Cynops Rex…
– Для поездки к врачу шикарная яхта не нужна, – сказал Одинцов. – Хотите подороже продать свою установку?
Кашин гордо выпятил подбородок.
– Шарлемань уже её купил. Вчера доставили прямо с выставки. «Велес» пятого поколения. Уникальный экземпляр… А вы довольно проницательны.
– Спасибо, это моя работа. – Одинцов коснулся бейджа с надписью «Эксперт по безопасности». – Вам повезло. Мы с коллегами как раз едем в гости к Шарлеманю, он приглашал. Можете составить нам компанию.
– Я не пою хором, – заявил физик.
– Дело хозяйское, – пожал плечами Одинцов. – Будем рады оказать услугу мировой знаменитости. Если надо, Шарлеманю скажем, что это вы нас привезли, а не мы вас. Капитан – мужик надёжный, в Иностранном легионе служил, так что с ним договоримся без проблем. – Он посмотрел на часы. – Моё предложение в силе до девяти утра. В девять старт… Или найдите себе персональную яхту из тех, что остались. Кстати, сэкономите кучу денег. Всего доброго.
Одинцов развернулся и пошёл обратно в ресторан.
Трюк с манипуляцией вернулся Кашину бумерангом. Физик догнал Одинцова.
– Я еду с вами, – буркнул он, сдаваясь, но последнее слово оставил за собой: – Только после завтрака у меня семинар. Старт не в девять, а в одиннадцать.
Троицу отсрочка вполне устраивала.
– Круто, – сказал Мунин, выслушав Одинцова, и поймал себя на том, что говорит в манере Клары. Он ждал, когда в Зимбабве тоже наступит утро. Надо было дозвониться до Клары и всё ей объяснить.
– Круто, – согласилась Ева, – но Кашин теперь злится на нас ещё больше.
– Не проблема. Есть кое-какие мысли, – загадочно произнёс Одинцов. Он позвонил Дефоржу, чтобы сообщить о новом плане, и тот распорядился:
– Обязательно дождитесь меня! Сердце в порядке, я потороплю врача с выпиской… Обязательно дождитесь!
Он приехал без четверти одиннадцать, когда троица уже погрузилась на яхту. С верхней палубы сквозь мокрое стекло за пеленой дождя Одинцов разглядел знакомый микроавтобус «Чёрного круга»…
…а когда Дефорж поднялся на борт, лимузин с золотыми логотипами Xihu Resort Hotel доставил к причалу Кашина. Шофёр обежал машину и распахнул дверцу перед пассажиром в тёмно-синем клубном пиджаке и белых брюках с идеальными стрелками. Кашин прошествовал на яхту в сопровождении шофёра, который прикрывал его от дождя огромным зонтиком и нёс на плече портплед – очевидно, со сменным костюмом.
Троица и Дефорж переглянулись. Физик был верен себе.
Глава XXXI
– Почему мне две рюмки? – строго спросил Кашин.
– Традиция, – сказал Одинцов. – Капитан – француз. А во Франции при встрече целуются дважды. Вы же знаете, наверное.
Леклерк стоял перед Кашиным, держа на блестящем подносе две запотевшие длинноногие рюмки с водкой и тарелку с десятком аппетитных канапе. Собеседники говорили по-русски, но капитан понимал, о чём речь: Одинцов его проинструктировал.
– Почему мне две, а остальным по одной? – продолжал спрашивать физик, с подозрением оглядывая компанию, но рюмку держала даже Ева.
– Мы уже ходили на «Принцессе», а вы здесь в первый раз.
Судя по меморандуму «Чёрного круга», физик был не дурак выпить, всем крепким напиткам предпочитал водку и после пары рюмок становился более коммуникабельным. Утром Ева сообразила, как этим воспользоваться. Мунин добавил пару ключевых соображений. Компаньоны наскоро составили план. Дефорж сделался участником заговора, а Леклерк – невольным орудием.
Одинцов продолжал настаивать:
– Первая колóм, вторая соколóм… Уже одиннадцать, нам пора. Но мсье Леклерк не двинется с места, пока мы не исполним ритуал. Тут я бессилен. Моряки – народ суеверный.
Леклерк пробасил что-то по-французски. Одинцов языка не знал и сказанного не понял, а Кашин посмотрел на бывшего легионера снизу вверх и аристократичным жестом взял рюмку с подноса.
– Наздров’е, – тщательно выговорил Леклерк.
Кашин пил маленькими глотками, слегка отставив мизинец. Рюмка была полноценная: не барный шотик на сорок граммов, а в доброй русской традиции – минимум граммов семьдесят, от души. Одолев первую порцию, физик шумно втянул носом воздух и потянулся за второй.
Манера Кашина смаковать водку покоробила Мунина. Кто ж так пьёт?! Сам он опрокинул напиток в рот единым духом и тут же закусил. Вся компания последовала его примеру. Когда Кашин справился с ритуалом, на тарелке лежало последнее маленькое канапе. Одинцов загодя напомнил компаньонам, что закуска градус крадёт, а у физика должен был развязаться язык.
– Что сказал Леклерк? – тихо спросила Ева, усаживаясь рядом с Дефоржем на диван, который опоясывал палубу.
– Что если бы он был из Парижа, гостю пришлось бы выпить четыре рюмки, – так же тихо ответил Дефорж. – В Париже целуются не два раза, а четыре.
Ева прыснула в кулак. Дефорж продолжал что-то нашёптывать, она смеялась и отвечала милой болтовнёй. Оба выглядели чуть навеселе, хотя беременной Еве подменили водку водой – как и Дефоржу, только-только перенесшему сердечный приступ. По-настоящему выпили только Одинцов и Мунин, который в ожидании Кашина заявил:
– Мне для куражу надо!
Одинцов согласился, видя, что историк с утра не в духе.
Леклерк занял капитанское место. Слева через проход, в почётном кресле, где прежде любила сидеть Ева, устроился Кашин…
…а Мунин с Одинцовым сели на диван прямо позади него и заговорили по-русски.
– Название должно соответствовать, – сказал Одинцов.
– Чему соответствовать? – спросил Мунин.
– Предмету… объекту… Короче говоря, тому, что названо. Фильтр для очистки воды «Росинка» – нормально. Авианосец «Росинка» – нет.
– А крейсер «Аврора»?
– Крейсер «Аврора» – нормально. Потому что богиня. В той же серии был ещё крейсер «Паллада». Тоже богиня, тоже нормально.
– Не самый удачный пример, – заметил Мунин. – Если уж на то пошло, Аврора – римская богиня, а Паллада – греческая, это прозвище Афины. Правильная пара – Аврора и Минерва. Или наоборот – Эос и Паллада.
Одинцов нахмурился:
– Ты «Аврору» не трогай, это святое! А «Велес»… Что такое Велес? При чём тут Велес?
До сих пор Кашин не обращал особого внимания на голоса за спиной, но знакомое название заставило его прислушаться.
– Велес – бог у древних славян, – говорил Мунин. – Отвечал за человеческое благополучие. Таскал с неба всякую нужную всячину для людей, чтобы они лучше жили. Вообще говоря, его история очень похожа на миф о Прометее.
– Велес тоже небесный огонь украл?
– Странно, что древнегреческого Прометея вы знаете, а древнерусского Велеса – нет…
Кашин расстегнул пуговицы пиджака, ослабил шейный платок и повернул голову, чтобы лучше слышать.
– У Велеса с Прометеем очень много общего, – продолжал Мунин. – Оба учили людей сельскому хозяйству, оба имели отношение к золоту – и вообще ко всяким полезным ископаемым. Оба несли людям культуру и были покровителями искусства. На Руси самого знаменитого сказителя Бояна называли Велесовым внуком. А Прометей научил древних греков читать, писать и считать… Чувствуете связь? Велес постоянно конфликтовал с Перуном. Это славянский аналог Зевса, тоже громовержец. Там и кончилось всё довольно похоже: Зевс приковал Прометея к скале, а Перун поразил Велеса каменными молниями. Если искать имя, которое по смыслу объединяло бы заботу о людях и борьбу с тёмными силами природы, то для европейцев подошёл бы Прометей, а для русских исторически правильно выбрать Велеса…
– Браво! – Кашин развернулся к собеседникам и ещё больше ослабил шейный платок. – Именно поэтому я назвал свой синхротрон «Велесом». Хотя маркетологи пытались меня убедить, что как раз «Прометей» звучит лучше.
Физик с утра затаил обиду на Одинцова, поэтому говорил только с Муниным.
– Интересуетесь историей?
– Ага, интересуюсь, – подтвердил Мунин. – В свободное от работы время. Столыпин ведь как сказал? «Народ, не имеющий национального самосознания, есть навоз, на котором произрастают другие народы». А национальное самосознание начинается с истории.
– Пётр Аркадьевич Столыпин был великим премьер-министром, – важно кивнул Кашин, напоминая о своём академическом статусе. – Когда общаешься с нынешними министрами, понимаешь, насколько великим. Приятно видеть единомышленника вашего возраста.
Составители меморандума из «Чёрного круга» не обманули: физик, подогретый водкой почти без закуски, сделался благодушным и снизошёл до беседы. На это и была рассчитана импровизация с названием синхротрона.
– Если вы оба так любите историю, объясните мне: как сохранилась клиника Шарлеманя? – подал голос Одинцов. – В рекламе пишут, что ей шестьдесят лет. А я видел, что творилось в Камбодже при «красных кхмерах».
– Видели? – переспросил Кашин, наконец-то удостоив Одинцова взглядом.
– Видел. Бывал здесь в молодости. Военным советником у вьетнамцев.
– Интересно. – Кашин поднялся с кресла и перешёл на диван. Ему хватило места, чтобы свободно сесть посередине между парами: по правую руку оказались Ева с Дефоржем, по левую – Одинцов с Муниным. – И что же вы видели?
– Нам тоже интересно, – оживилась Ева, караулившая момент. – Говори по-английски. Только не про еду. – Она брезгливо наморщила нос, вспомнив партизанскую тюрю в черепе врага.
– О’кей, – согласился Одинцов. – Я сюда попал в восьмидесятых и застал последствия. Голод, перепуганные нищие люди, города пустые… А в семидесятых «красные кхмеры» уничтожили всю местную интеллигенцию под корень. Учителей, врачей, журналистов, священников, инженеров, учёных – всех. Убивали лопатами, чтобы патронов не тратить.
– Ад, – коротко сказала Ева, но Дефорж поправил:
– Пещерный коммунизм.
– Людская масса должна быть серой и однообразной. Кто хоть немного выделяется, тому лопатой по голове, – буркнул Мунин.
– Кхмеры убили каждого третьего, – продолжал Одинцов. – Осталось только покорное стадо. У врача и к тому же белого не было никаких шансов. А клиника работает с конца пятидесятых. Как старший Шарлемань сумел её сохранить?