— Куда ты на ночь глядя?
— К хозяйке агентства, деньги за квартиру отдать.
— А чего вырядилась как на свидание?
— А это и есть свидание — перед Полиной я должна всегда излучать благополучие. Наши отношения построены на доверии.
— Раз ты не на свидание, Оля, возьми меня с собой. Я сойду с ума, если опять просижу весь вечер в пустом доме одна!
— Ты называешь наш дом пустым? Тут в каждом уголке кто-нибудь храпит!
— Для меня он пустой! Возьми меня с собой, Оля!
— Ладно, — сжалилась над ней Оленька. — Быстро одевайся и пошли!
Пока она выводила машину, Ада наспех переоделась, и они двинулись в путь.
— Оль, ты жалуешься, что денег не хватает, а зачем-то содержишь шофера, хотя сама умеешь водить.
— Неужели не понимаешь? Если бы я уехала на машине, скажем, в Бабельсберг, она бы целый день стояла там и в зной, и в снег. А дома была бы постоянная суматоха: как купить мясо и молоко на всех, кто отведет Адочку на балет, Марину на гимнастику, а Бабу к врачу и так далее. А с машиной все это решается просто — шофер отвозит меня и возвращается в дом.
— Слушай, Олька, ты просто гений по ведению хозяйства! Но скажи мне — ты вот так и живешь? Работа — дом, работа — дом, и больше ничего?
Оленька устало усмехнулась:
— Ты имеешь в виду романы?
— Ну да! Как ты можешь жить без любви? Ты ведь молодая красивая женщина, неужели не хочешь любви?
— Мне кажется, ты слишком большую часть жизни тратишь на любовь, и пока она ничего, кроме бед, тебе не принесла. А я исчерпала свой любовный интерес на Мишке Чехове и получила такой урок, что с меня хватит.
— И никого, никого за эти годы?
— Ну, были короткие интрижки, которые не задели ни моего ума, ни моего сердца.
— А у мужчин?
Уже припарковываясь, Оленька засмеялась:
— Асфальт вокруг меня усеян разбитыми сердцами, и мне порой это отравляет жизнь. Но давай больше не будем об этом.
Не переставая улыбаться, сестры вошли в кафе. Как обычно, почти все места были заняты, но для Оленьки, тоже как всегда, нашелся уютный столик, который, похоже, именно для нее и придерживали. Она сразу увидела Полину Карловну, сидевшую недалеко от них в компании фрау Матильды и еще каких-то незнакомых людей. Заметив Оленьку, та помахала ей издали рукой и показала на часы — мол, подождите немного, скоро освобожусь. За их столиком даже издали выделялся импозантный, элегантно одетый мужчина лет сорока, который непрерывно говорил, вызывая веселый смех своих соседей.
— Кто это травит там баланду? — спросил грубый голос где-то совсем рядом.
— Это Файнштейн, хахаль Матильды, — ответил другой голос, более интеллигентный.
Оленька обернулась — за соседним столиком сидели мужчины средних лет с бросавшейся в глаза военной выправкой, скорее всего бывшие белые офицеры.
— Файнштейн, говоришь? Значит, еврей.
— Файнштейн может быть и немцем. Как ты отличаешь еврейскую фамилию от немецкой?
— У меня на евреев особое чутье. А чем этот тип занимается по жизни?
— Он конферансье в каком-то кабаре.
— Тогда он точно еврей — все конферансье евреи!
Этот милый разговор был прерван появлением возле столика Оленьки Полины Карловны в сопровождении пресловутого Файнштейна.
— Знакомьтесь, мой друг Феликс Файнштейн, конферансье в кабаре «Стрекозы». Жаждет познакомиться со знаменитой Ольгой Чеховой.
Ольга царственно протянула руку для поцелуя:
— Значит, это кафе названо в вашу честь?
— Нет, что вы! Кафе названо в честь великого стража Русской революции Феликса Эдмундовича Дзержинского.
«И этот тоже!» — в который раз восхитилась Оленька разветвленностью сети Полины Карловны и тут же решила этот факт использовать:
— Раз так, позвольте познакомить вас с моей сестрой Адой — к сожалению, она только Книппер, а не Чехова, но тоже прекрасная актриса и в совершенстве владеет немецким языком. Вы можете послушать ее хоть сейчас, если фрау Матильда не будет возражать. Ты готова показать, на что ты способна, Ада?
Та не заставила просить себя дважды — она метеором вылетела на маленькую сцену кафе и исполнила искрометный номер с припевом:
Частица черта в нас заключена подчас!..
Посетители кафе дружно захлопали в ладоши, номер им явно понравился. Оленька воспользовалась кратким моментом своего тет-а-тет с Полиной Карловной, чтобы отдать ей конверт с деньгами. Та, умело пролистав, пересчитала деньги, но не стала вынимать приложенный к банкнотам листок с донесением, а только вытянула его за кончик и просмотрела вскользь.
— Опять, я вижу, ты три строчки написала. Что ты обещала, когда мы всю твою семью из большевистских рук выручали? Как мы можем полагаться на тебя, если ты уже полгода поставляешь нам сплошную халтуру?
— У меня трудный период — надо содержать семью, да еще сестра приехала.
— Тоже с нашей помощью, не забудь.
— А главное, — Ольга решила сказать правду, — граф Гарри Кесслер пропал, уже почти год не появляется.
— А при чем тут он?
— Ведь он мне все приглашения в высший свет устраивал. А без него меня никто не приглашает, и не о чем писать…
— Интересное признание!
«Можно подумать, что вы этого не знали!» — хотела сказать Оленька, но не успела, потому что вернулась раскрасневшаяся Ада в сопровождении Файнштейна. Было видно, что они отлично поладили.
— Оля, Феликс Исакович пригласил меня завтра в кабаре «Стрекозы» на просмотр! — дрожащим голосом сообщила Ада.
— Поздравляю! — искренне обрадовалась сестра. — Я же говорила, что у тебя все наладится.
— Вот и отлично, — проворковала Полина Карловна. Оленьку который раз восхитило, как ей удается так гладко соскользнуть с очередного острого момента. — Пойдем, Феликс, к Матильде, а то она совсем заскучала.
После их ухода сестры обнаружили на столе бутылку белого рейнского вина, но не могли вспомнить, заказывали они его или нет.
— Давай выпьем по бокалу, — решила Оленька, — а потом выясним, кто его заказал.
Не успели они пригубить вино, как официант принес им два капучино и фирменные пирожные:
— От фрау Матильды.
Пирожные были восхитительными и кофе тоже, как и хорошее настроение и у Оленьки, и у Ады. Пришло время ехать домой.
По дороге Ада вдруг вспомнила, как в страшный год разрухи они с Оленькой остались вдвоем в просторной квартире на Пречистенском бульваре, — мама и папа уехали в Сибирь к адмиралу Колчаку, прихватив с собой Адочку и Марину, тетя Ольга была где-то далеко, занимаясь своими театральными делами, прислуга разбежалась, ведь платить ей было нечем. Зима стояла суровая, отопление давно не работало, ни угля, ни дров для воздвигнутой в центре гостиной железной печки-буржуйки не было, и две сестрички, растопив печку папиными книгами, лежали в обнимку под всеми найденными в доме одеялами. И был между ними мир. На этом слове по щеке Ады потекла слеза.
А дальше все происходило, как в дешевом боевике. Они подъехали к дому, и Оленька свернула к обочине, чтобы припарковать машину. Ада застыдилась своих слез и пыталась было пошутить, как вдруг из-за поворота на их узкую улицу вывалилась небольшая толпа подвыпивших парней в коричневых рубашках, какие носили национал-социалисты. Увидев идущих к ним навстречу сестер, они пришли в восторг и заорали нестройным хором:
— Девушки! Красавицы! Идите к нам!
Сестры остановились как вкопанные и огляделись — поздним вечером улица была пустынна.
Один из компании вырвался вперед и, облапив Аду, сунул руку ей за пазуху с криком:
— Какие сиськи!
А второй шагнул к ним, на ходу советуя:
— А ты проверь, что там пониже!
И никто не заметил, как Оленька вынула из сумочки маленький револьвер и без раздумий выстрелила первому молодчику в задницу. Тот отпустил Аду, с воем рухнул на землю и задергался, обливаясь кровью. Его напарник протянул руку к Оленьке, но не успел — она так же хладнокровно прострелила ему ладонь и приказала третьему:
— Забирай своих друзей, пока я и тебя не подстрелила!
Под дулом ее револьвера оба пустились наутек, волоча за собой третьего, который выл на всю улицу.
Ада бросилась к Оленьке:
— Скорей идем домой! Ты видела, кто они? Вполне могут вернуться с подмогой!
Оленька спокойно спрятала револьвер в сумочку:
— Не спеши. Они не должны видеть, в какой дом мы входим. Сегодня они не вернутся, зато придут завтра.
— Они могут нас опознать?
— Во-первых, на улице темно, а во-вторых, надо сделать все, чтобы изменить твою и мою внешность.
— И как ты на такое решилась?
— Жизнь меня многому научила. Мне уже приходилось защищаться от негодяев. Вот почему я всегда ношу с собой револьвер.
Утром Оленька проснулась ни свет ни заря. Она аккуратно собрала в сумку все, что было на ней и на Аде вчера, положила туда обе их сумочки и револьвер. Потом разбудила шофера Густава Вебера, пора было ехать в студию, и дала ему точные инструкции, как быть с «Тальбо». Аде велела пораньше ехать в центр и болтаться там по магазинам, пока не придет время отправляться в кабаре «Стрекозы» к Файн-штейну. А после просмотра постараться как возможно дольше не возвращаться домой.
Явившись в студию до того, как там соберутся все артисты, Оленька воспользовалась отсутствием свидетелей и спрятала среди реквизита привезенные с собой вещи, причем не как попало, а платья среди платьев, сумочки среди сумочек, а револьвер на полке в застекленном шкафчике с оружием.
После репетиции за Оленькой заехал Густав Вебер, который на этот раз сидел за рулем красного «опеля», и доложил, что провел операцию смены автомобиля даже с некоторой выгодой. Оленька поблагодарила Густава и сказала, что не спешит домой, а хочет проехаться по Унтер-ден-Линден и сделать кое-какие покупки. Только часа через три красный «опель» остановился возле ее дома рядом с припаркованной там полицейской машиной. Оленька нажала на кнопку звонка собственной квартиры вместо того, чтобы отпереть дверь своим ключом, ведь руки ее были заняты многочисленными сумками. Ей отворила испуганная горничная и шепотом сообщила, что уже три часа ее ожидает в гостиной какой-то настойчивый господин, полицейский инспектор Бергман: