– Исследования насекомых – совсем не моя специальность, но я внимательно слежу за работой коллег, – развивал мысль Шарлемань. – В человеческой популяции вы стоите особняком – так же, как разведчики среди обычных муравьёв. Мне известны ваши успехи. Всего за полгода разгадать тайну русских царей и библейских пророков, потом тайну Философского камня… Очень впечатляет! Не знаю, как вам удаётся то, что веками не удавалось другим. Правда, судя по вашим разговорам, вы тоже не знаете. Выяснять будем позже. А пока меня интересует ваша гениальность как таковая, и я хотел бы видеть вас в своём ближайшем окружении.
– Короля играет свита? – криво усмехнулся Мунин.
– В том числе и поэтому, – не стал возражать Шарлемань.
Одинцов снова чуть повернул голову в жёстком воротнике и скосил глаза в сторону компаньонов.
– Гениальными муравьями мы ещё не были, – сказал он, а Ева спросила Шарлеманя:
– Ваш отец тоже относился к людям, как к насекомым?
Учёный задумчиво погладил кончиками длинных пальцев тазер, лежащий на колене.
– Хм… Вполне естественно, что беременной женщине близка тема родителей и детей. Вы хотите напомнить мне, что генетика – суровая наука, так? На детях гения природа отдыхает… Правда, Эразм Роттердамский сказал это пятьсот лет назад, когда генетики ещё в помине не было. О’кей, пусть он прав. Отец – гений, сын – урод… Стереотип застрял в подсознании. А сознание ничего вам не подсказывает, господа разведчики? Не хочет обнаружить систему в данных из файла «Шарлемань»?
Одинцов, Ева и Мунин во все глаза смотрели на владельца клиники, который продолжал поглаживать оружие, и лихорадочно перебирали в памяти содержимое досье вместе со всеми своими догадками.
Шарлемань – потомок древнего рода, который взял себе новое имя, чтобы обозначить начало новой жизни.
Шарлемань – солдат, который воевал в Африке, в Европе и в Юго-Восточной Азии: с американцами – против немцев, с вьетнамцами – против японцев и с немцами – против вьетнамцев.
Шарлемань – биолог и врач, подвергший жестокому эксперименту французов из Пон-Сент-Эспри.
Шарлемань – легионер, участник страшной битвы за Дьен Бьен Фу, в которой выжила лишь горстка из пятнадцати тысяч защитников Индокитайского Сталинграда.
Шарлемань – учёный, заслуживший мировое признание благодаря исследованиям последних всплесков жизни у мертвецов.
Шарлемань – автор революционных методик омоложения и регенерации, вдохновитель Бутсмы, Чэнь и множества других коллег.
Шарлемань – создатель закрытой клиники для обслуживания мировой элиты.
Шарлемань – блестящий лектор и спикер всевозможных научных форумов.
Шарлемань – затворник лаборатории, который никогда нигде не выступал и только публиковал статьи о прорывных открытиях.
Шарлемань – объект кривотолков и пересудов, вызывающий открытую неприязнь и бессильную зависть в научном сообществе.
Шарлемань – Большой Босс, который за десятилетия кропотливой работы создал и тщательно законспирировал препарат Cynops Rex.
Шарлемань – Большой Босс, разработавший с помощью Кашина уникальную технологию производства препарата и единственное в своём роде оборудование для инъекций.
Шарлемань – Большой Босс, который умер накануне грандиозного успеха в деле всей своей долгой жизни и чей прах был развеян без следа.
Шарлемань – Большой Босс, заставивший работать на себя выдающихся учёных таким образом, что никто из них об этом не догадывался.
Шарлемань – Большой Босс, который не мог знать секретов технологии Cynops Rex, но при этом уверенно их использовал, продолжал бесчеловечные эксперименты и не остановился перед уничтожением сотен подопытных.
Шарлемань – Большой Босс, практически завершивший создание лекарства от старости…
Шарлемань-отец и Шарлемань-сын. Исчезнувший старик и полный сил мужчина средних лет. Великий учёный и его наследник. Гений, открывший путь к бессмертию, – и хладнокровный циничный упырь, который намерен извлечь из открытия колоссальную выгоду.
Два полюса, два совершенно разных Шарлеманя. Или?..
– Не может быть, – медленно произнёс Мунин.
– Может, – возразил биолог.
Ева облизнула пересохшие губы и спросила:
– Получается, все эти годы вы… ставили опыты на себе?
– Я учёный, – отчеканил Шарлемань. – На себе – в первую очередь. Лучший подопытный – тот, кого контролируешь круглые сутки и о ком всё знаешь. А когда становится понятно, что очередной шаг сделан в нужном направлении, детали можно проверять на ком-то ещё.
– Опасный путь, – заметил Одинцов, осмысливая услышанное, и Шарлемань подтвердил:
– Более чем опасный. Как и в любой игре на максимальную ставку. Зато есть бонус – возможность насладиться эффектом гораздо раньше, чем другие.
Дополнительным бонусом стала возможность насладиться изумлением троих пленников, которые пытались уложить в уме невероятную новость. После паузы Одинцов признал поражение:
– Да уж… Мы догадывались о многом, но только не об этом. Для нас Шарлеманей всегда было двое. Вы нас переоценили.
– Надеюсь, не переоценил, – в который раз ухмыльнулся столетний биолог, выглядевший от силы на пятьдесят. – Но это мы ещё посмотрим. А Шарлемань всегда был только один.
Глава XLII
Яхта возвращалась из Сиануквиля в Таиланд под проливным дождём.
Леклерк делал всё в точности, как велел Шарлемань. Правда, его задержал Дефорж: охрана из клиники, которая догнала «Принцессу» на скоростных катерах, не сразу выловила утонувшего сыщика. Остальных троих пассажиров, потерявших сознание, тут же увезли обратно на остров.
– Мистер Майкельсон спас мне жизнь, – сказал накануне Леклерк, получая инструкции. – Я не хочу, чтобы он пострадал.
– Похвальная забота. Даю слово, вся троица будет в полном порядке, – успокоил его Шарлемань, хотя знал, что капитану безразлична судьба Мунина и Евы после ссоры из-за Жюля Верна.
Одинцов напрасно ломал голову над причиной симпатии Шарлеманя к Леклерку: это была не симпатия, а прагматичный расчёт. Капитан оказался подарком для Большого Босса, искавшего способ захватить компанию так, чтобы не оставить следов.
Для начала Шарлемань воспользовался помощью Кашина. Он просил физика нанять яхту, на которой путешествовала троица, и в случае отказа приехать в клинику вместе с постоянными пассажирами.
– Они сами вам это предложат, – уверил Шарлемань и оказался прав, как обычно.
Необходимость выступать инструментом в руках партнёра ущемляла самолюбие Кашина, но упираться или выяснять подробности очередной затеи Шарлеманя ему в голову не приходило. Кашин давным-давно привык играть роль номера второго при номере первом – ведомого при ведущем. Он ассистировал Большому Боссу не первый десяток лет и был знаком с его биографией. Когда Леклерк назвал свою фамилию, а Шарлемань отреагировал на псевдоним знаменитого родственника, физик обмолвился о службе капитана в Иностранном легионе…
…и Шарлемань тут же проверил того вопросом о второй статье Кодекса чести легионера. Мгновенный чёткий ответ подтвердил, что бывших легионеров не бывает.
Бывших вообще не бывает. Любое профессиональное занятие оставляет в сознании неизгладимый след. Военный, чиновник, учительница, юрист, водитель, проститутка, разведчик, токарь, медсестра, художник, вор – кто угодно может найти себе новое занятие, но до конца дней будет смотреть на жизнь через призму прежней профессии. Опыт и навыки никуда не уходят, вдобавок приходит ностальгия, а психология сохраняется, и манипулировать этой психологией Шарлемань умел блестяще.
«Все легионеры любого гражданства, расы и вероисповедания – братья по оружию и члены одной семьи», – гласила вторая статья Кодекса, которую Леклерк процитировал без запинки.
Можно было не сомневаться, что помнит он и третью статью: «Легионер привязан к своим командирам и уважает традиции». Шарлемань, как боевой офицер Легиона, без труда подчинил себе ностальгирующего солдата Леклерка. Тем более, задача капитана выглядела несложной: всего лишь обычным образом вывезти компанию из клиники, а спустя определённое время предложить освежающие напитки.
Этот сговор вызвал у Леклерка ту растерянность после осмотра, которую заметила троица. Впрочем, известие о тромбах и медицинские процедуры тоже сыграли свою роль. Отоспавшись вместо ужина, ещё до рассвета капитан с людьми Шарлеманя съездил на яхту, чтобы оборудовать её системой скрытого видеонаблюдения…
…а наутро Леклерк помог Большому Боссу сымитировать возвращение Дефоржа и троицы в Сиануквиль.
Отъезд компании подгадали к тому моменту, когда в клинику прибыла передовая группа охранников очередного высокопоставленного пациента. Одинцов был прав, парни в одинаковых костюмах снимали всё на видео, как и охрана гигантской яхты. Шарлемань получил безупречное алиби: посторонние камеры зафиксировали, что капитан и его пассажиры свободно, живыми и невредимыми покинули клинику и отправились на «Принцессе» в сторону Сиануквиля. Очень кстати Ева разглядывала яхту таинственного пациента в бинокль – это придало происходящему естественности. Очевидно, темнокожую пассажирку и её спутников ничто не беспокоило.
Мунин ошибся насчёт Дефоржа, который действительно краснел, а не бледнел от стресса. Случись Юлию Цезарю выпустить на него львов, француз провалил бы экзамен и не удостоился ответственного задания императора. Но после отравления на яхте он успел собрать волю в кулак. Продержаться дольше других помогли укрепляющие лекарства, которыми накануне Дефоржу снимали последствия удара током. Так что полузадушенного Леклерка спасло только падение в воду…
…и капитан продолжил путь, когда бойцы Шарлеманя увезли бесчувственную троицу и тело утопленника. Четыре их телефона остались на борту. Леклерк вёл «Принцессу» достаточно близко к берегу, чтобы станции сотовой мобильной связи непрерывно фиксировали их движение.
Яхта пришла к причалу поблизости от Xihu Resort Hotel. Там посланец Шарлеманя забрал у Леклерка телефоны и раздал четверым промокшим кхмерам, которые покатили на тук-туках в разные стороны. Большой Босс полагал, что через час-другой «Чёрный круг» озаботится молчанием Дефоржа: его и троицу начнут искать. Агенты сделают запрос провайдеру, а биллинг покажет, что владельцы номеров благополучно прибыли в Сиануквиль, сошли на берег, и там компания разделилась. Леклерк при этом будет вне подозрений.