ние несколько дней.
– Ещё я думаю, они будут рады тебя видеть, – сказал Норбридж.
Элизабет покачала головой. Она ощутила, что в ней нарастает привычное раздражение. Она представила себе конверт, который тётя Пурди с дядей Бурлапом прилепили к двери; презренные три доллара… Письмо, которое они ей оставили, словно было квинтэссенцией всего, что её в них бесило.
– Не думаю. Мы не ладили.
– Может, когда ты вернёшься, всё поменяется.
Элизабет, не желая того, горько рассмеялась.
– Как это может поменяться?
Норбридж распростёр руки, словно обнимая всё кругом.
– Мы гордимся тем, что превратили «Зимний дом» в очень приятное место. Место, в котором хорошие вещи становятся ещё чуть-чуть лучше.
– Но лишь добро живёт, – тихо произнесла она, вспомнив слова, выгравированные на бюсте Нестора.
Норбридж поднял брови, выражая ей благодарность за эти слова.
– Очень хорошо! Может, ты сможешь принести этот дух к себе в дом.
Элизабет задумалась.
– Не знаю. Не думаю, что это сработает. – Она пожала плечами. – На самом деле больше всего на свете я хотела бы снова быть с родителями. Они были хорошие, не то что дядя и тётя.
Норбридж сочувственно кивнул.
– Ну, я надеюсь, что всё улучшится. Правда. Я когда-то слышал, что если из десяти вещей девять плохие, но хотя бы одна – хорошая, надо сосредоточиться на ней и постараться забыть обо всех остальных.
– А что, если десять из десяти – плохие?
Норбридж рассмеялся.
– Тем не менее.
Элизабет очень хотела, чтобы слова Норбриджа и его доброта её переубедили. Но тон его слов навёл её на мысль – с Норбриджем такая мысль у неё возникла впервые – что её не поняли.
– Я совсем не хочу возвращаться домой, – сказала Элизабет. – Совсем. Я просто хочу остаться здесь. Они ненавидят меня и… и я ненавижу их.
Она хотела продолжать, но не смогла сдержать слёз.
– Я не хотел тебя огорчить, – сказал Норбридж.
Она вытерла слёзы и прижалась к окуляру, желая, чтобы этот момент скорее прошёл и разговор о её дяде и тёте закончился. Она перемещала телескоп, рассматривая ландшафт ближе и ближе к отелю, и внезапно кое-что привлекло её внимание. Она присмотрелась. Двое в чёрных пальто стояли на маленьком мостике, который связывал берега замёрзшего ручья недалеко от леса. Мост был частью дороги, которая проходила в западной стороне от отеля. Элизабет два раза каталась там на лыжах, хотя далеко она не заходила.
Элизабет подрегулировала фокус, чтобы лучше видеть. С того угла, откуда она смотрела, не было видно лиц. Одна из фигур зажестикулировала и указала второй на кирпичную кладку на дальней стороне мостика. Обе внимательно начали рассматривать эту стенку. Элизабет подумала, что это очень странно.
Повернув рукоятку, Элизабет увеличила масштаб и вдруг увидела, как из-под капюшона фигуры, что была повыше, мелькнули знакомые усы Маркуса К. Химса. Ахнув, Элизабет поняла, что видит Маркуса и Селену Химсов.
Глава двадцать седьмаяПослеобеденный чайМайМахМехМел
– Что ты там увидела? – спросил Норбридж.
– Химсы, – сказала Элизабет, освобождая место у окуляра. – Они что-то делают на мосту.
Она чуть было не сказала, что собирается к ним в гости, но вовремя одёрнула себя.
Норбридж равнодушно махнул рукой.
– А, эти двое! У меня была возможность пообщаться с ними после нашего небольшого ночного собрания, имевшего место несколько дней назад. С ними у тебя возникло простое недопонимание.
– Они Вам говорили, что думали, будто Вы крадёте книги?
Норбридж скривил губы и холодно рассмеялся.
– Оказывается, они перепутали меня с другим владельцем отеля.
По мнению Элизабет, Норбридж дал ей странный ответ. Она снова приникла к окуляру и увидела, как Селена указала мужу на что-то на мосту.
– Ну, надо идти, – сказал Норбридж.
Он щёлкнул пальцами, и в комнате зажёгся свет. Элизабет оторвалась от окуляра и оглянулась.
– Как Вы это делаете? – восхитилась она. – И снежинки, танцевавшие вокруг Вас в сочельник? Как Вы это делаете?
Он протянул вперед обе руки, подтянул один рукав, потом второй и наконец объявил:
– Я волшебник.
Он снова опустил рукава, и из одного из них появился фиолетовый шёлковый платочек.
– Настоящий волшебник?
– За многие годы я понял, что каждый член семьи Фоллсов несёт в себе… думаю, правильным словом было бы сказать – несёт в себе силу.
Он бросил ещё один взгляд на озеро Луны.
– Мои дела меня зовут.
В три часа тридцать минут пополудни Элизабет удалось разыскать Сэмпсона, молодого посыльного, и попросила его громко постучать в дверь номера Химсов не позже четырёх часов двадцати пяти минут.
– Только придумайте какое-нибудь оправдание, – наказала она, – как будто Вы ошиблись номером или что-то в этом роде.
Она заглянула в «Руководство для детей» и, как ожидала, обнаружила появившуюся девятую букву. На титульном листе теперь было написано: «КЛЮЧТАИТТ».
«Я всё ближе и ближе, – подумала она. – Но сколько ещё понадобится дней, прежде чем я пойму, что это за слово?»
Прежде чем уйти, она, как всегда, спрятала Ту Самую Книгу на своё место в ящике и потратила несколько минут, повторяя себе, что не будет смущаться перед Маркусом и Селеной Химсами, когда придёт к ним в номер. В её голове собралось слишком много вопросов, чтобы теперь отступить.
– Заходи, заходи, – сказала радостно Селена Химс при виде Элизабет.
Как обычно, она была одета во всё чёрное: в атласное платье и жилет, на пуговицах которого были странные символы. Лицо её было бледным, словно она перестаралась с пудрой.
– Очень рад, что ты пришла к нам! – сказал, появившись позади своей жены, Маркус К. Химс. Он прижал руки к тому месту, где под толстым жакетом скрывалась его грудь, видимо, чтобы при виде Элизабет его радость не вырвалась наружу.
– Как приятно!
Элизабет чувствовала себя ещё более стеснённо, чем предполагала, хотя её немедленно провели внутрь и усадили на мягкий диван, предложив чаю с печеньем. Маркус и Селена щебетали и хлопотали вокруг неё, спрашивая о том, как она проводит время в «Зимнем доме». Элизабет подумала, что на первый взгляд в их поведении нет ничего необычного.
В их номере не было ничего особенного; они ничего не добавили к обычному стилю «Зимнего дома», и, кроме нескольких книг на столах, все их личные вещи были убраны. Химсы никак не проявляли враждебности, которую Элизабет ощущала при первых встречах с ними. На самом деле единственная причина, по которой Элизабет чувствовала себя неловко, была в том, что Химсы, напротив, были чрезвычайно радушны. Они впервые продемонстрировали свою любезность на рождественском празднике и сейчас сохраняли эту линию поведения. Они сидели на диване напротив неё; от Элизабет их отделял журнальный столик, на котором лежал свёрток размером с книгу в подарочной упаковке и перевязанный голубой ленточкой; разговор за чаем был очень мил.
– Всё в порядке, дорогая? – через несколько минут спросила Селена. – Ты, похоже, сегодня неразговорчива?
Вопрос был нелепый, но Элизабет поняла, что всё это время она больше слушала, чем говорила, а потом вообще почти замолчала. Она была настороже, и ей нужно было собраться с духом, чтобы задать им свой вопрос.
– В порядке, – ответила она. – Я просто – я думаю, что я не понимаю, зачем вы меня сегодня пригласили.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Селена вздрогнула и посмотрела на Маркуса, словно не поняла, что сказала Элизабет, и теперь была его очередь продолжить разговор.
Маркус звякнул чашкой, поставив её на блюдечко, и разгладил усы, зажав их между большим и указательным пальцами. Он смотрел на Элизабет. Его губы скривились, и он сразу стал казаться встревоженным и неискренним. Затем он произнёс мягким голосом:
– Мы надеялись, что ты нам чуть-чуть поможешь.
– Помогу вам? – удивилась Элизабет.
Селена посмотрела на неё испытующим взглядом, по своей холодности и жестокости очень похожим на взгляд в автобусе или у дверей библиотеки.
– Да, поможешь нам, – сказала она строго. – Мы на это надеемся.
Элизабет оглядела комнату. У неё возникла мысль, что она может сбить их с толку, если сменит тему разговора.
– А где большой ящик, который вы привезли с собой?
И Маркус, и Селена оторопели. Маркус выдавил из себя смешок.
– А почему ты спрашиваешь?
Селена начала суетливо поправлять волосы.
– Да, почему ты вдруг спросила? – сказала она.
– Просто интересно, – ответила Элизабет.
В задней комнате раздался глухой звук, очень похожий на тот, с которым дядя Бурлап, сладко заснувший среди бела дня в своём кресле, вдруг падал на покрытый ковром пол.
– Что это было? – спросила Элизабет.
Маркус повернулся к Селене:
– Я ничего не слышал.
– Я тоже, – сказала она и снова обратилась к Элизабет. – Но, да, мы надеемся, что ты нам будешь помогать.
«Совершенно ясно, что у них в головах был какой-то план, – подумала Элизабет, – и мне не удается их сбить».
– И как вы хотите, чтобы я вам помогала?
Она ждала, не донесётся ли из задней комнаты ещё один звук, обеспокоенная не только самим звуком, но и тем, что Маркус и Селена притворились, что ничего не слышали.
– Но я говорил об этом при нашем прошлом разговоре, – сказал Маркус. – Мы уверены, что в библиотеке есть ворованные книги.
– Я не думаю, что Норбридж украл какую-нибудь книгу, – сказала Элизабет.
– Не будем ни на кого бросать тень! – быстро произнёс Маркус. – Ни в коем случае! Я вывожу имена за пределы уравнения и только утверждаю, что разными путями и через разные руки книги из нашей фамильной библиотеки оказались в библиотеке «Зимнего дома». Я не собираюсь явно обвинять конкретное лицо, но факты остаются фактами.
– Мы уверены в этом, дорогая, – сказала Селена, – совершенно уверены.