Она его раздражала как никогда. И вызывала еще какое-то мерзкое чувство. Наверное, точно такую же брезгливость, какую он прочел на ее лице.
Художница картинно развела руками и отвернулась. Всего на миг, а дальше все опять изменилось. Амелия вскочила с места, заметалась по комнате, схватила щетку для волос и запустила ею в стену, издав долгий пронзительный визг. Начала шарить кругом, выбирая, что еще разбить или сломать. Потом метнулась к окну, начала дергать шторы, пытаясь задвинуть их еще плотнее.
– Подделка! – с отчаянием вопила она. – Все подделка. Он не даст мне свет! Он теперь не даст ничего! Ненавижу! Ненавижу всех! Мое! Это должно было быть моим! Только свет…
– Нам пора, – не выдержал врач и начал буквально вытаскивать Илью из комнаты.
Журналист особенно и не сопротивлялся. Он устал от этой женщины. Он ей не верил, даже сейчас. Илья подумал, что способен ворваться обратно и ударить Амелию. Как тогда вечером на причале, когда она изображала сестру. Но это не имело бы смысла.
– Как вы? – участливо поинтересовался психотерапевт. Илья усмехнулся.
– Переживу, – заявил он не без иронии. – У меня нет образования даже психолога, но тут все очевидно. Амелия перекладывает вину на окружающих. На меня, потому что я попался ей под руку.
– В большой степени вы правы, – осторожно согласился врач. Только в его словах явно слышалось некое «но».
– Что еще? – не слишком вежливо осведомился журналист.
– Вы не просто попались под руку, – уточнил специалист. – Вы были ей нужны. Похоже, она нас переиграла. Потому что и ждала она именно вас.
– Почему вы так решили? – Такой ответ Илью немного обескуражил.
– Вы имеете для Амелии какой-то вес. И ей нужно, чтобы вы ее поняли, – мягко сказал психотерапевт. – Знаете, большей части психически нездоровых людей нужно именно это, обычное человеческое понимание, а значит, принятие их, таких не похожих на остальных.
Илья недобро подумал, что в этой клинике на одного психа больше, чем числится по ведомостям.
– Вы хотели узнать причину ее отчаяния, – напомнил он суховато. – Возможно, теперь вам что-то стало понятнее.
– Не слишком, – с досадой признался специалист, провожая посетителя к дверям. – Но меня не могут не восхищать ее перевоплощения. Это даже больше, чем роли. Я знаю, все сестры Горские любили играть. Анна в меньшей степени, Клара… Она могла сменить полностью манеру речи и поведения, но чтобы так… Амелия среди них самая талантливая.
– Или самая больная, – напомнил Илья. – Остальных сестер тоже наблюдали вы?
– Нет, – покачал врач головой. – Я тут недавно. До этого Горских наблюдал мой коллега, он сейчас на пенсии. Но я внимательно изучил все его записи.
Он вдруг смутился.
– Это был не совсем профессиональный интерес.
Илья устало вздохнул.
– И кто из сестер? – спросил он.
– Клара, – признался врач. – Она не обращалась за помощью. Она мне нравилась, и я с ней спал некоторое время. Пока она хотела.
Он уставился в пол.
– Думаю, вы уже привыкли слышать такие откровения, – произнес он с самоиронией.
Илья только устало кивнул. Нет, ему не было противно от понимания, что сестры Горские перебрали, похоже, большую часть мужского населения этого города в возрасте от двадцати до пятидесяти. Он устал считать «очарованных». А еще Илье было ноюще грустно. От всего, что случилось, вернее что сломалось на его глазах в доме Горских.
17 глава
Телефон зазвонил, когда Илья уже подъезжал к воротам имения. На экране высветилось имя, и журналист удивился. Петр никогда ему не звонил. Номер записан был, Илья пару раз набирал его, но ни разу сам Горский не был инициатором общения. Петр не любил технику, потому его звонок еще и настораживал.
– Привет, – приняв вызов, поздоровался Илья. – Что случилось?
– Ты далеко? – осведомился Горский. Голос звучал как-то странно, отрешенно.
– Подъезжаю. – Илья волновался все больше.
Из аппарата послышался вздох облегчения.
– В гостиной, – коротко сообщил Петр. – Ждать не придется…
И он отключил вызов.
Илья испугался. Посещение Амелии и так оставило в душе неприятное, гнетущее чувство, а тут еще и этот звонок. Надо позвонить Кларе, у нее узнать, что случилось, но журналист уже останавливал автомобиль возле центрального входа. Однако, взбегая по ступеням, все же набрал номер старшей Горской. Он спешил дальше, в дом, слушая долгие гудки. Это напрягало все больше. Страх усилился, почти иррациональный, будто он куда-то не успел, что-то пропустил…
С порога гостиная была видна полностью. Илья охватил все одним взглядом, общей картиной. Стол, пустой, со сдвинутой грубо скатертью. На краю стоящий пустой стакан. И второй – еще полный, в руке у Петра, сидящего в кресле рядом. А чуть в стороне на полу – скорчившаяся женская фигура. Клара лежала на боку, подобрав ноги к груди. Одна рука прижата к горлу, другая безвольно откинута.
Илья бросился к ней.
– Что сел? – не выдержав, крикнул он сердито Горскому. – Не мне, а в скорую звонить было надо! Давай! Может…
– Нет.
Петр произнес это так легко и в то же время… так окончательно… Илья замер на коленях возле тела, так и не успев нащупать сонную артерию, проверить, жива ли Клара.
– Ей бесполезно. – Тон у Горского был странным. Почти беспечным и в то же время бесконечно усталым. – Ко мне тоже не успеют.
И Петр залпом осушил свой стакан.
– Ты…
Илья понял все и сразу. Даже не просто додумался, как-то осознал окончательно.
– Сядь, – распорядился хозяин дома и вдруг усмехнулся. – Я боялся, что кашель помешает. Чтоб одним глотком. Это была последняя порция.
– Зачем? – Илья стал медленно, тяжело подниматься с пола.
Почему-то сейчас Петра он не боялся. Вообще практически не испытывал никаких эмоций. Позже, когда он вспоминал это, собственное бесчувствие его пугало, вызывало чувство вины. Но тогда было именно так.
– Я подготовился, – заверил его Горский по-детски серьезно, напомнив мимолетно свою самую младшую сестру. – И пока ты поднимался сюда, отправил сообщение Василию. Все будет. Но у меня мало времени. Сядь.
Илья послушно опустился в кресло с другой стороны стола. Петр отставил стакан, зачем-то вцепился пальцами в свой смартфон, так и сидел, смотрел на журналиста с обескураживающим спокойствием и даже с каким-то облегчением.
– Ты хотел знать – зачем, – напомнил он. – Я убил Клару и сам выпил яд. С ней вдвоем мы могли бы протянуть еще лет пять, как она и хотела. Но… Амелия и Аня… Прежде всего – Аня. Я не хочу без нее, потому я принял решение.
Он усмехнулся. Нервно, криво.
– А еще не будет боли, – добавил Горский.
– Твой диагноз?
Илья не знал сам, почему первым задал именно этот вопрос. То, что Горский мучается не от обычного кашля, он подозревал давно. И по тому, как сейчас этот человек сказал о боли, было понятно, что речь явно не о муках совести.
– Рак, – послушно озвучил Петр. – Уже давно. Потому я и привез их сюда, в мой дом. Хотел умереть снова здесь и потом опять вернуться.
Журналист нахмурился. Это все напоминало бред. Он понятия не имел, что принял Горский и как конкретно действует эта отрава, но, похоже, быстрее, чем ожидал сам Петр.
– Ты сказал, из-за Анны, – напомнил он.
Это было цинично, даже в чем-то мерзко. Вот так покорно сидеть напротив умирающего, ничего не предпринимая, и только пытаться узнать все тонкости дела. Но… Из-за Анны. Сам Илья не простил ее убийства и понял это в тот самый момент. Наверное, это была просто месть. Гнев. И все та же боль потери. Но он выбрал это сознательно и даже считал, что позже не будет винить себя за такой выбор, не будет сожалеть.
– Я ее любил. – Горский произнес это так мягко, так знакомо ласково, как часто говорил именно со своей самой младшей сестрой. – Больше всех.
Он вдруг запнулся, глянул на Илью как-то чуть ли не испуганно.
– Ты только гадостей не думай! – поспешил предупредить он. – Ничего такого нездорового. Она моя сестра. Как и Амелия, и Клара. Только так. Но… Аня… Она единственная не была жадной. Она сама имела талант. Понимаешь? Она брала меньше всех и могла бы жить. Могла даже уехать. С тобой, наверное. С кем хотела бы. Она сама звучала. Ты тоже это понял. Музыка была в ней. Но когда они поняли, что я почти пустой, они ее убили.
И все же чувство вины пришло. За эти несколько секунд, за то, что пытался наказать не того. И жалость. Море жалости и сожаления.
– Петя, – Илья попытался исправить хоть что-то, – но есть же нормальные клиники. Можно попробовать. Давай я все же…
– Не надо. – Все тот же мягкий тон и бесконечная мука в глазах. Как у умирающего на руках хозяина пса… – Я же тоже без них не смогу. Я же жил ради них. И умирал тоже. Каждый раз. Аня, Амелия, Клара… В этот раз и до этого… Витя, до него Глафира и Всеволод. И еще… Уже не важно. Позаботься об Амелии. Если, конечно, это возможно. Сколько она выдержит…
– Подожди!
У Ильи было ощущение, будто он продирается сквозь густую чащу. Сквозь этот странный бред, который не пугает, а… тревожит. Потому что интуитивно понимаешь – в нем есть смысл. Только сейчас нет времени вникать.
– Аню убила Клара? – собравшись, задал журналист вопрос.
Петр кивнул.
– Она так любит. – Он смотрел на труп сестры с нежной улыбкой. – Красиво. Тонко. Убила Аню, но сделала так, чтобы думали на Амелию. Больше их нет. И я достанусь ей одной. Но… Я впервые попробовал так. Сам.
Он снова перевел взгляд на Илью и невесело хмыкнул.
– Не страшно убивать, – признался он. – Но больно. Не пробуй.
– Остальных тоже Клара? – с трудом заставил себя продолжить спрашивать журналист.
– Не всегда, – устало мотнул головой Горский.
Теперь было заметно, как он теряет силы. Сгорбились плечи, голова откинута на спинку. Взгляд стал каким-то неясным. Будто Петр уже и не видит ничего кругом. И только пальцы рук все еще сжимают зачем-то смартфон.