Боже, какой занудливый старик. Я зевнула.
– Вам скучно, Эмма? – заметив мой зевок, остановился Перепелкин. – Кажется, я опять увлекся. Извините.
– Ни капельки не скучно, – ответила я, с трудом сдерживая второй зевок. – Наоборот, очень даже интересно. Кстати, я хотела вас спросить, да забыла.
– А что именно?
– Зачем Леонардо нарисовал две одинаковые картины?
– О, это интересный вопрос, – загорелись глаза у Перепелкина. – На сей счет у меня имеется несколько любопытных гипотез. Первая, самая простая, гипотеза заключается в том, что Леонардо влюбился в собственное творение и не в силах был с ним расстаться. Но картина писалась на заказ, а полученный аванс художник уже истратил. Поэтому он написал еще одну точно такую же картину и отдал ее заказчику, мужу Моны Лизы, флорентийцу Франческо дель Джоконде. Что же касается самой Моны Лизы ди Антонио Марии ди Нольдо Герардини, то это была поистине удивительная женщина…
И Перепелкин стал рассказывать о Моне Лизе. Да с такими подробностями, будто она не умерла несколько веков назад, а только что отошла в курилку покурить.
– Глеб Борисович, – окликнул Перепелкина солидный мужчина в дымчатых очках.
Перепелкин тотчас прервал свой рассказ.
– Слушаю вас, Вячеслав Семенович!
– Вы не могли бы зайти ко мне в кабинет? Для, так сказать, конфиденциальной беседы.
– Хорошо, Вячеслав Семенович.
Солидный посмотрел на меня сквозь дымчатые очки.
– А это что за прелестное создание?
– Эмма Мухина. Помните, я вам про нее говорил. Моя знакомая из Москвы.
– Помню, помню. И как там Москва? Что новенького в Третьяковской галерее?..
– В Третьяковке все по-старому, – ответила я.
– А у нас в Эрмитаже «Джоконда» экспонируется, – похвастался Солидный. – Мировой, так сказать, шедевр.
– Мы с Эммой как раз идем на выставку. Да, кстати, Эмма, познакомься: Вячеслав Семенович Косолапов. В данный момент он является директором Эрмитажа.
– Совершенно верно, – вальяжно подтвердил Косолапов. – Я, так сказать, временно исполняю обязанности отсутствующего директора. А вообще-то я его заместитель. – Он перевел взгляд на Перепелкина. – Значит, я вас жду, Глеб Борисович.
И Косолапов важно пошел по коридору.
– Придется вам сходить одной, Эмма, – сказал Перепелкин. – Сами слышали, начальство к себе требует.
Он что-то быстро нацарапал в блокноте, вырвал листок и протянул мне:
– Отдадите на контроле.
В общем, Перепелкин побежал за Косолаповым, а я порулила в Синий зал смотреть «Джоконду». При входе в зал я показала записку здоровенному амбалу-билетеру, и он пропустил меня без очереди.
«Джоконда» находилась на возвышении посредине зала. Со всех сторон ее окружали такие же здоровенные, как и билетер, охранники. Все сплошь в черных пиджаках и с оттопыренными правыми карманами, где у них, видимо, лежали пушки.
Охранники настороженно смотрели на проходящих мимо картины людей. Сама же Джоконда смотрела на белый свет через толстое бронированное стекло.
Зрителям не разрешалось останавливаться перед картиной ни на секунду. Если кто-нибудь чуть-чуть замедлял шаг, к нему тотчас спешил охранник и приказывал: «Проходите, проходите. Не задерживайтесь».
Все шли мимо «Джоконды» в благоговейном молчании.
Я тоже прошла. «Мона Лиза» за бронированным стеклом ничем не отличалась от «Моны Лизы», что висела в спальне тети Моти. Даже зеленая крапинка в черном зрачке была точно такая же.
Зеленая крапинка!!!
Я чуть не вскрикнула от удивления. Да это же пластилин, которым я залепила дырку на полотне! Откуда он взялся на этой картине?!. Я остановилась и начала пристально вглядываться в правый глаз итальянки.
– Проходи, девочка, проходи, – легла мне на плечо тяжелая рука охранника.
Я вышла из зала и в раздумье остановилась. Конечно же мне это почудилось. Никакой зеленой крапинки там быть не может. И все-таки… Я медленно побрела по галерее. И ноги сами собой привели меня обратно ко входу в Синий зал. Я второй раз показала билетеру перепелкинскую записку, и он, ни слова не говоря, пропустил меня в зал.
И на этот раз в правом зрачке блеснула зеленая крапинка! Ничего не понимаю. Может, просто бронированное стекло отсвечивает?.. Я показала билетеру записку в третий раз и, проходя мимо «Джоконды», не увидела никакой крапинки. Прямо идиотизм какой-то, честное слово. Я прошла мимо картины в четвертый раз, в пятый, в шестой, в седьмой…
Когда я показала билетеру записку в десятый раз, он посмотрел на меня, как на слегка рехнувшуюся. Охранники в зале тоже стали на меня коситься. Надо было уходить. А я, хоть убейте, никак не могла врубиться, есть в правом глазу «Джоконды» зеленая крапинка или нет.
Наконец мои собственные глаза начали слезиться от напряжения, и я, выйдя из Эрмитажа, помчалась обратно на Мойку. «Так есть там зеленая крапинка или нет?! – размышляла я на бегу. – Есть или нет?!» С одной стороны, откуда ей взяться? А с другой стороны – семь раз из двенадцати я отчетливо видела зеленую точку. А вдруг у меня уже глюки начались из-за этого чертового пятна на плече?!
Открыв дверь, я влетела в прихожую и, не снимая ботинок, понеслась в спальню. То, что я там увидела, повергло меня в настоящий шок.
Зеленая крапинка на картине – исчезла.
Это было уже слишком. Я чуть ли не носом уткнулась в полотно. Нет зеленой крапинки. Я поскребла картину ногтем. Гладко. Ни пластилина, ни пореза. Холст совершенно целый. Целехонький. А что же, скажите на милость, я замазывала пластилином?!
Я кинулась к столу. В ящике вместе с ножницами лежало еще увеличительное стекло. Я решила через «увеличилку» исследовать Джокондин зрачок. Что-то здесь было явно не то. Не могла дырка на полотне взять и зарасти.
Я выдвинула ящик, достала лупу и тут…
И тут за спиной послышался шорох. Я не испугалась, думая, что это Гафчик.
Но это был не Гафчик.
– Му-му, – раздался хриплый голос у самого уха.
Я похолодела. Это был немой убийца Муму.
Глава XXIМы беремся за дело
В жизни бывают моменты, когда надо не думать, а действовать. Сейчас был именно такой момент. Не оборачиваясь, я резко двинула локтем так, чтобы попасть убийце в солнечное сплетение. Позади раздался сдавленный стон и грохот упавшего тела. Я стремительно повернулась. Смотрю – ни фига себе! – на полу, выпучив глаза, лежит… Володька Воробьев!
– Воробей, – бросилась я к нему, – ты не ушибся?!
– Ох-ох, – ловил он ртом воздух. – My… My… Мухина… я же… по… по… шутил… А ты… под… дых…
– Сам виноват, – сказала я. – Нечего так шутить.
– Ну у тебя и удар, – хрипел Володька. – Такое ощущение… будто в живот… самосвал… врезался…
– Ты же знаешь, что я каратистка.
Воробей закрыл глаза.
– Ой, как больно.
Я опустилась на колени и погладила Володьку по голове.
– Бедный Воробушек…
– Да пошла ты, Мухина… – мотнул он головой, пытаясь сбросить мою руку. – Сначала чуть не убила, а теперь с утешениями лезешь.
Наконец Володька отдышался. Я помогла ему добраться до дивана. Он лег и скрестил руки на груди.
– Все, Мухина, прощай. Отъезжаю на тот свет.
– Подумаешь, локтем его чуть-чуть задели. Веди себя достойно, Воробей. Будь мужчиной.
– Мужчины с биологической точки зрения гораздо слабее женщин, – сварливо ответил Володька.
– Да ладно. Ты лучше послушай, какие тут со мной чудеса творятся…
– Ой, нет. Дай хоть немного прийти в себя. А ты пока на вот, почитай. – Он достал из кармана сложенную газету. – На последней странице смотри, в левом углу.
Я развернула газету и нашла крохотную заметку под названием «Убийство на уроке физики».
«Криминальный мир добрался и до наших школ, – говорилось в заметке. – Вчера в самом центре Москвы произошло убийство. В школе №10, на уроке физики, была убита ученица 8 „б“ класса Эмма Мухина. Она отвечала у доски, когда в открытую форточку влетела пуля снайпера и попала девочке в голову. Девочка скончалась на месте. Преподавательница физики Надежда Васильевна Бубенчикова поставила Мухиной за ответ пятерку. Посмертно…»
– Там еще фотка есть, – сказал Володька.
– Я вижу.
На фото был снят наш кабинет физики. Мой труп, вернее, труп капитана Чмонина, лежал на полу, у доски. Рядом стояла растерянная Надежда Васильевна с указкой в руке.
«Бедняга», – подумала я о Чмонине. Конечно, он был маленько долбанутый, но все равно жаль человека. По существу, ведь капитан из-за меня погиб.
– Когда это случилось, – сказал Володька, – я сразу понял, что ты мне по телефону правду говорила.
– Эх, Воробей, Воробей, – вздохнула я. – Тебе давным-давно уже пора понять – я всегда правду говорю. Просто правда не всегда бывает правдоподобной.
Володька поудобнее устроился на диване.
– Ну давай выкладывай: что тут за чудеса творятся?!
Я рассказала ему обо всех своих приключениях. Начиная от Немухина и кончая «Джокондой».
– Потрясная история, – сказал Воробей, выслушав мой рассказ. – Ты, Мухина, как всегда, в своем репертуаре. Исчезнувший труп, черное пятно… – Он замолчал, что-то обдумывая. – Слушай, а ты к врачу-то ходила?
Я отрицательно помотала головой.
– Ну ты даешь! Вроде умная девчонка, а ведешь себя как дура. Тебе надо срочно идти к врачу.
– К какому еще врачу?! Ты что, Воробей, наших врачей не знаешь?! Забыл, как твой сосед ходил к зубному, а тот ему вместо больного зуба два здоровых вырвал!..
– Угомонись, Мухина, – поморщился Володька.
Но я не угомонилась.
– И по ящику передача была: одной женщине аппендицит вырезали, а когда наркоз давать стали, баллоны перепутали: вместо кислорода дали углекислый газ. Помнишь? Вместе же смотрели.
– Угу, – поддакнул Воробей, думая о своем. – Знаешь что, Мухина, расскажи все с самого начала. И постарайся не пропустить ни одной детали.
Я начала заново.