– Конечно, они не могут использовать дар сами, – подтвердил Давид. – Как не могут и не отдавать.
– А те, кто с ними? – вдруг задался вопросом Илья. – Сестры. Или те, кто был раньше? Без Петра они же все-таки обладают талантом?
– Конечно! – Его собеседник блеснул чуть ли не победной улыбкой. – Идеи, образы, сюжеты – это принадлежит людям. Вообще, существа, приходящие в наш мир откуда-то извне, не могут совершать действия самостоятельно. Они лишь подталкивают людей к тем или иным поступкам. Те, с кем, к сожалению, мне приходится сталкиваться намного чаще, склоняют людей к убийствам. Жестоким и страшным. Это цена за помощь таких существ. Но ни одна тварь сама не возьмет в руки нож или пистолет. Только человек, что с ней связан. Так и тут. Все в голове талантливой личности, а Петр лишь помогает сделать работу легче. Делает их собственный талант сильнее. Подогревает его, что ли. Вообще, в мире полно талантливых людей и без гениев, что лично меня успокаивает. А этот феномен… Наличие творческих способностей у тех, кто связан с гениями, все же обязательное условие.
– Но они при этом все равно забирают дар у Петра, – угрюмо напомнил Илья.
– К хорошему быстро привыкаешь, – заметил в ответ Давид. – Иметь рядом такой источник и не использовать его – это невозможно. Человек, увы, слаб по природе. Ведь вдохновение приносит удовольствие. Оно…
Он чуть развел руками, будто показывая, что не может верно подобрать слова.
– Наркотик, – подсказал журналист то, что пришло ему на ум раньше. – И возможность его пробовать снова и снова делает их жадными.
– Да, – просто ответил ему собеседник. – Что печально. Хотя… Все-таки не всех. Ведь в этот раз у Петра была Анна.
Илье стало больно. За нее. Уже в который раз. Теперь он понимал все лучше. Та самая нотная запись. Та мелодия, что Анна посвятила Илье. Она создала музыку сама. Зная, как мало осталось Петру, стараясь продлить ему жизнь, спасая того, кого девушка искренне любила, она отказалась от дара гения, положилась на свой талант. Пусть в этом произведении не было того светлого жизнеутверждающего начала, той силы и настроения, что объединяло все творчество сестер Горских, души Петра, но мелодия получилась не менее выразительной, эмоционально сильной и очень нежной. Какой, похоже, была сама Анна. Девушка посвятила музыку Илье, благодарила его, но на самом деле это был подарок Горскому. Или… может быть, это было прощание с братом…
– Она погибла из-за этой музыки, – произнес журналист вслух.
– К сожалению, – с тяжелым вздохом согласился с ним Давид. – Не зависть, не жадность, как легко можно было подумать. Именно свобода. Ни Клара, ни Амелия не простили бы ее за это. Художница зависела от брата больше всех. Клара… Просто была как раз самой жадной.
– Потому он и любил Анну больше остальных, – рассуждал Илья дальше. – Знал, что она тоже может что-то отдать ему в ответ. Просто любовь. Ее талант был… В ней самой, наверное, был дар. Петр так считал.
– Так и есть, – снова охотно подтвердил его собеседник. – Только ее талант имел естественную природу. Анна не станет гением, как Петр. Хотя бы потому, что все же в ней нет той чистоты. Простите, но она слишком человечна. Как говорят, не без греха.
– То убийство, – понял Илья намек. – Игорь. Пусть она не смогла довести дело до конца, но, как говорят полицейские, у нее был умысел. У них всех. Почему они всегда склонны к насилию? И раньше, и сейчас? Они убивают. И даже самого Петра.
Его собеседник помолчал. То ли решал, стоит ли рассказывать дальше, то ли снова подбирал слова.
– Как вы относитесь к Ломоносову? – вдруг спросил Давид. В его тоне было что-то такое, напоминающее интонации Петра, будто очередная игра в загадки.
– Никак, – буркнул Илья сухо.
– Как и большинство людей на планете! – почти радостно сообщил ему собеседник. – Но, кажется, именно Ломоносову принадлежит простая формулировка одного очень важного закона физики. Если в одном месте убудет, то в другом прибудет.
– Закон сохранения энергии? – Илья не был уверен в своих знаниях.
– Закон сохранения всего, – победно заявил Давид. – Вот именно так и здесь, и раньше, и сейчас. Но давайте ограничимся тем, что знаем лучше. То есть именно сестрами Горскими. Они талантливы. Им отмерено чего-то чуть больше, чем остальным людям. Точнее, как раз таланта. А значит, в чем-то другом они должны быть, извините за такой подбор слова, ущербны. Может, вы знаете, читали где-то, но все талантливые люди имеют такой перекос. Так, например, все те же ученые, таланты от точных наук, имеют некую эмоциональную отсталость. Ведь чувства не поддаются логике и не рассчитываются в цифрах.
– Я слышал что-то об этом, – признался журналист.
– Вот! – воодушевленно продолжил его собеседник. – Но в случае с Горскими речь идет не об эмоциях. Я бы сказал, здесь дело в морали. Вернее, в ее отсутствии. И, конечно, речь не о том, что родители плохо воспитали девочек. С ними всегда был Петр с его старомодностью не только во вкусах и привычках, но и в понятиях. В нем мораль заложена изначально, а вот в них ее было меньше, чем хотелось бы. Понимаете? Просто не дано.
Илья кивнул.
– Их игры, – начал перечислять он то, что видел много раз и так хорошо теперь понимал. – То, как Анна манипулировала другими, чтобы считывать с них нужные ей для творчества эмоции. Клара с ее персонажами, Амелия и ее образы-лица. Много всего. Эти же званые вечера, их бесконечная смена партнеров. Всегда и во всем этом было что-то… немного неправильное.
– Почти болезненное, – подсказал Давид. – На грани нормы. Каждая из них была убеждена, что ей позволено немного больше, чем остальным людям. А еще… Каждая из них знала, что зависима от Петра. С одной стороны, они сами усугубляли эту зависимость, но все же подсознательно она давила на них, как любая несвобода. Что еще больше влияло на их психическую нестабильность. Любой, кто казался угрозой их мирку, мог узнать об их зависимости или даже, в их понимании, возжелать вдохновения, уничтожался. Они были заложницами своей слабости.
– Я это видел, – согласился Илья. – Только… Почему это проявлялось так по-разному? Конечно, я понимаю, что Анна просто была сильнее сестер. И, похоже, более талантлива и более самостоятельна.
– В этом есть смысл, – подтвердил его собеседник. – Конечно, прежде всего на поведение сестер влияют их характеры и банальная сила воли. Но дело еще и в их талантах. В том, как и сколько каждая из них брала у Петра.
Снова воспоминание. Тот вечер на следующий день после смерти Анны, причал, плачущая Амелия. Ее привычные жалобы на жадность сестер и странные слова, что ей надо больше других…
– Это как-то зависит от вида творчества, – задумчиво выдал журналист. – То, с чем они работают. Образы… Амелия говорила. У Клары есть слова, их много, у Анны – ноты. А у художника только один образ.
– Она лукавила, – слегка улыбнулся Давид. – Но совсем чуть-чуть. Меньше всего было нужно как раз Анне. И даже не потому, что девушка имела свой дар. Музыка, мелодия – она дает эмоции. Анна брала их у своего окружения, но именно у нее была лишь одна тема. Сама Амелия рисовала циклы, рассказывала графические истории. Давала развитие своему образу и сама проживала его долгое время, что видели и отмечали все. Клара… На написание романа уходит много времени, и там много лиц. Даже у какого-то одного персонажа, что вы сами знаете. Она брала больше всех.
– И ей Петр был нужен больше, чем двум другим сестрам, – понял Илья. – Я должен был сразу догадаться, кто из них убийца, просто прочтя первую из ее книг. С этими погружениями во внутренний мир персонажа, с этой изощренной жестокостью… Она сама убивала так же.
– Вы не всемогущи, – миролюбиво напомнил ему собеседник. – И творческий замысел далеко не всегда является отражением личности писателя, иначе все авторы детективов по жизни были бы маньяками. Но да, вы правы: Клара самая жадная и ее отклонение от нормы было самым сильным. Она полностью аморальна, как любой законченный наркоман.
Илья только кивал. Этот разговор изменил слишком многое. Все, что говорил Давид, было логичным, связным и объясняло большую часть того, что видел журналист. При этом знание о сущности Петра Горского было истинно фантастичным, но больше не вызывало раздражения и неприятия. Почти. Все это все равно надо было пережить, принять досконально, свыкнуться с этим и решить, как Илье самому теперь жить дальше.
– Спасибо, – довольно сдержанно поблагодарил он Давида. – Но не могу сказать, что мне стало легче, когда я все это узнал.
– Конечно, – чуть усмехнулся его собеседник. – Это не просто. Но я рад, что вы на это решились.
– Почему? – Илья не понимал, зачем этому странному человеку вообще надо было вмешиваться в это дело.
– Ну… – Давид стал серьезным и даже каким-то немного настороженным. – Будем откровенны, я хотел бы кое-что получить от вас взамен.
– И что я могу вам дать? – искренне неприятно удивился журналист. – Деньги? Я не так богат… А!
Он только сейчас вспомнил, что благодаря завещанию Горского его финансовое положение очень изменилось.
– Наследство Петра, – озвучил Илья. – Так что? Деньги? Или просто отписать вам этот дом и все остальное? Я не уверен, что мне самому это нужно. Заберете?
Он врал. Произносил слова и понимал, что врет. Илье теперь уже было бы не так легко расстаться с тем, что оставил ему приятель.
– Спасибо, не нуждаюсь, – с иронией отозвался Давид. – Я достаточно обеспечен. Но да, я заинтересован в наследстве Горского. Не в его доме, даже не в произведениях искусства, созданных его сестрами. Я бы хотел, чтобы вы сдержали свое слово.
– Что? – Илья в принципе не понимал, о чем сейчас речь.
– Обещание, – терпеливо объяснял ему собеседник. – Которое вы дали Петру перед его смертью.
«Дождись меня». Те странные слова, на которые Илья не обратил в тот момент должного внимания. То, что казалось бредом, но все время всплывало в памяти, останавливало, заставляло лезть дальше в тайны Горских и что теперь обрело очень даже глубокий смысл.