– Рухнет. Мы же слушали лекции, и потом Чэнь объясняла… В организме жертвы вирус мутирует, адаптируется к человеку и приобретает способность инфицировать уже не избирательно, а тотально. Защиты как не было, так и нет. Жертв пока немного. Но у каждого из этих… – Мунин по примеру Евы сложил ладони домиком, показывая верхушку пирамиды, – есть охрана, слуги, родственники… Генералы те же самые, в конце концов. Элита проводит совещания, участвует в конгрессах, летает на курорты, бывает в ресторанах, в опере… не знаю… на светских тусовках… «Оскар» там или «Евровидение»… Сколько надо времени, чтобы все окружающие стали сходить с ума?
Мунин снова захлюпал носом. Одинцов поднялся, чтобы сварить ещё кофе, а Ева быстро прикинула развитие событий.
– Пускай первых заражённых – сто человек. Пускай у каждого было сто контактов. Итого на первом круге в группе риска – десять тысяч. У каждого – тоже по сто контактов, значит, на втором круге – миллион. На третьем – сто миллионов. С каждым кругом вирус делается слабее, но минимум четыре-пять кругов он способен убивать. Даже если жертвой станет каждый десятый из группы риска, это эпидемия.
– Даже если каждый сотый, – добавил Одинцов, включая кофемашину; он кое-что понимал в бактериологическом оружии. – Только миллионы заражённых практически одновременно в разных странах – это уже не эпидемия, это пандемия. А где вакцина, мы не знаем. Хорошие дела.
Мунин перевёл взгляд красных глаз с него на Еву и обратно.
– Можно мне тоже кофе? – попросил он. – Простите меня. Это было помутнение какое-то. Клару очень хотелось увидеть… Конечно, я с вами.
– Годзилла возвращается, – великодушно кивнул Одинцов.
– Скоро увидишь свою Клару, – пообещала Ева.
– Тебе надо уехать, – сказал ей Мунин. – Куда-нибудь подальше, где вируса точно нет. Береги ребёнка, а мы тут пока… – Он криво усмехнулся. – В общем, будем спасать мир.
– Ещё один Брюс Уиллис, – передавая Мунину чашку, проворчал Одинцов. Вычурный голливудский дизайн апартаментов Евы вызывал у него киношные ассоциации.
– Я никуда не поеду, – отрезала Ева. – Вакцина здесь. Если что, лучше быть к ней поближе. И команда – это мы трое, а не вы двое.
Одинцов строго взглянул на компаньонов.
– Значит, так. Отсюда уезжаем все. Утром не суетимся, благодарим за экскурсию, за курицу, двигаем в отель, а дальше действуем по обстановке. – Он залпом выпил кофе и звякнул пустой чашкой о блюдце. – Во-первых, Дефоржу могут сразу дать добро на арест Кашина. Во-вторых, не исключено, что Кашин – действительно Большой Босс, а все наши выдумки гроша ломаного не стоят. В-третьих, нельзя никого спугнуть. Мы вне игры. Поэтому пишем отчёты, как приказано, и спокойно разбираемся, что к чему. Вопросы есть?
Мунин, заглаживая недавнюю вину, поспешил ответить:
– Вопросов нет.
– А у меня есть, – неожиданно заявил Одинцов. – Что вы узнали насчёт модификаций «Кинопса»?
– Узнали, как они называются, сколько их всего и почему, – отрапортовал за себя и за Еву повеселевший историк. Он протянул Одинцову смартфон с сообщениями от Клары и смущённо прибавил: – Вы текст не читайте, вы картинку смотрúте.
На экране смартфона желтела схема укреплений Иностранного легиона в Дьен Бьен Фу. По обе стороны реки, которая змеилась через Долину Глиняных Кувшинов, темнели форты легионеров. Рядом с каждым было указано название.
– Клодин, Элен, Доминик, Беатрис, Габриэль, Анна-Мария, Изабель и Хьюгетта, – перечислил Мунин. – Восемь штук. Оборонительный лагерь основал полковник Кристиан де ла Круа-де-Кастри. Говорят, он велел назвать форты именами своих любовниц. Ну, и Клара подколола меня насчёт секс-туризма…
– Умница! – Одинцов поднял на него глаза. – Клара твоя – умница. А сам почему не допёр? Ты же у нас главный читатель меморандума про старшего Шарлеманя.
– Я о Кларе думал. Механическая память работала, но мозги вырубило напрочь, – признался Мунин.
– Хорошо, – сказал Одинцов. – Допустим, Шарлемань вспомнил этот гарем, когда придумывал названия модификаций. Пять имён мы знали. Здесь восемь. Почему вы решили, что их именно восемь?
Ева мотнула головой.
– Это не мы так решили, это Юнг так решил. Карл Густав Юнг.
– По-русски, пожалуйста, – насупился Одинцов. Его злило, когда компаньоны открыто демонстрировали превосходство.
Ева закатила глаза.
– Ой-ой-ой… Помнишь, Моретти удивлялась, что нелегалам на острове проводили психологические тесты? Кстати, нас тоже тестировали, в результатах обследования это есть… А ещё Чэнь говорила, что мы идеальная команда, потому что разные типы личности дополняют друг друга. Помнишь? – И Ева поделилась догадкой, которая осенила её в ванне.
Согласно теории Юнга, у любого человека особенно акцентирована одна из четырёх основных психологических функций: в первую очередь он склонен чувствовать, воспринимать, полагать или думать. При этом каждый человек – либо экстраверт, который охотно взаимодействует с окружающим миром, либо интроверт, который погружён в себя. Из четырёх функций в двух вариантах Юнг составил восемь комбинаций и назвал их типами личности.
Рефлексивный экстраверт – не очень чувствительный, склонный тиранить и манипулировать окружающими, рассудительный и уверенный только в том, что подтверждено серьёзными доказательствами.
Рефлексивный интроверт – интеллектуал, испытывающий трудности в общении с окружающими; зачастую неудачник, интересный и безобидный, но упорный, когда стремится к достижению цели.
Сентиментальный экстраверт – опытный в общении, хорошо понимающий других; выделяется из общей массы и страдает, если к нему проявляют недостаточно внимания.
Сентиментальный интроверт – человек одинокий и малообщительный, поэтому обычно молчит и старается быть незаметным; чувствителен к чужим нуждам.
Восприимчивый экстраверт – выше всего ценит удовольствия, испытывает подсознательную слабость к вещам, которым приписаны магические свойства, и к идеям, воплощённым в таких вещах.
Восприимчивый интроверт – зачастую художник или музыкант, который придаёт большое значение форме, текстуре и цвету; склонен к чувственным переживаниям.
Интуитивный экстраверт – активный и неугомонный, типичный искатель приключений; мало заботится об окружающих, неудержим в стремлении к цели, а достигнув её – теряет интерес и переходит к следующей.
Интуитивный интроверт – мечтатель, идеалист и человек творческий; очень чувствителен к внешним раздражителям и легко угадывает, что чувствуют или чего хотят окружающие.
– Восемь типов личности у Юнга, – сказала Ева. – Восемь дверей в карантинные бараки на двух островах, по четыре на каждом. Восемь фортов Легиона в Индокитайском Сталинграде… Кстати, я – сентиментальный экстраверт. – Она весело помахала компаньонам рукой.
– А я рефлексивный интроверт, – признался Мунин.
Одинцов тоже читал результаты обследования, присланные на почту, и хмыкнул:
– Прямо как на собрании анонимных алкоголиков… Ладно, будем знакомы, я интуитивный экстраверт. Мне теперь о вас надо больше заботиться, или что?
– Это базовая схема, – успокоила его Ева. – Всё не так примитивно, хотя каждому есть о чём подумать… Ты родился собой. Интуитивный экстраверт не сможет стать рефлексивным интровертом. Это на всю жизнь, как группа крови. Твой тип личности записан в ДНК. Помнишь, Чэнь говорила, что людей нельзя усреднять? Очевидно, когда вирус атакует геном, он адаптируется не только к биологии, но и к психологии. Дефорж и Моретти рассказывали, что жертвы «Кинопса» вели себя по-разному. Одни направляли агрессию на себя, а другие – на окружающих. Это интроверты и экстраверты. Даже если они были похожи по возрасту, полу и габаритам, для обладателей разных типов личности понадобились разные модификации препарата. Восемь штук. Всё сходится.
– Сходится, – признал Одинцов, – но толку мало. Это разговоры, а нам нужна вакцина для Клары и её родителей. Причём разные модификации.
Ева обиделась.
– Толку много! Вспомни, сколько данных у нас было вначале – и сколько сейчас. Мы знаем алгоритм, по которому выбраны названия. Это доказывает, что «Кинопс» разработал именно старший Шарлемань…
– Он мог начать работу ещё в Алжире после войны, – перебил Мунин. – А потом попытался проверить первые результаты в Пон-Сент-Эспри. Но что-то почему-то пошло не так.
– Понятно, почему, – заявил Одинцов. – Был случай в семьдесят девятом году в Свердловске. Там делали бактериологическое оружие. Лаборатория – прямо в городе. Разгильдяи не поставили фильтр на вентиляцию, и в жилые кварталы улетели штаммы сибирской язвы. Конечно, не вирус, но всё равно хреново. А другие разгильдяи на складе подорвали снаряд. С чумой, по-моему. И ещё там какая-то третья дрянь была, я деталей сейчас не помню. Но когда по людям одновременно вдарили язва, чума и ещё какая-то дрянь, – такое началось, что мама не горюй. Тоже не как у французов, но вроде того.
– А вы откуда знаете? Советское же время. И что, аварию не засекретили? – усомнился Мунин.
– Засекретили строго. Информация вылезла в начале девяностых, когда Союз рухнул. Собрали экспертов, провели расследование, нашли виновников. КГБ уже не было, военные покаялись, президент публично извинился, даже закон специальный издали о компенсациях пострадавшим и семьям погибших… Денег всё равно никто не получил, но я это к чему? Если Шарлемань заразил народ, например, через пекарню, где водилась плесень, и одновременно американцы распылили над городом галлюциноген, – всё перепуталось, как в Свердловске. Спорынья, вирус, ЛСД, что-то ещё… Жертвы бредят, врачи в ступоре, Шарлемань сбежал, спросить некого.
– Это было давно, – махнула рукой Ева. – А сейчас надо сыграть в цифры. С Дефоржем, с «Чёрным кругом», со страховщиками… Со всеми.
По логике Евы, точное количество модификаций препарата – а значит, и количество вакцин, и особенности распределения жертв по типам личности – не известно никому, кроме троицы. Даже если Дефорж арестует настоящего Большого Босса и выбьет из него признания, – останется вероятность, что выбито не всё. Проверить будет невозможно, а сам Большой Босс – явно не дурак и не станет откровенничать. Кому нужен живым владелец ноу-хау, когда ноу-хау рассекретили полностью?