— Эти безмозглые негодяи погубят мой корабль, — прорычал капитан. — Эй, тупоумные ублюдки! — заорал он, пряча трубу в огромный карман своего широкополого кафтана. — Посмотрите назад! Травите шкоты, спускайте грот! Снимайте стаксель. Весла на воду! Живо!
Джим Улби, сидевший спереди лицом к корме, поднял голову. С него мгновенно спало пьяное оцепенение, он открыл рот и от ужаса уронил бутылку рома на дно лодки. И так и сидел, окаменев от страха. Это был дурной знак. Ведь Джиму в жизни нужно было только одно — бутылка рому. Мы все обернулись. У меня что-то зашевелилось в груди и стало очень страшно. С кормы на нас бездонной громадой надвигалось нечто черное и жуткое. И это нечто неслось на нас с бешеной скоростью.
— Э…Э… — промычал Джим, показывая трясущейся рукой на черную тучу, — что это, капитан?
— Твоя белая горячка, идиот, спускай стаксель! — рявкнул он.
— Плохо дело, братцы, нам не спастись, — запричитал Билл Уэсли, — я не умею плавать! Господи, помоги нам! — взмолился он, воздев руки к небу.
А там происходили драматичные события, завораживающие своей масштабностью и предрекавшие нам немалую толику неприятностей.
Облака, будто воссоздавая эпизоды средневековой рыцарской баталии, стремительно носились по безграничному пространству двумя взбесившимися армадами, сталкиваясь в смертельной схватке.
Облака отрядом всадников в серебряных доспехах на буланых скакунах с развевающимися на ветру белоснежными плащами стремительно проносились над нами. Они врубались своей многочисленной небесной конницей в стройные ряды рыцарей в золотых латах, сверкающих на солнце, грозно восседающих на конях огненной масти с красными попонами.
Размахивая огненными мечами молний, они бесстрашно наседали на войско неприятеля, яростно сокрушая его. Стремительная их атака вызывала вспышки молний и гулкие раскаты грома, напоминаюшие залпы артиллерийских орудий. Огненные всполохи, метаясь по небу кровавыми призраками, безжалостно разили вокруг огненными мечами. Беспощадные удары рассекли израненное и без того небесное тело, из многочисленных ран которого проливались на землю кровавые потоки дождя, освещенные сверкающими зарницами.
Ураган обрушился на нас шквальными порывами ветра и промозглым холодным ливнем. Капитан, натянув на уши свою треуголку и оттолкнув от румпеля Билла Уэсли, стал вглядываться в налетевшую внезапно темень. От корабля мы отплыли уже на добрую милю, да и возвращаться было бы совершеннейшим безумием.
— Эй, Джон, Малыш, полезай на нос и следи за этими чертовыми рифами, чтобы не наскочить на них. И кричи, что есть мочи, если попадутся. — Капитан всегда был ласков со мной. — Да не спите вы, лодыри, гребите что есть силы! Мы дойдем до острова, не будь я капитан Ретт!
Джим полез снимать стаксель, но один из шкотов за что-то зацепился, и он не мог с ним справиться. Капитан вынул из-за пояса пистолет, взвел двумя щелчками замок и прицелился. Я решил, что он хочет застрелить Джима, и мне стало не по себе. Пусть он горький пьяница, но в редкие минуты, когда бывает трезв, он добрый моряк. Однако капитан целился вовсе не в него. Он выстрелил и перебил малюсенький юферс, которым крепилась шкота, натягивающая стаксель. Парус затрепыхался на ветру, нос бота, начавший было зарываться под воду, мгновенно выпрямился, и накренившийся бот, к нашему счастью, выровнялся.
Волны, мгновение назад бывшие маленькими послушными барашками, пасущимися на бескрайних морских просторах под лучами ласкового солнца, внезапно превратились в чудовищного ревущего монстра, готового поглотить любого сомневающегося в его величии.
Страшные волны догоняли нас, задирая корму нашего утлого бота почти вертикально, и мы с ужасом смотрели на бушующий под нами иссиня-черный океан, а затем, подняв на неимоверную высоту, швыряли, пытаясь разбить малюсенькую лодчонку о коварно выглядывающие рифы, а уж затем обрушивали всей своей мощью всю массу холодной океанской воды.
Сколько времени продолжался этот кошмар, не знаю, прежде чем случилось самое ужасное. В этот момент я думал именно так, и как понял впоследствии, глубоко ошибался. Очередная громадная волна приподняла нас и со всей силой швырнула прямо на рифы.
— Приводи к ветру, — заорал капитан и изо всех сил налег на румпель, бот круто развернулся, но слишком мощный порыв ветра накренил судно. Раздался страшный треск, все мы попадали. У меня потемнело в глазах, и я потерял сознание. Сколько времени я пробыл в таком состоянии, я не знаю. Очнулся я, когда кто-то стал трясти меня за плечо. Это был капитан Ретт.
— Джон, Малыш! Очнись, все кончилось.
Я поднял глаза. Небо было прозрачное. Звезды складывались в знакомые очертания созвездий, названия которых я пытался запомнить, помогая стоять на вахте Рою Шелдону. Он был большой знаток по части астрономии и все показывал мне и рассказывал о звездах, и еще он говорил, что они огромные и на них живут люди, но я не верил. Звезды казались маленькими, не больше тыквы, и жить там могли разве что муравьи. Я поднялся. Моряки носили на берег сундуки и все пожитки с бота.
— Помогай мне, Малыш, — захрипел капитан, подав последний из сундуков подошедшему по пояс в воде Джиму, который был трезв, как стекло корабельного компаса. — А то я на своей деревяшке не скоро доковыляю до берега.
Он нацепил на шею ружье и прыгнул за борт. Я поспешил за ним, и вовремя, потому что его правая деревянная нога погрузилась по колено в песок. Поднимаясь и падая, беспомощно барахтаясь в воде, он пытался вытащить застрявшую в песке ногу. Капитан успел изрядно нахлебаться воды. Я стал помогать ему, а подошедшие на помощь моряки, подхватив под руки, освободили капитана из песчаного плена.
Когда мы доковыляли до берега, уже вовсю полыхал яркий костер. Красные языки пламени облизывали силуэты сгорбившихся у костра людей. Зрелище было одновременно и жуткое и красивое. Весело потрескивали дрова. Том стал жарить свинину на огне. Джим пустил по кругу бутылку рома. Капитан опрокинул бутыль себе в рот и заливал ром в бездонную глотку, как мне показалось, целую минуту, потом крякнул, протянул мне ополовиненную бутылку.
— На, Малыш, согрейся!
Ром я не любил, у меня после него першило и горело горло, но я настолько продрог, что, отхлебнув изрядный глоток, почувствовал, как по телу изнутри пошло согревающее тепло. Я отхлебнул еще глоток и почувствовал себя совершенно умиротворенным и абсолютно счастливым.
Я искренне надеялся, что все наши злоключения на этом и закончились. Капитан объявил, что утром, когда начнется отлив, мы снимем с рифа бот, попытаемся залатать дыры, дотащим бот с вечерним приливом до берега и начнем чинить его капитально уже на берегу. Затем капитан дал команду всем спать. Одежда моя почти просохла и, расположившись на теплом песке подле горевшего костра, я безмятежно уснул сладким сном, вовсе не опасаясь изжариться, подобно той свинине, что мы съели на ужин.
Глава 4Вверх по волчьему каньону
Я заметил лишь, что он рисовал какую-то схему или карту, нарисованную на куске старого пергамента, может быть, зарисовывал остров, куда мы приплыли. Дневник был в изящном переплете с обложкой, обтянутой зеленым сафьяном и двумя медными застежками.
Утром, когда я проснулся, бот уже стоял на твердом грунте и моряки ремонтировали его. Капитан сидел на берегу на большом валуне и что-то записывал в свой журнал, который носил с собой. Дожевав теплый кусок жареной свинины и запив ее кипятком с добавленным в него ромом, я подошел к капитану. Он тут же захлопнул свой дневник. Я заметил лишь, что он рисовал какую-то схему или карту, нарисованную на куске старого пергамента, может быть, зарисовывал остров, куда мы приплыли. Дневник был в изящном переплете с обложкой, обтянутой зеленым сафьяном и двумя медными застежками. Он медленно потонул в бездонном кармане его кафтана. Оттуда же он извлек трубу, навел ее на корабль, который, казалось, был цел и невредим. Вернувшийся корабельный плотник Джим Уилби доложил:
— Все исправлено, капитан, пробоина оказалась не столь серьезной. Все залатали, до корабля дойдем без проблем.
— А бочки с водой сможем захватить? — прохрипел капитан.
— Сможем, сэр, — ответил Джим Улби.
— Хорошо, вода вам пригодится, — ответил капитан, улыбнувшись. Но я заметил, что улыбка была скорее ухмылкой, недоброй, язвительной и весьма двусмысленной, но в тот момент я не придал этому значения.
— Оставим двух человек на лодке, — продолжал он, обратившись ко мне и Джиму Улби. — Да, что б не проворонили прилив, а остальных живо сюда. А мы с тобой, малый, пойдем пока прогуляемся. Берите сундуки и бочонки с грузом и отправляйтесь за нами. Возьми ружья, Джон.
Мы с капитаном стали пробираться вдоль берега, направляясь в сторону выдающегося далеко в море мыса, который оканчивался громадной отколовшейся от него и отползшей далеко в море тупоголовой каменной скалой. Скала походила на непонятно зачем и, главное, кем выстроенную средь морской глади сторожевую башню.
Поначалу наш путь пролегал по открытому песчаному пляжу, поросшему разлапистыми пальмами, и, если бы не капитан, опирающийся левым локтем мне на плечо, прогулка была бы просто удовольствием после стольких, пережитых мною злоключений. Вскоре мы дошли до обширной заболоченной лагуны, и наше продвижение в глубь острова заметно затруднилось. Топкая почва предательски проваливалась под ногами, зловеще побулькивая и распространяя невыносимое зловоние. Тучи москитов с отвратительным писком сразу набросились на нас, так что пришлось отмахиваться от них веточками с розовыми цветами с пьянящим запахом.
Но мало-помалу почва стала приобретать некую твердость. Каменистая поверхность позволяла без труда подниматься по склону, поросшему высокими соснами. По живописному ущелью мы продвигались все выше и выше. Капитан достал тяжелую абордажную саблю, висевшую на поясе, и одним махом срубил молоденькую сосенку в два дюйма толщиной. Он сделал себе добротную и удобную палку и, перестав опираться о мое плечо, шагал вполне самостоятельно, проваливаясь иногда в осыпающиеся со склона ущелья камни. По мере продвижения ущелье стало превращаться в красивый каньон с отвесными стенами, поросшими низкорослыми деревцами, сквозь которые еле-еле пробивался солнечный свет.