– Буквы тоже имеют отношение к антуражу? – спросила Ева, имея в виду логотип MLLC на кованых воротах. Тем же логотипом из букв, напечатанных белым рубленым шрифтом по красному полю, были помечены дверцы электрокаров, дождевики служащих и униформа стюардов. – Если читать Эм-Эл-Эл-Си не как название, а как римские числа, взятые по отдельности, в сумме получается тысяча двести…
Компаньоны безнадёжно отстали от Евы в комбинаторике, хотя Мунина кольнула ревность, ведь и он мог догадаться насчёт латинских букв и римских чисел. М означает тысячу, L – пятьдесят, С – сто, а тысяча двести – предельный библейский срок жизни человека, увеличенный в десять раз.
И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет.
Так сказано в Торе и Ветхом Завете, в шестой главе книги «Бытие», а в пятой упомянут Мафусаил, который прожил девятьсот шестьдесят девять лет и подарил клинике своё имя.
Шарлемань с удивлением посмотрел на темнокожую гостью.
– О! Вы первая, кто без подсказки сумел разгадать этот забавный старый ребус. Признаться, не ожидал…
Он добавил, что все сакральные сооружения на планете воспроизводят один из участков Млечного Пути. Египетские пирамиды принято связывать с небесной картиной созвездия Ориона. Расположение строений храма в Ангкоре повторяет рисунок созвездия Дракона, и здешние строители сохранили этот принцип.
– Что ж, догадливая леди и присутствующие джентльмены, – продолжал Шарлемань, – давайте составим программу действий. В моей клинике принято заниматься делом, это место для сосредоточенной целенаправленной работы. Мсье Кашин прибыл, чтобы помочь в настройке синхротрона и обучить персонал. – Шарлемань обвёл троицу рукой с бокалом: – Вас я приглашал на экскурсию. Капитану предстоит коротать время…
– Меня зовут Лёклéр, – сказал капитан, не желая оставаться безымянной прислугой.
Шарлемань слегка поднял брови:
– Хм… Вот как?
– В Иностранном легионе любили звучные имена, – ухмыльнулся Кашин, который к трём большим рюмкам водки, выпитым на яхте, добавил столько же бокалов шампанского и пребывал в отменном расположении духа.
Одинцов удивился тому, что физик запомнил брошенную мимоходом фразу о Легионе. В сознании Мунина, занятом Кларой, шевельнулась информация о легионерском прошлом Шарлеманя-старшего, а Шарлемань-младший окинул капитана задумчивым взглядом.
– Каждый, кто служил в Легионе, без труда вспомнит… например, вторую статью Кодекса чести.
– «Все легионеры любого гражданства, расы и вероисповедания – братья по оружию и члены одной семьи», – по-французски отчеканил Леклерк. Он хотел было спросить, чем вызван такой странный интерес, но Шарлемань уже в упор смотрел на Дефоржа.
– Позвольте узнать: с какой целью в этой компании оказались вы?
– Нашу вчерашнюю беседу грубо прервали. Без сомнения, вы помните, как и на чём именно. Я хотел бы закончить важнейший разговор не откладывая, – сказал Дефорж.
– Степень важности здесь определяю я, – в привычном тоне заявил Шарлемань и добавил: – Но желание гостя – закон. В порядке приоритетов программа следующая…
Самым важным делом владелец клиники считал работу с Кашиным на синхротроне и повёл гостей к «Велесу». По пути Дефорж спросил:
– Ваш отец похоронен здесь? Клиника напоминает Ангкор-Ват, а храм был усыпальницей кхмерских царей…
Шарлемань презрительно усмехнулся.
– Профессиональный интерес?.. Не трудитесь искать могилу. По завещанию прах отца развеян с вертолёта. Всё, что вас окружает на этом острове, и сам остров – это единый мемориал великого человека и великой идеи.
Одинцов мысленно окрестил центральную высотку на буддийский лад – ступой. Хозяйская ступа действительно была центром всего комплекса. В том числе – мозговым центром. Здесь располагался головной офис, здесь установили синхротрон Кашина, и здесь работал сам Шарлемань. По его словам, остальные четыре корпуса занимали лаборатории, процедурные кабинеты и тренажёрные залы – с таким расчётом, чтобы исключить возможность встречи высокопоставленных клиентов, даже если они окажутся в клинике одновременно. В стене общей протяжённостью больше километра и в зданиях внутри периметра хватило места для суперсовременного санатория, грязелечебниц, бассейнов и технических служб.
Необъятный холл центрального корпуса, широкие коридоры, переходы и даже фойе у входа в лифты были декорированы аквариумами – разными не только по форме, но и по размеру. Те, что поменьше, напоминали жилище аксолотля, которого кормил Одинцов на стойке регистрации в тайском отеле, и выглядели скромно рядом с многометровыми толстостенными бассейнами. За стеклом в голубоватой подсвеченной воде и на островках суши кипела жизнь: кроме саламандр и прочих земноводных, в каждом аквариуме обитали кораллы, рыбы или моллюски, но хорошенько рассмотреть их на ходу не удавалось.
– Позже у вас будет достаточно времени, – пообещал экскурсантам Шарлемань.
Синхротрон располагался посреди просторного зала, хотя занимал не больше места, чем томограф. Обычно медицинское оборудование делают белым, но обтекаемые формы «Велеса» матово поблёскивали нежнейшей зеленью. Установка походила на гигантскую и при этом изящную настольную лампу. От края мощного основания поднималась изогнутая станина. Её увенчивал плоский овальный колпак. Под ним – на полозьях, проложенных вдоль основания, – стояло кресло космического вида, с пологой спинкой, подлокотниками, платформой для ног и подголовником со сложными фиксаторами.
– Это самое совершенное устройство из всех, которые мне известны, – без обычного высокомерия, со странным торжеством в голосе произнёс Шарлемань. Он обращался не только к гостям: на стульях, расставленных вдоль стены в несколько рядов, уже сидели два десятка сотрудников клиники, одетых в халаты того же фисташкового цвета, что и установка. У каждого на груди пламенела красная плашка с белыми буквами MLLC.
Кашин с видом триумфатора осмотрел установку, а когда гости и Шарлемань уселись, подошёл вплотную к своему детищу и заговорил:
– Я рад, что число медицинских физиков растёт. Слишком долго представители моей науки были отодвинуты от медицины. Биологи и врачи доверяли в первую очередь химикам. Но фармацевты не в состоянии справиться с целым рядом актуальных проблем. Позвольте представить вам синхротрон «Велес» пятого поколения. Это революционная установка, которая выводит лучевую терапию на принципиально новый уровень…
Казалось, лицо Кашина даже чуть порозовело под слоем тонального крема. Он говорил о том, что «Велес» формирует подробнейшую трёхмерную модель зоны облучения и с хирургической точностью доставляет в нужное место пучок протонов, фотонов или альфа-частиц. Один из его секретов – сверхкороткий импульс. Это флеш-терапия, когда сеанс длится не пять или десять минут, а доли секунды, и продолжительность лечебного курса снижается на порядок: считаные дни вместо прежнего месяца. Синхротрон многократно повышает разовую дозу облучения цели, но окружающие ткани сохраняются нетронутыми. По сути, сфокусированный пучок заряженных частиц действует лишь в нужной точке, производя там крошечный и очень эффективный взрыв.
Не удержавшись, учёный кончиками пальцев погладил кресло установки – предмет своей особенной гордости. Прежние устройства облучали только голову и шею. Новый «Велес» распространил терапию на любые участки тела.
– Человеческие органы движутся при дыхании, – говорил Кашин, – их конфигурация непрерывно изменяется в процессе собственной работы. Даже такое незначительное движение может быть губительным для пациента, поскольку любой промах луча вызывает намного более серьёзные последствия, чем промах скальпеля. Но мы не просто сделали кресло анатомическим и нашпиговали его датчиками. С помощью системы фиксаторов наш «Велес» полностью обездвиживает пациента…
По словам Кашина, любая погрешность при этом сводится не к минимуму, а к нулю. Кресло идеально повторяет форму тела пациента. Синхротрон сканирует заданный участок, на трёхмерной модели рассчитывает внутренние движения органов и, выбрав момент, ударяет пучком частиц точно в нужное место.
– В принципе это кольцевой магнит. – Кашин указал на колпак над креслом. – Частицы в нём ускоряются по пути от центра до внешней границы. Там они набирают энергию порядка двухсот пятидесяти мегаэлектронвольт, и только тогда пучок стреляет в пациента. Мы с вами знаем, что микроскопическое отклонение такого луча способно убить, но «Велес» действует безошибочно и дарит человеку жизнь…
Кашин говорил о поглотителях частиц, которые приходится устанавливать на ускорители старых моделей, и о замедлителях, долгое время сохраняющих остаточную радиацию.
– «Велес» безопасен и для пациента, и для персонала. – Кашин снова указал на колпак со скрытым излучателем. – Он вырабатывает ровно столько энергии, сколько нужно. Весь тщательно рассчитанный и ускоренный пучок направляется точно в цель. Надобность в поглотителях и замедлителях отпала. Отказ от них позволил максимально облегчить конструкцию. Здесь использован только тонкий кожух, но никакой угрозы нет, и вы сейчас в этом убедитесь…
– Прошу прощения. – Шарлемань остановил Кашина, который уже манипулировал с кожухом. – Думаю, нашим гостям не очень интересны технические детали устройства и особенности эксплуатации. Это дело специалистов. Мы переходим к практике, а им придётся подождать в холле. Для прогулки сейчас не самая подходящая погода… Мисс Квон!
Кореянка изумительной красоты проводила троицу и Дефоржа с Леклерком обратно в холл. По пути она останавливалась возле аквариумов, источавших голубое сияние, и заученно, как экскурсовод, перечисляла тамошних обитателей. По её словам, все они участвовали в научных экспериментах, которыми занимались лаборатории клиники.
– Вскоре вас пригласят на ланч, – пообещала мисс Квон в конце экскурсии. – Могу ли я быть ещё чем-то полезна?