– Твой дедушка ведь умер?
– Давно, – кивнул принц, – едва ли не в день, как я родился. Точно уже не скажу.
Это было похоже на то, что я знала. Только вот все эти совпадения… Совпадения ли?
– Чего он от тебя хотел-то? – спросил Пер, кивая в ту сторону, куда умчался Штиль, и присел на уступку перед котельным отделением.
Сейчас закопченная труба покорно молчала, ибо ветер был благоприятный, но, когда ее начинали топить, на палубу с подветренной стороны лучше было не выходить – сразу станешь вождем чернокожих.
– А дьявол его знает. – Я пожала плечами и устроилась рядом с принцем. Спать уже совсем расхотелось. – Мне показалось, он меня узнал, но, хоть убей, не помню, виделись ли мы с ним до этого.
Принц кивнул на мой браслет и осторожно попросил:
– Дай-ка сюда.
– Это еще зачем? – всполошилась я, заподозрив неладное.
Бесцеремонно схватив меня за запястье, Пер придвинул мою руку поближе и уставился на опоясывающие медную окружность руны. Откуда он узнал про происхождение у меня этого браслета, лучше и не спрашивать.
И когда мягкие губы принца зашевелились, я подумала, что обозналась, – это не Пер Четвертый, а наведший на себя морок черный маг сидит рядом со мной. Но я ясно чувствовала исходящую от мужчины мертвую энергию, а посему даже не сомневалась в отсутствии подмены.
– Ты что творишь, дурень?! – шикнула я на принца и попыталась выдернуть руку, но хватка мертвецов – мне ли не знать? – стальная. Пришлось подчиниться. К тому же мне было любопытно, что из этого выйдет.
Сначала я почувствовала едва заметное тепло и легкую пульсацию в венах, затем становилось все жарче и жарче, и спустя минуту мне уже казалось, будто меня тролли решили живьем зажарить на костре. Пот прошиб тело, а голова пошла кругом. Но я не только не сопротивлялась – трех слов связать не могла.
– Не… надо, – с трудом выдавила я, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок. Второй за два дня – это определенно перебор.
Но принц и не думал останавливаться. Вены прожгло дьявольским огнем, грудь сдавило тисками, душу окутал тяжелый густой туман – дышать стало невозможно. Последней мыслью было, что Пер решил меня убить, и я в сердцах пожалела, что не прикончила его раньше, а доверилась какому-то неизвестному убийце, которого надо было бы еще найти.
И вдруг все прекратилось.
Вдыхая как первый раз в жизни, я шумно втянула воздух носом. Открыла глаза и обнаружила опасный браслет на раскрытой ладони Пера.
– Да, я тебя недооценила, – пролепетала я, едва снова обрела способность говорить.
Точнее, недооценила твоего предка. Это может звучать бесчувственно, но, возможно, для Пера смерть была наилучшим выходом из сложившейся ситуации.
Принять из рук подозрительного принца штуковину, в потенциале обещавшую оставить от меня рожки да ножки, я побоялась. Впрочем, тот был только рад и спрятал браслет в широкий карман парусиновых брюк.
– Ты всегда видишь только то, что хочешь видеть. Хочешь увидеть нежного принца, маменькиного сынка, обласканного веерами и женщинами, – ты его увидишь. Но посмотреть дальше своего носа – это ниже твоего достоинства, Шрам с острова Туманов.
Я на мгновение, признаться, опешила. До меня не сразу дошло, что я теперь свободна, и жизни моей (за редким, но гнусным исключением) сейчас ничто не угрожает. Поэтому нравоучения какого-то мертвого наследного принца, спасшего мне жизнь, – это такая ерунда по сравнению с тем, что ожидало бы меня, останься браслет на моем запястье.
– И где ты научился магии? – спросила я беспечно, хотя уже знала ответ на свой вопрос.
– Да меня и не нужно было учить. – Пер пожал плечами. – Я сколько себя по…
Но закончить принцу не дал резкий хлопок двери, весившей, по крайней мере, три меня. На палубе появился Шел, во всеоружии и босой.
Некромант уже не выглядел ни невыспавшимся, ни усталым, а скорее уж готовым крушить все, что встанет у него на пути. В предрассветном тумане Шеллак выглядел особенно зловеще.
Прищуренные кошачьи глаза выискивали в белой дымке виновницу всех его кошмаров – то есть меня. И если я мечтала от этого кошмара поскорее избавиться, то некромант с решением не торопился и продолжал меня упорно преследовать.
Хотя иногда я думаю, что без Шеллака была бы другой. Более того, меня бы, наверное, вообще не было, если бы он не спас меня во время непогоды.
Только сейчас до меня дошло, что сидим мы с принцем в очень компрометирующей позе – слишком близко и с чересчур серьезными минами. Я бы тоже много чего подумала, застав себя в таком положении.
А уж чего напридумывал себе Шел – одному Посейдону известно.
Мужчина глухо рыкнул и со слегка раздосадованным выражением лица воткнул приготовленный для схватки нож за пояс. Похоже, он ожидал увидеть меня в компании капитанского сынка, с кружками, полными пива, и моей ногой, закинутой для романтичности момента пирату на плечо. Но наследный принц – тоже неплохая добыча.
– Ты чего тут делаешь? – Понять, к кому – к принцу или ко мне – Шеллак обращается, было невозможно, так что мы синхронно ответили:
– А ты?
Устало вздохнув, некромант галантно протянул мне руку и помог подняться, чего никогда прежде не делал. Сначала мне в голову пришло, что я обозналась и это вовсе не Шел, но уж больно часто в последнее время мне мерещатся колдуны, сокрытые мороком.
И тем не менее Шеллак вел себя крайне подозрительно. Некромант ни словечком не обмолвился насчет взятых мною без спроса сапог, хотя в другой ситуации тут же спустил бы на меня всех собак. Что-то с ним было не то, но понять, что именно, не представлялось возможным.
– Капитан зовет нас к себе в каюту, – шепнул мне на ухо Шел, и я, едва заметно махнув принцу рукой, поплелась вслед за некромантом, в каждый шаг которого можно было вписать два моих.
Чего в эту ночь никому не спалось, я не знала, но была уверена в одном – у сына погибшего капитана были на то причины в моем лице.
Любители морских ужастиков поговаривают, будто для устрашения команды капитан каждое утро обязан выпить пинту осьминожьей крови (где они брали столько крови – тоже вопрос) и закусить хвостом электрического ската для профилактики. Подозреваю, хвосты были из лакрицы, а кровь не что иное, как подкрашенная свеклой водичка.
В капитанскую каюту Шеллак и не думал стучаться – толкнул массивный сруб, и дверь без скрипа поддалась. Молчанием отдавались и широкие ступеньки, по которым приходилось спускаться. Все здесь было просто, чисто и мертво. Ни единого звука, ни единого вздоха. Казалось, будто стены здесь были какими-то особенными: поглощали каждое сказанное тобой слово.
– Не нравится мне это, – пробормотала я себе под нос, пятой точкой, словно радаром, чувствуя неприятности. По открытой коже гульнул неприятный холодок.
Больше всего на свете я ненавижу быть не в курсе происходящего. С завязанными глазами ждать подвоха гораздо страшней, нежели идти на опасность с ритуальным кинжалом в руках. В этом есть своя прелесть – знать, от чего умрешь.
Шел же предпочитал другой вариант развития событий, при котором он был в курсе всего, а я – нет. Ему, возможно, было спокойней знать, что я не пойду искать ни ритуальный кинжал, ни опасность.
К моему искреннему удивлению, капитанская каюта оказалась очень аккуратной: ничего лишнего – только заправленная кровать (у меня такое чувство, что капитан сегодня еще не использовал свое ложе по назначению), длинный и узкий подвесной шкаф, растянутый во всю стену, а также столик с предметами первой необходимости – картой, компасом, подзорной трубой и парочкой запасных патронов. Никогда не знаешь, что именно из всего вышеперечисленного тебе пригодится. Особенно когда на корабле почетные гости: парочка некромантов и отдавший концы наследный принц.
Кроме белобрысого в каюте находился и наш старый волосатый знакомый. Я изогнула бровь в немом вопросе, а Шеллак пояснил:
– Дикий Парус служит шкипером[2] на корабле.
– Да, – раздался рядом громоподобный голос волосатого, – правая рука капитана, детка. Пусть ил ему будет пухом!
Настоящий капитан, по-видимому, был совсем не против такого пренебрежительного отношения к собственной персоне. Если он хоть капельку похож на своего непутевого сынка, то наверняка до колик в животе боялся Дикого Паруса.
Окончательно протрезвевший, Фрон в качестве капитана Ос-самоубийц смотрелся очень даже неплохо, исключая, конечно, излишнюю щепетильность и женственность в манерах. Одежда – без единого пятнышка и складочки, что для любого пирата – непозволительная роскошь. На пальцах – ограненные алмазы, впаянные в толстые золотые кольца. А голову украшает серебряный обруч с топазом посередине.
В руках белобрысый держал свиток, который, судя по крепкой и витиеватой печатке, был не чем иным, как завещанием покойного капитана Грома. Я попыталась выглянуть из-за плеча Шела, но тот внезапно превратился в скалу, не давая мне ни пройти вперед, ни протиснуться, ни даже проползти. Последняя попытка была с позором приостановлена хмурым взглядом из-под черных ресниц. Больше пробиться вперед я не пыталась.
– Я очень рад, что вы согласились почтить меня своим присутствием, – ловко сплетая слова, начал Фрон. От того пьяного похотливого пирата, что накануне склонял меня к блуду и разврату, не осталось и следа. Теперь это был гордый, статный мужчина, облаченный в официальные одежды и придерживающийся пусть и пиратского, но этикета.
– Начнем с того, – встрял Дикий Парус, привыкший брать дело в свои руки, выхватив у капитана свиток (ни капитан, ни свиток не сопротивлялись), – что желание покойного капитана в отношении девушки – его последняя и единственная воля. – Свиток с быстротой молнии развернулся, по размерам оказавшись чуть ли не с мачтовую колонну. Дикий Парус пробежался глазами по содержимому завещания, бормоча что-то вроде «три пуда золота Серому Хвосту… шпагу Дохляку…» и выискивая нужное место. – Ага! Вот! – обрадовался волосатый. – Шрам с острова Туманов завещаю отыскать три свитка, полученных мной двадцать пять лет назад от короля Доброй Воли и его советника, и сжечь на месте. При отказе – сжечь саму Шрам.