Прежде всего Ульянов сообщил, что скорый поезд номер 47/48 Москва-Батуми обслуживают бригады резерва проводников вагонного участка Южного направления Дирекции международных туристических перевозок Московской железной дороги.
Название было длинное, и Колчин невесело подумал, что так же долог, видимо, его путь к истине…
Он вышел из метро на станции «Рижская», когда электрические часы показывали половину первого.
Унылое двухэтажное здание резерва проводников чем-то походило на городскую баню. Колчин поднялся по скрипучей лестнице и очутился в небольшой приемной. У начальника резерва шло совещание.
— Подождите, — сказала миниатюрная женщина, не отрываясь от пишущей машинки.
Майор присел на стул со скошенной спинкой. Было видно, как снуют за окном маневровые тепловозы, формируются составы. Отсюда невозможно было прочесть надписи на вагонах, но Колчин знал их и так: Москва-Батуми, Москва-Цхалтубо, Москва-Феодосия, Москва-Симферополь, Москва-Адлер.
Курьер принес телеграмму:
— Из Прохладной.
— «Прошу дать смену проводников на три вагона прибытие в Москву по расписанию», — вслух прочла секретарша. — Они думают, мы их печем! — обратилась она за сочувствием к Колчину.
Начальник резерва включил динамик:
— Как с завязкой состава на Тегеран?
— Сейчас узнаю.
— И позвоните в Никитовку. Там с тридцать пятого сняли проводника с острым приступом аппендицита.
Начальник резерва проводников Балашов виновато развел руками:
— Извините, что заставил ждать.
— Я сам не рассчитал, — улыбнулся Колчин. — Думал, что у вас перерыв с часу.
— А сейчас сколько?
— Начало третьего.
Балашов посмотрел на свои часы.
— Опять я сегодня без обеда, — включил динамик: — Надежда Григорьевна, принесите нам, пожалуйста, бутерброды.
— Я не хочу, спасибо, — смутился Колчин.
Балашов все-таки заставил его съесть бутерброд с колбасой.
— Вот теперь можно перейти к вашему делу.
Он с пониманием выслушал Колчина.
— Поезд сорок восьмой двадцать седьмого сентября в Курске. Одну минуточку. Дайте подумать… Стало быть, двадцать пятого из Батуми, и еще двое суток. — Связался с кем-то по телефону: — Сорок седьмой из Москвы двадцать третьего сентября. Поднимите рейсовую бригадную книгу и исполненный график. Какая бригада была в рейсе, где сейчас эти люди?
— Меня, собственно, интересуют купейные вагоны, — вставил Колчин.
— Стало быть, с восьмого по двенадцатый, четырнадцатый, двадцать второй да еще пятнадцатый штабной, — не заглядывая в схему поезда, определил Балашов.
Колчин вспомнил показания комбайнера Волкова из совхоза «Прогресс».
— Но, по моим данным, интересующий нас человек садился в один из первых вагонов.
— Очень возможно, — подтвердил Балашов. — Нумерация вагонов в этом поезде начинается с восьмого.
Вскоре ему перезвонили: «Вагонный начальник поезда — Варламов Сергей Константинович. Бригада сегодня вернулась в Москву шестьдесят вторым».
— Принесите учетные карточки проводников и Варламова, — распорядился начальник резерва. Колчину он сказал: — Поезд прибыл по расписанию в пять часов пятьдесят минут, и, как обычно после рейса, проводники отдыхают.
Вот когда пригодился старший лейтенант Ульянов. Теперь у майора были не только адреса проводников, но и точное описание, как лучше всего к ним проехать.
Колчин решил начать с Варламова. В новых домах по 2-й Останкинской улице телефоны еще не успели подключить.
— Ничего, — сказал Колчин. — Я везучий.
С Варламовым Колчину действительно повезло, хотя бы потому, что он оказался дома.
— Конечно, разные бывают случаи, — стал разглагольствовать начальник поезда. — Да вот, например, под Новый год поставили мы елку в штабном вагоне. Такая нарядная. А в Курске исчезла. Мать честная, украли елку! Где взять другую на перегоне Курск-Белгород за час до Нового года?.. Потом узнали, что елку перетащили в соседний вагон, плацкартный. Там компания оказалась веселее.
Больше никаких ассоциаций Курск у Варламова не вызвал.
Проводница из Медведкова тоже оказалась разговорчивой:
— Аккурат в сентябре было. Летчик сходил в Белгороде, а я разбудить забыла. И у него сон сладкий в половине пятого. Что делать?.. Ну, постучала в купе. Так, мол, и так — проехали Белгород. Думала, разнесет. А он лишь усмехается: «Чего же тогда будишь? Дайвыспаться». Я говорю: «Курск скоро». Он: «Теперь вези до Москвы…» Я больше глаз не сомкнула, хотя в Курске никто не сходил: все пассажиры до Москвы. Вот только когда это было — двадцать седьмого или раньше, не помню. В сентябре сорок седьмым — сорок восьмым два раза ездила…
— Кажется, этот… — сообщила проводница с проспекта Вернадского. — Сел в Курске, говорит: «Чаю, мать». Выпил стакан, другой. Еще неси. Ну, пожалуйста. Я такого чаехлеба в жизни не видела — до Москвы стаканов двадцать… А в купе женщина с двумя малолетками и одно место свободное. Меня смех разбирал: этот пассажир надувался, а малышам штанишки меняли. Дети всегда запоминаются. Вот еще был случай: в Евпатории села женщина с четырьмя девочками…
Но Колчину это было уже неинтересно.
— Мы часто возим одних и тех же пассажиров, — поведала проводница из Лосиноостровской, — особенно на короткие расстояния — в Тулу, Орел, Курск. Вот с одной женщиной из Курска лет десять знаемся. Она часто ездит в Москву, работа у нее такая. В Курске посадка небольшая. У них свой поезд на Москву… В сентябре, двадцать седьмого. Что же запомнилось?.. Вроде бы сел один. Веселый такой. Можно еще раз взглянуть на фотокарточку? Похож вроде. В книгу отзывов благодарность сочинил, хотя сам всю дорогу из вагона-ресторана не вылезал. Да вы эту книгу полистайте, чтобы удостовериться…
Несомненно, это был его почерк. Старательно выведенные буквы тесно прижимались друг к другу.
«Прошу объявить благодарность проводнику вагона № 8 за внимательное отношение к пассажирам. Это делает путешествие приятным. В. К. Решетов, пос. Заснеженный Мурманской области».
Те же голубые чернила, которыми были сделаны записи о винограде, хурме и гранатах в тетради с веселым весенним пейзажем на обложке.
Теперь все зависело от встречи с работниками вагона-ресторана.
Кто был в поезде?
— Ну что же, обменяемся мнениями, — сказал полковник Дианинов, открывая оперативное совещание. — Вот список и сведения, которыми я располагаю. Из управления Таджикглавэнерго с девятнадцатого по двадцать восьмое сентября был командирован в Харьков инженер службы ремонта Бабаев. Почти весь сентябрь находились в Краснодаре шеф-монтажник Павленко и инженер-конструктор Свешникова с завода «Таджиктекстильмаш», в Курске — наладчики этого же предприятия Воронов и Пулодов. От завода «Таджикгидроагрегат» — три человека в Ростове. Заместителя главного конструктора в расчет можно не брать — срок его командировки с первого по десятое. Но вот с конца августа на месячных курсах усовершенствования при «Ростсельмаше» находился инженер-технолог отдела главного технолога Джураев, а с двадцать третьего сентября в Ростове была экономист Власова. Курган-Тюбинское областное управление Сельхозтехники пятнадцатого сентября сроком на две недели командировало в Ростов инженера по снабжению Фазылова.
— Именно он, как выяснилось, был соседом Решетова по гостиничному номеру в Душанбе, — дополнил Саидов.
— Извините, товарищ полковник, — сказал Рахимбаев, — но мне тоже знакома эта фамилия. Уж не с этим ли Фазыловым я был в одной компании осенью прошлого года? Довольно сомнительная личность.
— Ладно, — сказал Дианинов, — будем иметь в виду. А сейчас попрошу высказаться Мансура Саидовича.
Подполковник легким движением пригладил жесткие усики.
— В первых числах сентября в Новый Афон приезжал отдыхать водитель автобуса Пименов. Работает на загородных линиях, в том числе по маршруту Душанбе — Бустонабад. В эти же сроки отдыхал в Гагре киномеханик Урунов из Душанбе. Имеет собственный дом в поселке Калинино и фруктовый сад, продает на колхозном рынке виноград, гранаты, хурму. Наконец, был в Сочи начальник узла связи Мехнатабадского района Темиров, проживающий в кишлаке Даванг, а это, как известно, не так уж и далеко от колхоза «Ватан».
— Вы сказали — Темиров? — удивленно переспросил Рахимбаев.
— Да, — подтвердил Саидов.
— Я знаю этого человека, — объявил Рахимбаев. — Совершенно исключено, что он мог на кого-нибудь произвести сильное впечатление. А ведь Решетов безоговорочно доверился кому-то.
— Что еще у вас? — обратился Дианинов к своему заместителю.
— Пока все, Владимир Сергеевич, — ответил Саидов.
— В таком случае послушаем капитана Рахимбаева.
— На уборку хлопка в колхоз «Ватан» выезжало триста четыре студента и двадцать шесть преподавателей. Фотография Решетова была предъявлена двести девяносто пяти студентам и двадцати шести преподавателям. Семь студентов по различным причинам отчислены из университета, двое — в больнице. Решетов никем не опознан.
— Плохо, — покачал головой полковник. — Ведь не на парашюте его спустили с проломленным черепом.
Рахимбаев дипломатично промолчал.
— Ну что же, — сказал полковник, — послушаем других товарищей.
Участковый инспектор Юсупов доложил:
— Топоры, идентичные предъявленному к опознанию, в Бустонабадское сельпо не поступали. Решетова в колхозе «Ватан» не видели. В начале октября дорога от правления колхоза к участку, на котором собирали хлопок студенты, была закрыта. Прокладывалась трасса газопровода. Следовательно, проехать к месту преступления можно было лишь со стороны сельсовета Чорбед.
Начальник Бустонабадского райотдела внутренних дел майор Шестопалов сообщил:
— Наше внимание привлек колхозный тракторист Вахидов. Имеет судимость за корыстное использование и разукомплектование сельскохозяйственных машин. В последнее время тратит много денег и пьет.