.
Алаверды – святое дело. Не только для кавказцев, но и для славянских народов тоже. В особенности – для русских, любую понравившуюся чужую традицию мгновенно превращающих в свою!
Лежава тем временем забрался на деревянную табуретку и уже нацепил на гвоздик один край великолепного сувенирного изделия, когда дверь резко распахнулась, и на него налетел хрупкий несвижский краевед.
И, хотя весовые категории у них были совершенно несопоставимые, великан не удержался и со страшным грохотом рухнул на пол.
– Ой, простите, я не хотел! – растерянно пробормотал Яша, не зная, чем помочь «уроненному» исполину.
– Ничего, бывает, – потирая ушибленные бока, горец с трудом поднялся и миролюбиво протянул невольному обидчику свою гигантскую ладонь.
– Знакомьтесь, это товарищ Пекун, о котором я вам рассказывал, – тем временем представил хозяйке «свежего» гостя Плечов.
– Яша, родненький, ты сменил фамилию? – удивлённо вырвалось у старушки.
– Ну да, – засмущался юноша.
– Как давно?
– Ещё в тридцать девятом. Уже тогда я понял, что фашисты не остановятся на достигнутом и попрут дальше на восток, а они, сами знаете, как относятся к нашему народу. В подобных обстоятельствах оставаться Айзенштадтом – смертельно опасно, – чётко и, главное, доходчиво объяснил логику своего поступка молодой краевед.
– Послушать тебя, окажется, что чужое имя – это хорошо… И такую чушь несёт мой родной сёстженец! – продолжала возмущённо ворчать шляхетная пани. – Племянник, по-вашему… Поздний и единственный ребёнок самой младшей моей сестры. Ей, кстати, в прошлом месяце только пятьдесят исполнилось. Я в её годы… Ой, простите, заболталась… Чтоб вы знали, Гандзя вышла замуж за знатного представителя знаменитой династии раввинов, хотя наши родители были категорически против этого брака… А вы говорите: Пекун… О наличии такого рода в нашем городке я раньше и слыхом не слыхивала!
– Плохо слушали! Есть такое слово – и на русском, и на идише, между прочим, означающее одну и ту же профессию. И фамилия соответствующая есть.
– Ах, да, точно, и как только я могла забыть? Были такие люди, пекари по специальности, но жили они на другом конце Несвижа.
– Вот видите! – торжествующе подытожил бывший Айзенштадт. – Ну, приглашайте к столу, цьотка![48] Пора!
– Ой, совсем растерялась… Присаживайтесь, гости дорогие. Ярослав Иванович, кто тут старший по возрасту?
– Вы, Ядвига Мечиславовна!
– Фу, как негарно, нетактично… А ещё интеллигент, профессор!
– Пардон, милейшая пани. Виноват. Дайте поцелую вашу ручку.
– Проше пана… А среди мужчин?
– Как ни странно, – я!
– Наливайте.
– Есть!
Плечов поднялся и принялся с воодушевлением наполнять оригинальные миниатюрные стопочки – каждая граммов на 20–30, не более.
Сам он давно оценил убийственную крепость домашнего напитка и даже свыкся с ней, а вот бедняга Автандил впервые принимал участие в «испытаниях», то бишь дегустировании оригинального продукта.
Он лихо опрокинул чарку да так и застыл с округлившими и увеличившимися в размерах зрачками. Предчувствуя именно такой ход развития событий, милосердная несвижская пани, сочувствующе засунула в раскрытый рот гостя небольшой малосольный огурчик.
Глаза мигнули.
Порозовели щёки.
А затем и всё побледневшее лицо вернуло свой естественный цвет.
По-прежнему, не говоря ни слова, Лежава ткнул пальцем в трёхлитровую банку. Хозяйка поспешно наполнила стакан рассолом и протянула гиганту.
Тот осушил посудину в два глотка и принялся искать глазами закуску.
Кусочек печёной буженинки окончательно вернул беднягу к жизни. Но к бимберу он больше не прикасался.
Профессор же и острая на язык пани под шутки-прибаутки опрокинули ещё по паре рюмок и только тогда угомонились.
Чтобы вскоре «заполировать» спиртное горячим, сладким и ароматным травяным чайком, слывшим одним из самых коронных блюд в меню умелой несвижской «гаспадыни».
А вот хитрый Яша в этом деле активного участия не принимал.
Пригубил первую и отставил в сторону.
Мол, не пью – и всё тут!
5
«После сытного обеда, по закону Архимеда полагается поспать», – гласит одно из оригинальных правил знаменитого профессора Фролушкина. Пани Ядвига прекрасно об этом помнила и заблаговременно застелила свежим бельём две железные кровати, стоявшие в самой дальней комнате.
Племянник не в счёт! У того есть собственная жилплощадь – ненавистное для многих жителей «освобождённой» Западной Белоруссии Советское государство облагодетельствовало.
Но приезжие и не собирались предаваться дневному сну. Во время войны замечательные гражданские привычки быстро предаются забвению, уходят в прошлое.
Если ты патриот, конечно, все теперешние твои действия должны быть направлены не на развлечения и не на утоление чрезмерных гастрономических потребностей, а на исполнение священного долга перед горячо любимой Родиной.
– А как вы лично, Ярослав Иванович, думаете бороться с коварным врагом? – настойчиво добивался каких-то своих потайных целей краевед Яша.
– Время покажет, – уверенно увильнул от прямого ответа Плечов, используя пресловутое русское выражение, подходящее для всех случаев жизни.
А как же иначе? Если он ещё не видел врага в лицо, не встречался с ним с глазу на глаза, не вступал, так сказать, в прямое взаимодействие или боевое столкновение, не почувствовал его воинскую силу.
Скажете: видел, встречался, вступал, чувствовал ещё задолго до войны. Только кто об этом знает?
Дальнейшая беседа протекала уже на улице и без Ядвиги Мечиславовны.
Нет, утаивать какие-либо сведения от глубоко уважаемой старушки никто из них не собирался. Просто мужчинам надоело сидеть дома – в донельзя раскалённом тёмном помещении.
Естественно, при таких погодных условиях их молодым душам было очень некомфортно в небольшой, тесной комнатушке, и они рвались на простор.