Когда китаянка скрылась за дверью зала, Ева заявила:
– Если она врёт, то врёт очень натурально.
– Я другого не пойму, – сказал Мунин. – Зачем она призналась, что побывала в доме Бутсмы перед самым убийством?
– Затем, что умная, – ответил Одинцов. – Понимает, что её наверняка засекли камеры наблюдения – или внутренние, или соседские. Отпечатки пальцев, опять же… В любом случае выяснится, что она приезжала к Бутсме. Поэтому Чэнь показывает, что ей нечего скрывать.
– Никто не заподозрит её в убийстве, – сказала Ева, вспомнив маленькие пальчики Чэнь. – Она физически не могла затащить Бутсму на пятый этаж и выбросить из окна.
– Достаточно было открыть входную дверь. Остальное сделали профи. Мы же знаем, что у Большого Босса они есть… Сейчас не так важно, кто убил Бутсму и даже за что его убили. Меня больше другое интересует.
Одинцову вспомнилась Россия 1990-х. Когда после краха СССР начался разгул дикого капитализма, бандиты всех калибров и мастей стали делить рынки. Убивали много, сообщения об очередной кровавой расправе появлялись каждый день. Массмедиа смаковали подробности, и всё было понятно: торговца нефтью убили за нефть, владельца портового терминала – за терминал, знаменитого телеведущего – за длинный язык, популярного политика – за политику, хозяина металлургического комбината – за металл… Обывателям даже в голову не приходило, что убить могли за старую обиду, за карточный долг, за невыполненные предвыборные обещания, за публичное неуважение – или, в конце концов, за то, что увёл чужую бабу.
Баба и деньги казались Одинцову достаточно вероятными причинами убийства жизнелюбивого весельчака Бутсмы. И ещё наркотики: Дефорж обмолвился о том, что биохакер принимал амфетамин с ещё какой-то дрянью. Бутсма вполне мог наладить серьёзное производство в своей лаборатории и схлестнуться с местными наркобаронами. Способ убийства сложноват, но мало ли какие экзотические обычаи существуют в Камбодже. Мало ли кто был заказчиком. Мало ли что и кому заказчик хотел показать или доказать этим убийством…
За гибелью Моретти точно стоял Большой Босс. А вот насчёт его причастности к убийству Бутсмы у Одинцова были сомнения. Он собирался обсудить их с компаньонами, но не успел из-за звонка Леклерка.
– Я на том же месте, – сообщил капитан. Яхта ждала у причала, где меньше двух суток назад Леклерк расстался с Одинцовым. От Xihu Resort Hotel дотуда было рукой подать.
Ева и Мунин с энтузиазмом отнеслись к предложению заехать на остров, который упомянул Дефорж. Правда, эти два пассажира омрачили радость капитана: он ждал только Одинцова, поскольку его спутников невзлюбил ещё в прошлую поездку. И всё же Леклерк обрадовался встрече со своим спасителем больше, чем огорчился из-за появления Евы и Мунина.
– Как наша девушка? – спросил он после приветствий, имея в виду Моретти. – Добралась до полиции?
– Добралась. – Одинцов не стал уточнять, что итальянка попала к полицейским упакованной в чёрный пластиковый кофр для трупов. Маршрут он скорректировал, но легенда для капитана осталась прежней: троицу экспертов по безопасности, которые участвуют в научном конгрессе, попросили помочь в расследовании происшествия на одном из камбоджийских островов. Изменилось только название острова, которое Дефорж упомянул в разговоре.
Пока Одинцов потчевал Леклерка незатейливыми байками, Мунин признался Еве, что переслал Кларе кое-какую информацию. Позапрошлой ночью Моретти рассказывала об улучшении состояния пациентов, пострадавших от Cynops Rex Gabrielle. Такой же препарат агенты «Чёрного круга» вкололи Кларе и её родителям. Мунин запомнил протокол успешного лечения и через Клару отправил его врачам в Зимбабве. Для убедительности он сослался на знаменитостей, которые представляли на конгрессе свои новейшие разработки, – мол, рекомендации получены от них. Зимбабвийские специалисты не могли похвастать собственными идеями такого уровня, а Клара с отцом подписали стопку документов о том, что принимают на себя ответственность за возможный риск, – и лечение началось.
– Сутки, представляешь?! Всего сутки прошли, а у них уже заметна ремиссия! – говорил счастливый Мунин. Об этой новости ему только что написала Клара. Ей и отцу стало чуточку легче, состояние матери стабилизировалось… Когда речь идёт о смертельной угрозе здоровью, даже призрачный намёк на улучшение придаёт сил для борьбы с болезнью.
Ева радовалась вместе с Муниным, подбадривала его – и думала о том, что ещё совсем недавно в активном лексиконе троицы не было слова «ремиссия» и что за каких-то пару недель они не только усвоили тучу специальных терминов, но и открыли для себя целый мир, о существовании которого почти не задумывались.
Ева воспринимала происходящие события острее, чем компаньоны-мужчины. Беременность сделала её особенно чувствительной. Все трое пользовались гигантским объёмом одних и тех же сведений. Но Мунин с Одинцовым смотрели на организм как в кино – со стороны, а Ева заглядывала в себя, и перед её внутренним взором разворачивалась фантастическая картина.
Миллиарды пар нуклеотидов, закрученных в двойные спирали ДНК, с сумасшедшей скоростью передавали генетическую информацию на матрицы РНК. С этих копий организм столь же стремительно штамповал кирпичики-белки, из которых строил будущего ребёнка Евы. У неё мороз побегал по коже при мысли о том, что неизвестно, как переплелись отцовские и материнские гены. Неизвестно, где молниеносный конвейер допускал ошибки, изменяя геном на миллиардную долю. Неизвестно, к чему это может привести. Неизвестно, какие вирусы и как перепрограммируют её собственную ДНК – и ДНК ребёнка. Неизвестно даже, мальчик это или девочка…
Господи, она же ничего не знает! То, что творится у неё внутри – с ней самой и с крохотным сгустком белков, которому ещё только предстоит стать человеком, – всё это чистая лотерея. Игра в чёт-нечет, пари Паскаля, где можно сделать умозрительную ставку, но нельзя ни на что повлиять…
…или повлиять всё-таки можно? Учёные пытались разобраться, как работает микроскопическая фабрика космических масштабов, в которую вглядывалась Ева. Они пытались усовершенствовать эту фабрику на ходу и взять её под контроль. Законы природы незыблемы, но если изменить способы применения этих законов, человеческий организм станет совершенным – и бессмертным…
…а пока Ева наблюдала за изменениями в самой себе. Она стала иначе есть и спать. Другой стала пластика движений во время занятий гимнастикой тай-чи. Другой – более нежной и чувствительной – стала кожа. По-другому вились и расчёсывались волосы. Настроение стало другим… Еву это радовало – и в то же время пугало. Ей казалось, что она глупеет. Раньше вся мощь её изумительного мозга могла сосредоточиться на поставленной задаче – здесь и сейчас. Но во время беременности, чем бы она ни занималась, часть сознания отвлекалась на калейдоскоп новых ощущений и мыслей, устремлённых в будущее – её собственное и ее ребёнка.
Ева не привыкла делиться своими переживаниями: с детства она разбиралась в себе сама. Теперь возникла нужда в собеседнике, но взять его было неоткуда. Мунин и тем более Одинцов не годились на роль задушевной подружки. Справиться с этой ролью могла бы Клара, но стараниями Дефоржа её унесло в Африку, и ей совсем не до того…
На подходе к острову «Принцессу» остановил патрульный катер. После переговоров сперва с полицейскими, а потом – по рации – с неприятно удивлённым Дефоржем капитану велели оставаться на яхте, а троицу приняли на борт катера, доставили на остров и отвезли через джунгли к развалинам базы.
Глава XXIV
База оказалась больше той, где недавно побывал Одинцов.
Гарь пропитала сырой воздух и вытеснила все прочие запахи, но Ева с Муниным бессознательно трепетали ноздрями, ловя запах смерти…
…потому что на вытоптанном квадратном плацу, по трём сторонам которого тянулись бараки, рядами лежали десятки трупов. Их неторопливо упаковывали в чёрные пластиковые кофры люди, похожие на космонавтов, – в защитных белых скафандрах с облегающими капюшонами, в больших очках и медицинских масках, целиком закрывавших лица ниже очков. Кофры с покойниками увозили к берегу на раздолбанном дизельном грузовичке: видимо, раньше он обслуживал плантацию. Грузовичок сновал туда-обратно, а космонавты продолжали выносить из бараков всё новые тела.
Территорию базы и прилегающие джунгли обследовали кинологи с собаками, тут и там копошились эксперты-криминалисты, щёлкали камерами полицейские фотографы… Работа кипела – особенно вокруг сгоревшего административного здания. Вероятно, раньше оно выглядело так же, как знакомый Одинцову штаб Лока, но теперь об этом оставалось только гадать.
Компаньонам выдали одноразовые медицинские маски. Ткань из полимера не защищает от вирусов – это всё равно что ловить мух волейбольной сеткой, – но на пожарище через маску дышится легче. Такая же маска была на Дефорже…
…который в ярости сорвал её, подойдя к троице.
– Почему вы здесь, а не в отеле? – рявкнул он. Выяснять это по рации при полицейских француз не стал, но теперь дал себе волю.
– Ты приказал ни с кем не говорить, – ответил Одинцов. – А без этого в отеле особенно делать нечего. Здесь гораздо интереснее.
– Вы должны быть там, где приказано!
– Знаете, что?! – Мунин тоже сорвал маску и засопел, раздувая ноздри. Одинцов положил руку ему на плечо и мирно сказал Дефоржу:
– Давай кое в чём разберёмся. У нас в Советском Союзе все такси были одной марки и с шашечками вдоль борта. Человек вызвал такси. Пришла машина другой марки без шашечек. Он возмутился, а таксист ему говорит: «Вам надо шашечки или ехать?» Ты тоже реши для себя: тебе надо шашечки или ехать?
– Тебе что важнее – процесс или результат? – поддержала компаньонов Ева. – Если процесс – мы будем сидеть и ждать указаний. А если результат – не мешай нам работать.
– Для нас результат важнее, чем для некоторых, – сквозь зубы процедил Мунин.