– Прости, дружище, что говорю об этом только сейчас, – заканчиваю невеселую историю. – Хотел выложить сразу, как только вернулся с берега в подстволок, но помешал визит начальства. Ну, а позже стало не до этого, ждал, когда поправишься.
Сидевший без движения Даниэль наконец выплескивает эмоции: грохнув кулачищами по столу, он кричит:
– Я не верю ни одному твоему слову!!
Его кулак раз за разом колотит по столу рядом с лежащим паспортом покойного Парамонова – главным фактом, фигурировавшим в моем рассказе. А Даниэль все равно не хочет верить.
Дверь в бытовку распахивается. Едва я успеваю накрыть ладонью чужие документы, как в проеме появляется Вениамин.
– Чего это вы тут шумите? – обводит он нас удивленным взглядом.
– Не обращай внимания. Обсуждаем некоторые тонкости процесса очистки протоки.
– А-а, понятно, – открывает он ключом один из шкафчиков и копается в его содержимом. – В спорах рождается истина…
Даниэль при появлении постороннего человека гасит эмоции и сидит, понурив голову. Я же, поглядывая на Вениамина, кое о чем вспоминаю.
– Веня, давно хотел тебя спросить.
– Да, – не оборачиваясь, отвечает он.
– Ты давно руководишь работой на тридцатом уровне?
– Года полтора. А что?
– По выходным на турнирах по очистке протоки присутствуешь?
– В обязательном порядке – это же мой участок работы.
– А победителей турнира помнишь?
– Еще бы! Здешний турнир считается самым сложным. Несколько раз меня даже включали в судейскую бригаду.
– Скажи, фамилия Евграфов тебе о чем-нибудь говорит?
Бригадир на пару секунд задумывается…
– Нет, впервые слышу.
– Подумай хорошенько. В московском офисе мне показали этого человека и сказали, что меньше года назад он выиграл здесь самый сложный турнир, получив шикарные призовые – двести пятьдесят тысяч.
– Как, ты сказал, его зовут?
– Анатолий Евграфов. Высокий статный брюнет.
– Нет, – уверенно отвечает Веня. – Такого победителя здесь точно не было.
Покончив с барахлом в шкафчике, он удаляется по своим делам.
Мы с Чубаровым глядим на Даниэля.
Я негромко, но уверенно произношу:
– Теперь убедился? В московском офисе всем кандидатам на почетную должность шахтера рассказывают байки о призовых и показывают подставного победителя турнира.
– Скорее всего, этот Евграфов вообще никогда не бывал на шахте, – добавляет Чубаров.
Я же продолжаю сыпать фактами:
– Вспомни странный вопрос менеджера по кадрам о количестве близких родственников, – и еще более странный пункт в контракте, согласно которому в случае твоей смерти Работодатель берет на себя обязанность кремировать тело и доставить прах по указанному тобой адресу. Лично меня это насторожило еще в Москве.
Кулаки Даниэля постепенно разжимаются. Вздохнув, он кивает и глухим голосом извиняется:
– Согласен, ребята, все это в высшей степени странно. Простите меня, сорвался…
– Хоронить мечту всегда тяжело, – успокаиваю, тронув его натруженную ладонь. –
Теперь надо поскорее понять главное: мы попали в жесточайший лохотрон, на кону которого стоят не только наши деньги, но и жизни.
– Что мы должны делать?
– Есть у меня один план, как свалить отсюда и остаться живыми.
Приятели с надеждой смотрят на меня.
– План таков. В первой же ходке я закупорю протоку, чтобы уровень воды начал стремительно подниматься. А под конец смены предложу коменданту поработать и в ночь. Он побаивается высшего руководства и никуда не денется, согласится. Часиков в восемь вечера я пробью пробку, спущу из подстволка воду и проведу вас наружу.
– А дальше? Как мы сбежим с острова? – испуганно спрашивает Чубаров.
– Есть соображения, но об этом позже. Сейчас распределим роли и задания. Ты, Андрей, до вечера должен запастись пресной водой и провизией: хлебом, жареной рыбой, котлетами и тем, что можно прихватить с собой. Теперь ты, Даниэль. Пока я буду нырять в кишку, отыщи пару легких лопат; хорошую железяку типа короткого ломика и большой кусок парусины или прорезиненной ткани, в которую мы завернем теплую одежду…
Вслушиваясь в каждое мое слово, друзья понятливо кивают.
– И в заключение о главном, – заканчиваю инструктаж. – Постарайтесь ничем не выдать наших намерений: ни словом, ни намеком, ни жестом. Ведите себя адекватно и естественно, словно ничего не случилось. В общем, запомните: ролевые игры – вещь ответственная. Это вам не Отелло во МХАТе исполнять. Жизненно все должно быть, чтоб комар носа…
В первой же ходке в протоку я основательно забиваю пробку, вставив в ее верхнюю часть, где ощущалось течение, с десяток приличных булыжников. Течение ослабло до минимума, а уровень воды в подстволке стал быстро подниматься.
Затем я тупо имитировал ударную работу, выкорчевывая камни из ила неподалеку от горловины и подтаскивая их сидевшему в резинке Чубарову. Даниэль поднимал их корзиной, а в перерывах выполнял мои поручения по поиску легких лопат, крепкой железяки и куска прорезиненной ткани.
В подобном ключе мы проработали до ужина. Греясь и отдыхая между заплывами, я ожидал коменданта, но он так и не появился, вероятно, занимаясь прибывшим пополнением и хозяйственными проблемами на других уровнях. Пришлось ждать ужина…
В столовой мы набрали на подносы много хлеба и тех продуктов, которые можно было унести с собой. Столик выбрали самый дальний, чтобы незаметно припрятать все это за пазухой.
И принялись поедать то, что осталось на тарелках. На аппетит мы не жаловались, все ж таки энергии на имитацию полезной работы было затрачено немало.
Где-то в середине трапезы Чубаров задумчиво сказал, ковыряя вилкой в тарелке:
– Однажды мы с женой побывали на выставке известного фотографа из Нью-Йорка. Если не изменяет память, его звали Генри Харгривз…
– И что же он снимает? Контрасты капиталистического мира?..
– Нет. На экспозиции были представлены фотографии предсмертной еды.
– Чего? – глядим с Даниэлем на бывшего врача.
– Некоторое время он фотографировал то, что заказывали приговоренные к смертной казни. Потом собрал эти работы в единый цикл и организовал выставку. Знаете, на меня она произвела ужасное впечатление.
– И что же заказывали смертники?
– Их пожелания поражали разнообразием и, как вы выразились, контрастами. На фотографиях были запечатлены и роскошные заказы в виде жареных креветок, шеек лобстера, стейков. Была и скромная пища: яйца, картофельные оладьи, редис, творог, кукурузная каша, ментоловое мороженое… Один из обреченных заказал единственную оливку, а другой вообще отказался от пищи, и фотограф сделал снимок пустой тарелки.
Помолчав, я спросил:
– К чему ты вспомнил об этой выставке?
– Не знаю, – неуверенно ответил Чубаров. Потом, собравшись с духом, признался: – Нет, знаю. Простите мое малодушие, но… я, кажется, очень боюсь нашего побега.
Почему-то в голову лезет аналогия с этой выставкой. Как будто ем в последний раз…
– Не думай о страхе, Андрей. Хотя бы потому, что у нас нет выбора. Либо мы попытаемся переломить ход событий, либо события переломают нас.
– Постараюсь, – вздохнул он.
– Теперь еще один момент, – достаю из кармана бумажник и вынимаю все до последней купюры. – У кого сколько наличности?
Мы складываем деньги на середину стола и производим подсчет. Выходит около трех тысяч.
– Негусто, но должно хватить. Андрей, отложи полторы штуки, они пригодятся позже. На остальные закупим минеральной воды, печенья и шоколада.
– Что, на все?
– На все. Подойдем к витрине вместе. Если продавец спросит, скажем: идем в ночную смену и покупаем на всю бригаду. Потом расходимся по жилым комнатам и забираем самое ценное: оставшиеся документы, сотовые телефоны, ключи от квартир… Второстепенные вещи не брать. Встречаемся через пять минут в лифтовом холле.
Я отыскал коменданта в курилке и трагическим голосом сообщил о проблеме стремительного повышения уровня воды в подстволке.
– Чтоб ее коржом накрыло! – рычит он, изрыгая заковыристый мат. – И намного поднялась?
– За день на пару метров. Похоже, протока сильно забилась.
Он скребет клешней небритый подбородок, обдумывая ситуацию.
– Может, направить туда водяных за хорошего гусака?..
«Гусаком» шахтеры называют премию, выдаваемую сразу же после окончания смены.
– Нам вы почему-то гусаков не обещаете, – цежу с нарочитой обидой.
Внезапно он предлагает:
– А пойдете в ночную? Ей-богу, дам хорошего гусака!
Я для виду выдерживаю паузу. И озвучиваю встречное предложение:
– А давайте так: мы отбарабаним ночную смену, а вы завтра утром решите вопрос с переводом нас на новые должности.
– Идет, – хлопает он по моей ладони. – За ночь очистите?
– Не переживайте, сделаем. Охрану не забудьте предупредить…
Охрана пропустила нас к лифту, даже не поинтересовавшись, зачем мы тащим по две бутылки минеральной воды. К счастью, они не заметили того, что у каждого из нас имелось за пазухой. А там был суточный рацион пехотного отделения.
Спускаемся на тридцатый уровень. Пока идет пересменка, и новой бригады тут нет.
– Что делать? – нервничает Чубаров.
– Для начала переодеваемся: вы – в прорезиненную робу, я – в гидрокомбинезон.
Затем заставляю Чубарова спуститься в резинку. Сворачиваю нашу сухуюодежку и обувь в найденный Даниэлем здоровый кусок прорезиненной ткани и подаю на веревке:
– Разложи одежду на днище резинки, прикрой тканью и сядь сверху.
Он послушно выполняет приказ. Кидаю наполненные водой бутылки и пакеты с едой. Бывший врач прячет все это под ткань.
– Нормально, – оценивает Даниэль маскировку. – Набросаешь сверху кусков породы, и никто не заметит.
В воду летят легкие лопаты и небольшой «карандаш» – шестигранный ломик длиной чуть больше метра. Эти вещи я подберу и припрячу в протоке.