– Зачем вы устроили это дикое шоу? Зачем выбросились из окна? – возмущённо говорил Мунин. – Почему не убили Шарлеманя так же, как телохранителя?
«Потому что мог помешать второй телохранитель», – мысленно отвечал Одинцов. И потому что другие могли помешать. Народу кругом хватало, за дверью стоял вооружённый охранник, а в считаных шагах у синхротрона – ещё один: через несколько секунд их было бы уже не застать врасплох. Убить смертного просто, а почти бессмертного – наверняка нет, и Одинцов придумал более эффективный способ.
Шоу понадобилось, чтобы решить две задачи.
Во-первых, Одинцов на глазах у всех разбился вдребезги, а значит, уже не представлял опасности. Бдительность притупилась. И во-вторых, его гибель отвлекла внимание от странной пропажи.
Одинцов с оружием телохранителя выскочил за дверь, заклинил её и всадил электроды в грудь оторопевшему бойцу при входе. Уже из его тазера спустя мгновение он подстрелил охранника возле синхротрона, ещё через миг отключил щадящими ударами техников с кореянкой, стараясь не повредить её красоту: девушка ни в чём не провинилась. За миг до того, как толпа высадила заклиненную дверь, Одинцов добил второго охранника, уже на глазах у всех сымитировал схватку с трупом – и в обнимку с ним выпал из окна. При этом каждый свидетель видел, что охранник боролся до последнего и сумел защитить «Велес».
Возле бойца, бившегося в судорогах у двери, нашли первый тазер. Второй лежал ближе к окну. Его приняли за оружие охранника, тело которого из сада камней забрали санитары; в их обязанности не входил подсчёт стволов. Пропажу третьего тазера сразу никто не заметил, а когда спохватились – было уже поздно.
Синхротрону не нужна сложная защита из поглотителей частиц и замедлителей, которые долгое время сохраняют остаточную радиацию. Кашин этим гордился – и демонстрировал, как лёгкий кожух из пластика закрывает магнит облучателя: сняли – надели, проще простого. Одинцов нейтрализовал всех свидетелей в зале, а перед падением из окна успел спрятать под кожухом третий тазер.
Тяжёлое оружие с электродами, мотком проводов и мощным аккумулятором сыграло роль стального топора, с помощью которого Негоро изменил показания компаса. Капитан корабля не догадывался, что стрелка отклонена. Кашин, проверив настройки синхротрона, был уверен, что «Велес» по-прежнему готов к работе. Шарлеманя зафиксировали в кресле, кольцевой магнит разогнал протоны, нейросеть рассчитала упреждающую поправку, и облучатель выстрелил пучком заряженных частиц…
…но тазер отклонил траекторию пучка. Крохотные Хиросимы выжгли совсем не ту цель, которую для них наметили. Протонный скальпель в доли секунды убил головной мозг Шарлеманя.
Формально Большой Босс оставался живым. Клетки его тела продолжали делиться, обновлённый Cynops Rex делал их практически вечными, а курс лучевой терапии на синхротроне позволял закрепить феноменальный эффект. Только теперь это была жизнь бессмысленного существа в прежнем теле.
Одинцову повезло больше. Воин идёт в бой готовым умереть, но на тренировках до автоматизма отрабатывает действия в экстремальных ситуациях. Падая из окна многоэтажной башни, Одинцов использовал труп охранника для смягчения удара и в последний миг оттолкнулся от тела, чтобы хоть немного погасить инерцию. И всё же вместо Одинцова санитары подобрали в луже крови на брусчатке кожаный мешок с месивом из раздробленных костей и разорванных внутренностей. Если бы не интенсивный курс препарата Cynops Rex до падения; если бы не такая же интенсивная реанимация, за которую сразу взялись блестящие врачи клиники, – спасти Одинцова не смогло бы даже чудо.
– Схема «три эр», – сформулировала порядок возвращения к жизни лаконичная Чэнь. – Реанимация, регенерация, реабилитация.
Ева боялась, что учёные проверят на Одинцове предположение, о котором рассказывал Дефорж, – мол, обрубки аксолотля, сложенные в миску, способны регенерировать до полноценной особи. Шарлемань как-то так и поступил бы: ценный биологический материал пропадать не должен. Но теперь руководство исследованиями перешло к Чэнь, и Мунин убедился, что переоценивал её научный цинизм.
Одинцов действительно сделался объектом бесчисленных экспериментов. Его собрали по частям. Сшили, соединили, срастили… Главное – уцелел повреждённый мозг. Ткани Одинцова регенерировали, следы травм постепенно исчезали, а месяца через полтора он уже восстановился настолько, что консилиум врачей решил выводить пациента из комы.
Реабилитация пошла намного быстрее обычного. Возле Одинцова сутками кружил хоровод из реаниматологов, реабилитологов, неврологов и физиотерапевтов. Остеопаты занимались костями и суставами, массажисты восстанавливали работу мышц, психотерапевт ежедневно донимал проникновенными монологами. Одинцов охотно выполнял упражнения лечебной физкультуры и терпеливо – упражнения, которые придумывал логопед…
…а с разговорами о том, как Шарлемань собирался заменить временные элиты «лис» и «львов» вечным крокодилом, вполне можно было подождать.
Эпилог
Ската на гриле в этот раз готовил Мунин.
– Чёрную шкуру со слизью соскребаем, спинка должна быть чистой. Хвост полагается отрубить… – бормотал он себе под нос, повторяя за Одинцовым слово в слово.
Под присмотром Клары тушка размером с портфель была очищена и тщательно выпотрошена. Мунин обмазал её маринадом, как учил Одинцов, – правда, рецепт по настоянию Чэнь пришлось немного изменить. После этого замаринованный скат отправился в холодильник на пару часов.
Такая же рыбина украшала стол компании под конец августа, в день приближённого значения числа пи. Сезон дождей, Таиланд, бунгало в полупустом отеле, мечты об отдыхе… Теперь это вспоминалось, как странный сон. Дожди отшумели ещё в октябре, Таиланд сменила Камбоджа, домом для компаньонов надолго стала клиника, и об отдыхе пока речи не шло, хотя впереди маячили новогодние праздники.
– Тогда всё и отметим, – предложила Ева, но Кашин воспротивился:
– Давайте не смешивать поводы!
Физик желал ещё до Нового года выпить за другое радостное событие: врачи признали Одинцова полностью здоровым и позволили ему вернуться к прежней жизни без ограничений. Такой повод в самом деле заслуживал внимания.
Отмечали в узком кругу – кроме троицы с неотъемлемой Кларой, в этот круг теперь вошли Чэнь и Кашин. После того как Одинцова вывели из комы и позволили ему елозить в кресле-каталке вокруг сада камней, вся компания собиралась нечасто, а встречи её участников между собой были связаны только с работой.
Работы хватало.
Кашин осваивался в роли главы Methuselah LLC. Он десятилетиями был бизнес-партнёром Большого Босса и хорошо изучил его финансовые схемы. В то же время ключевые сотрудники знали Кашина как босса номер два. Ему и выпало занять освободившийся пост председателя правления.
Ева помогала физику с математикой. Мунин и Клара увлечённо систематизировали документы: как положено историкам, они занялись подробной летописью создания препарата Cynops Rex, начиная с середины прошлого века.
Чэнь возглавила в клинике исследовательскую часть. Механизм действия препарата опирался на труды китаянки, и никто лучше неё не смог бы продолжить работу над вакциной от вирусов саламандры. Чэнь по-прежнему использовала в качестве подопытных троицу во главе с Одинцовым. Выбирать компаньонам не приходилось – на кону всё ещё стояли их жизни.
Кашин самостоятельно урегулировал проблемы со своим российским бизнесом, чтобы проводить основное время в Камбодже. А вот сохранить клинику, взять её под управление и справиться со множеством организационных сложностей помогли руководители «Чёрного круга» вместе с руководителями страховой группы INSU…
…но боссов агентства и страховщиков не сразу оповестили о гибели Дефоржа и о происшествии с Шарлеманем. Перед тем как вызвать их в клинику на переговоры, компания дождалась, когда Одинцов придёт в себя, перестанет отмалчиваться и расскажет, почему выбрал такой странный ответ на вопрос «что делать?».
Его первое, с трудом произнесённое объяснение – мол, не придумал ничего лучше – никого не устроило. Даже скупой на похвалу Кашин восхитился блестящей выдумкой с тазером.
Еву поразил ювелирный расчёт всех действий Одинцова во время последней схватки – от нападения на телохранителя до прыжка из окна. Слишком многое надо было успеть за минуту, без единой ошибки, понимая, что второго шанса не будет. Одинцов сработал точно, как часы, – значит, хорошо всё продумал и много раз отрепетировал в уме.
– Он не тот человек, который поддаётся эмоциям и не представляет себе возможных последствий, – согласилась Чэнь, когда Одинцов ещё был в коме, а компания обсуждала произошедшее.
Мунин тут же напомнил китаянке её слова:
– Отдать свою жизнь за великую идею – это не наказание, а награда.
– Я говорила об учёных, – парировала Чэнь. – У него другая профессия и другая идея. Мне хотелось бы знать, ради чего он так рисковал.
– Ради нас? – предположила Клара, но это само собой разумелось и ничего не объясняло.
– Кто без риска победил, тот без славы торжествует, – стихами Корнеля высказал свою версию Кашин, который продолжал уделять винным шкафам регулярное, хотя и сдержанное внимание.
Витиеватую формулу забраковали. В риске ради адреналина Одинцов не нуждался, в наградах тоже, и уж точно его не интересовала слава, тем более посмертная. Во время первой прогулки он, едва ворочая языком, поблагодарил Чэнь:
– Спасибо, что живой, – и обратился к Кашину: – Как вы говорили? Насчет технологии…
– Третий закон Кларка, – сообразил Кашин. – Любая хорошо развитая технология неотличима от магии. Так и есть.
Благодаря технологии, почти неотличимой от магии, Одинцов быстро возвращался к жизни, а вскоре смог поблагодарить уже всю компанию:
– Я сам ничего не придумал бы. Это вы меня надоумили.
– Мы?! – изумилась Ева.
– Надоумили убить Шарлеманя?! – возмущённо переспросила Чэнь.