Илья вспомнил фразу, с которой этот музыкант начал разговор в тот вечер: «От тебя давно ничего не слышно, Аня». Эти слова теперь обрели новый смысл. Илья, изучающий творчество девушки, вдруг вспомнил кое-что. Он все-таки прочел биографию младшей из сестер, а заодно скачал себе ее дискографию. Да, в прошлые годы Анна писала больше. Журналист чуть нахмурился. А ведь не только она! У него появился новый вопрос для расследования. Пусть поиски уже давно не касались убийств, но Илья хотел знать все больше.
– Хорошо, – вернулся он к разговору с приятелем. – Типа любовь. Хотя его поведение тогда на выражение заботы было совсем не похоже. Или он вспомнил о своих теплых чувствах после смерти Анны?
– О себе он вспомнил, – возразил насмешливо Василий. – Подозрения полиции в совершении преступления, знаешь ли, весьма подогревают не любовь, а именно эгоизм. Считал, что его подставили. И мстил тоже, естественно, за себя. Но прикрывался красивыми словами о светлой памяти Ани.
– Неприятно, – прокомментировал это Илья.
– Особенно за обедом, – поддакнул полицейский.
– А теперь что? – чуть сменил журналист тему. – Посидит еще пару дней у тебя, а дальше?
– Переедет в другую камеру, – серьезно сообщил ему приятель. – Петр заявление о нападении написал, и мне остается только все подшить и передать документы дальше в суд. Хотя…
Он досадливо поморщился.
– У нашего мальчика довольно состоятельные родители, – продолжил полицейский. – И наверняка найдутся хорошие адвокаты. Конечно, в свое время наш герой откосил от армии. А ты знаешь, как это сейчас оформляют – через диагноз из частной психиатрической клиники. Вот точно, найдут ту справочку или состряпают новую, и вместо зоны поедет парень отдыхать в какой-нибудь специализированный санаторий.
– Забудь, – посоветовал ему Илья. – Хотя… А он ничего странного об Анне не говорил? Ну… Как она изменилась с их последней встречи или еще что-то такое?
– Ага! – злорадно усмехнулся Василий. – Вижу, ты выполняешь мое «домашнее задание»!
– Вообще, – признался журналист, – именно из-за того, что я его выполнил, я и кормлю тебя ранним ужином.
– А…
Василий тут же растерял свой картинно легкомысленный настрой и даже отодвинул тарелку, будто потерял аппетит.
– И что? – осведомился он. – Пришел к каким-то выводам?
– Пришел, – подтвердил Илья. – Только, честно, не знаю, поможет ли это хоть немного тебе.
– Я тоже не знаю, – подумав, серьезно выдал полицейский. – Но делись.
– Давай начнем именно с Анны, – предложил журналист. – То, что ты о ней говорил. То, как она пишет свою музыку. Эти приводы в полицию и прочее. Я видел несколько видео в интернете. Ты же знаешь, сколько сейчас ненормальных, кто хватается за смартфон не для звонка вам, а чтобы снять происходящее на память, неизвестно зачем. Так что я нашел кое-что.
– Ну да, – немного нехотя подтвердил Василий. – Знаю. Тогда она писала «Вызов».
Илья кивнул. Он прослушал и эту композицию. Она отличалась от «Грозы» или той пьесы, что Анна не успела дописать перед смертью. Музыка не заставляла плакать и не вызывала каких-то горестных тягостных эмоций. Илья даже улыбался, слушая ее. Это была для него ностальгия по тому самому подростковому вызову. Миру, родным и, прежде всего, себе. Будто рассказ о том, как много еще наивно мечтаешь, как впервые ощущаешь эти несоответствия желаемого и действительного и как восстаешь против них. Пусть и боишься этого больше всего. Как немного наказываешь близких, при этом сам впервые испытываешь боль оттого, что сделал плохо им. Как бросаешься без оглядки менять мир и… осознаешь его по-настоящему. Не смиряешься, но вдруг начинаешь понимать.
– Анна тогда была… – продолжал вспоминать полицейский, при этом стараясь точнее выбирать слова, – …мрачной. Такой… Как готы, что ли. Какой-то… Пассивно-агрессивной. Но, как я и говорил, сама она ничего не нарушала, ни во что не вмешивалась. Она наблюдала. И вот это мне не нравилось больше всего.
Илья его понял. По тем видео, что успел насмотреться, Анна тогда была именно такой. Этот ее взгляд. Оценивающий, острый. Она на самом деле очень сосредоточенно и как-то напряженно наблюдала все, что происходило. И пьяные драки в клубах, и какие-то буйные выходки ее приятелей, опасные приключения.
– Ей было чуть больше двадцати тогда, – рассудил журналист. – Но все же назвать подростком уже нельзя.
– Верно, – серьезно подтвердил Василий. – Только она собрала вокруг себя стайку малолеток и верховодила ими. Прости, не очень приятно тебе это говорить, но она ими манипулировала. Я уверен, большинство тех выходок, мелких правонарушений детки делали с ее подачи. И да, опять же, тогда я задумывался даже о том, чтобы ее привлечь за подстрекательство. Не вышло бы наверняка, но желание было.
– А потом «Гроза», – перевел вдруг тему Илья. – Этот Игорь. Кстати, а на него у тебя ничего нет? По части УК РФ?
– Не привлекался, – коротко оповестил его полицейский. – Но тут, как говорят, наша недоработка. Вообще, я проводил проверку после того, как Петр выловил его из озера. Лет в шестнадцать этот Игорь принимал легкие наркотики. Позже, уже после двадцати пяти, его лечили от алкогольной зависимости. Да и вообще, он был частым гостем у местного психотерапевта. Немотивированные случаи агрессии. Или как там это грамотно называется?
– Мрачный и взрывной тип, – подвел итог журналист. – Который в тот период, как я предполагаю, пока был с Анной, явно не стал более мягким и уравновешенным.
– Белым и пушистым не был, – согласился Василий. – Но тут не могу тебе четко сказать, что Анна подстрекала к чему-то еще и его. Все же мужик ее почти на двадцать лет старше. Не какие-то там подростки. Ума нажил чуть побольше.
– Ей и не надо было, – спокойно согласился Илья. – Но уверен, у Анны были и другие способы им манипулировать, чтобы вытащить его эмоции. Рассмотреть, разобрать, а потом переложить в ноты, как она делала всегда.
– О как! – усмехнулся полицейский. – Ну… Вообще, похоже. Сама по себе Анна самая спокойная из Горских. А эти все эмоции надо где-то брать. И она их провоцировала!
– И сама немного подстраивалась при этом под окружение, – закончил за него Илья. – Наглость и угрюмость, что свойственно ее дружкам-подросткам, потом скрытая агрессия и нервозность, как у ее любовника.
– Точно, – закивал Василий. – Так значит, твоя теория о том, что она это делала ради своей музыки?
– Тут все вместе, – стал уточнять журналист. – Она собирала материал для своего творчества, но и сама менялась под его воздействием. И точно не только она. Все три сестры. Если смотреть, это становится очевидным. Теперь Клара. Она сама сказала, что вы дружны. Ты был ее консультантом. А сам читал ее книги?
– Почти все, – охотно ответил Василий. – Еще в Петербурге началось. Тогда весь отдел ею зачитывался. Только я не люблю рекомендаций, редко вкусы совпадают. Но как-то взял один роман, а там… оказалось, в этот раз оно того реально стоило. Стал, так сказать, почитателем таланта.
– А та книга, из-за которой она к тебе обращалась? – задал Илья следующий вопрос.
– Конечно, – приятель даже улыбнулся. – Сам ты читал?
– Нет, – честно признался журналист. – Хватило краткого пересказа.
Илья помнил основной сюжет. Роман назывался «Солнечная улыбка». Это был рассказ о девочке, милой, удивительно светлой. Таким верят все, таких все любят. Но только именно эта девочка оказалась убийцей. Это была история о лицемерии.
– Можешь описать главную героиню? – предложил он приятелю что-то вроде игры.
– Да с виду ангел просто, – пожал Василий плечами. – Наивная, светлая. Почти сказочная. Такая… С этой улыбкой, с ее смехом. Вот, это больше всего запомнил. Девушка со счастливым смехом. Когда невозможно не улыбнуться в ответ. Когда она казалась бесхитростной, совершенно открытой и как раз наивной.
– Такая? – Илья уже нашел в своем смартфоне нужное видео и теперь показывал его полицейскому.
Это была запись одного из редких интервью Клары как раз после выхода книги. Писательница была такой, какой несколько раз ее видел сам Илья. Милой, легкой, смеялась так, что казалась очень молодой и удивительно светлой.
– Вот черт… – удрученно прокомментировал Василий. – Ну, точно… Я ее тоже такой помню. Тогда. Я и согласился помочь, даже не ради там славы или потешить самомнение. Сама Клара была… милой. Невозможно отказать.
– А ты ни разу не бывал на этих званых вечерах? – задал Илья следующий вопрос.
– Пару раз. – Почему-то тема была полицейскому неприятна. – И что?
– Вспомни «Тень», если читал, – предложил журналист.
– А! Гувернантка! – догадался его приятель и, чуть подумав, признал: – Похоже. Такая… С этой ее добродушной снисходительностью.
– Я сравнивал ее с доброй тетушкой, – поделился Илья.
– Значит, тоже ее книги… – размышлял Василий. – Эти образы… Но Клара же не… Та девица из ее романа была явной маньячкой. А эта гувернантка – просто злобной сукой, извини мой французский. И…
– Нет, – твердо ответил журналист на невысказанный вопрос. – Клара рисует лишь первую картинку. Понимаешь? Вот только тот основной образ, какой увидит ее читатель сначала.
– Только маску, – помог подобрать нужное определение полицейский. – Ладно… Но почему?
– Ее стиль, – стал объяснять Илья. – Как писательницы. В любом романе все строится именно на этой маске. Она постоянно возвращает читателя к этому первоначальному образу своей героини. Потому что он важен. И для того, чтобы показать четче то, насколько картинка отличается от настоящего лица персонажа. А еще, я думаю, потому что ее героини на самом деле всегда хотят по-настоящему быть как раз такими, какими кажутся.
– Ого! – уважительно воскликнул Василий. – А ты прямо как профессионал сейчас все разложил. Ну, вообще, оно и понятно. Ты же сам этому учился.
– Но, к сожалению, – напомнил с досадой журналист, – я могу понять только Клару. Потому что не смыслю практически ничего в остальном искусстве. В музыке хотя бы чувствовать могу. А вот живопись…