История Шарлеманя напоминала такой же неаппетитный рассказ Одинцова о партизанах Камбоджи, мангровом лесе и кровавой тюре в черепе. «Birds of a feather flock together», – подумала Ева. Схожие птицы собираются в стаи, рыбак рыбака видит издалека. Профессиональная деформация… При этом ни Ева, ни Мунин с Кларой, ни Чэнь с Кашиным не догадывались, что за прогулку они должны благодарить Одинцова: надоумил Шарлеманя именно он.
Даже тот, кто не слышал об энтропии, знает из жизненного опыта: катиться по склону куда проще и быстрее, чем восходить на гору.
Шарлемань твердил о восхождении к абсолюту вечной жизни. Одинцов чувствовал, что катится вместе со своими компаньонами в хаос, в тартарары, в полную неизвестность. Психологи считали его интуитивным экстравертом, и оба качества сейчас пришлись кстати. Интуиция редко подводила Одинцова, хотя в нынешней ситуации её стоило хорошенько проверить объединёнными усилиями троицы. Экстраверсия могла помочь в контакте с Чэнь и Кашиным…
…но из учёных на контакт охотно шёл только Шарлемань, а троица распалась: каждый компаньон существовал сам по себе.
Рефлексивный интроверт Мунин после заточения в клинике переживал разлуку с Кларой. Вместо анализа информации он препарировал собственные чувства. Казалось бы, с появлением девушки Мунин должен был вернуться в команду. Но, когда Клара прилетела, он ещё больше отдалился от Евы и Одинцова. Молодая пара стала неразлучной. Процедуры им делали порознь, а в остальное время Мунин и Клара вместе ели, спали, гуляли – и увлечённо делились фантазиями о перспективах, которые открывала перед ними вечная жизнь.
Сентиментальный экстраверт Ева растворилась в будущем материнстве. Шарлемань использовал её беременность как уязвимое место, а Ева превратила своё положение в непроницаемую защиту от всего, что происходило вокруг. Ребёнок сделался её главной заботой: после драки кулаками не машут, инъекции Cynops Rex начали перестройку организма, и она предпочитала думать о предписаниях врачей, а не о судьбах человечества.
Шарлемань просчитался.
Он допускал, что на определённом этапе троица может впасть в депрессию, но не в апатию. Он ждал, что компаньоны снова сплотятся в команду, но знакомство с Теорией смены элит стала последним всплеском командной работы. Оставалось надеяться, что энергичный Одинцов сумеет вернуть своим товарищам боевой дух. Кроме того, Ева оказалась права: бывшего легионера многое роднило с бывшим спецназовцем. «Qui se ressemble s’assemble, – говорят французы. – Похожие друг на друга объединяются».
Накануне Шарлемань сказал Одинцову:
– Продолжаю думать над вашими словами о милосердии. Чем дальше, тем больше убеждаюсь в том, что это чужая мысль, а не ваша. Сросшаяся берцовая кость как первый признак цивилизации? Глупости! По крайней мере, для военного. Вы профессиональный убийца. Вы убили моих людей на острове так же просто, как выкуриваете сигарету. Вы убивали, когда занимались тайнами русских царей и Философским камнем – мне об этом известно. Вы убивали много лет, пока носили погоны… Какое милосердие, о чём вы говорите? В Советском Союзе вам платили скромное армейское жалованье. Вы убивали даже не за деньги, а за идею.
– Насчёт денег – правда, деньги ни при чём, – согласился Одинцов, – но с идеей не совсем так. Идею можно подбросить вооружённым дебилам, и они пойдут за неё убивать. А воин идёт за неё умирать. Чувствуете разницу?
– Почему же вы шли умирать за идею, но вместо этого убивали других?
– Инстинкт самосохранения. И мне больше везло. Как ваш повар говорил? – Одинцов махнул кулаком, словно разбивая глиняный шар с «курицей нищего». – Фуцú!.. Кстати, в ближайшее время никакого праздника не намечается? Скучно живём.
Апатия компаньонов беспокоила Одинцова не меньше, чем Шарлеманя, и подсказка сработала. Шарлемань искал способ расшевелить пленников, а кроме того, сблизить их с Чэнь и Кашиным, поскольку всем предстояло действовать в одной команде. Совместный праздник тоже годится для тимбилдинга.
– Могу вас всех поздравить, – следующим утром объявил Шарлемань. – Синхротрон мсье Кашина полностью готов к работе. Завтра начинается новый курс терапии. А сегодня…
Участников будущей команды после процедур ждала праздничная экскурсия на кораблике. Программу открывал аттракцион с кормёжкой морских крокодилов, и Шарлемань усилил впечатление рассказом о гибели японских солдат, которая потрясла его в далёкой военной молодости.
Пока Мунин с мясом в руке дожидался приближения очередного зубастого гиганта, Клара сидела в шезлонге, вытягивая шею, и тоже глядела на воду.
– Интересно, – сказала она. – Крокодилы с динозаврами родственники. Появились в одно время. Почему динозавры вымерли, а крокодилы нет?
– Хороший вопрос! – Шарлемань выжидающе посмотрел на Мунина.
– Совсем не моя тема, – признался историк. – Вроде бы считают, что динозавров убило изменение климата. В Землю врезался гигантский метеорит, небо затянуло пылью, и тепла от Солнца стало меньше… Что-то вроде «ядерной зимы». Малый ледниковый период. Наверное, крокодилы перезимовали в воде. Может быть, их уносило течениями туда, где теплее.
У Евы на задворках памяти тоже нашлась подходящая информация:
– Крокодилы более жизнеспособны. У них сердце четырёхкамерное, а у остальных рептилий трёхкамерное.
– Одна из возможных причин, – согласился Шарлемань, – но это частности. Миссис Чэнь, что скажете?
– Крокодилы совершенны, – ответила китаянка и под взглядами слушателей во главе с Шарлеманем вынужденно пояснила: – В природе для поддержания равновесия существуют экологические ниши. За них идёт непрерывная борьба. Существа, которым ниша подходит лучше, стремятся истребить в ней менее приспособленных. А крокодилы идеально вписываются в свою нишу. За восемьдесят миллионов лет никого более подходящего не нашлось.
– То есть за восемьдесят миллионов лет не нашлось никого, кто был бы крокодилом лучше, чем крокодил, – ухмыльнулся Кашин, который уже распробовал вино.
– Вот именно, – без улыбки подтвердила Чэнь.
– А зачем вообще нужна такая ниша? Зачем нужны крокодилы? – снова спросила Клара.
– Тебе же сказали: для равновесия, – поддержал разговор Одинцов, а Шарлемань добавил:
– Вопросы «зачем?» в подобном контексте приводят к рассуждениям о смысле жизни. Такие рассуждения уместны для юной леди. Но это философия, а мы с вами прагматики, верно? Надо сперва занять нишу, а потом уже разбираться – зачем.
– Или не разбираться, – задумчиво вставил Одинцов. – Вряд ли крокодил разбирается. Занимает – и всё. Может себе позволить.
Кораблик продолжал ползти вдоль рва. По правому берегу тянулся парк с аккуратными рощицами, а за ним темнела бесконечная стена клиники, окружавшая высотки пяти главных корпусов. На левом берегу раскинулся сельскохозяйственный рай. От воды к отдалённым джунглям уходили стройные ряды плантаций – пальмы, бананы, кусты, грядки ананасов… Время от времени взгляду открывались прибрежные деревни. Между ними туда-обратно по воде сновали местные жители, перевозя грузы в необычных круглых судёнышках тхунг-чай, похожих на большие корзины.
– Это и есть корзины, только просмоленные. Народная хитрость. Вьетнамцы придумали, чтобы налог на рыбацкие лодки не платить, – поделился опытом Одинцов.
За время путешествия он прикинул, что в деревнях живут тысяч десять крестьян. В самом деле, требуется много народу, чтобы кормить и обслуживать персонал огромной клиники, заниматься строительством, благоустройством и ремонтом; работать на плантациях и опреснительных установках, пасти скот, ловить рыбу… Остров представлял собой страну в миниатюре – замкнутый мир на самообеспечении, практически не зависящий от событий за его пределами. Становилось понятным, как сохранился этот процветающий оазис даже в нищей Камбодже времён «красных кхмеров», когда народ под руководством коммунистической партии методично истреблял сам себя.
Мунин бросил кусок мяса в огромную пасть крокодила, услышал звук столкновения грузовиков и снова занял своё место рядом с Кларой. Он полюбовался сквозь прозрачное парео на её татуировки – кружевную чулочную подвязку на левом бедре, виноградную лозу на голени справа и алую розу, стебель которой уходил под бикини, – прилёг в шезлонге и весело сказал:
– Отличная ниша! Мне нравится. Я согласен, главное – мы её заняли. А зачем – всегда успеем разобраться. У нас вечность впереди, спешить некуда.
– Ошибаетесь, – возразила Чэнь. – В отличие от крокодила, человек для своей ниши далеко не идеален.
Шарлемань широким жестом указал китаянке на всю компанию.
– Мы станем первыми идеальными людьми, которые займут эту нишу раз и навсегда.
– Занимать нишу можно по-разному, – проворчал Кашин, налив себе ещё вина.
Одинцов увидел в его руках знакомый футляр из крокодиловой кожи и поинтересовался:
– Это вы кого-то из местных ободрали?
– Угу. Отомстил за японцев. – Физик добыл из футляра сигару, провёл ею под носом, с шумом принюхался к аромату африканского табака и протянул Одинцову футляр: – Угощайтесь!
Когда сигары были раскурены, Кашин продолжал рассуждать:
– Что касается места в нише. Например, умные люди придумали умные джакузи. Ванны класса люкс, дистанционное управление через интернет. А недавно хакеры взломали сервер производителя и стали баловаться с чужими ваннами. Кому-то температуру резко повысили, кому-то пузырьки включали-выключали… Случился большой скандал. Вроде бы мозги у хакеров есть, раз уж они хакеры. Но судя по тому, зачем взламывали сервер, – мозги куриные. Хотя не будем обижать животных. В отличие от людей они не позволяют, чтобы их возглавлял самый тупой.
Одинцову эти слова напомнили, как Шарлемань цитировал Набокова: «Портреты главы государства не должны превышать размер почтовой марки». Учёные в любой стране мира не очень-то жалуют власть.
– Нельзя откладывать на вечность ответ на вопрос «зачем?», – вступила в беседу Ева, повернувшись к Мунину. – Если мы не разберёмся, это могут сделать за нас. И я совсем не уверена в результате.