– Вам это зачем? – не слишком приятным тоном осведомился он.
– Это в каком-то смысле нонсенс! – чуть ли не радостно объявил Давид. – Обычно моя работа состоит в том, чтобы очищать мир от всяких тварей. Я вам говорил. Но тут… Я хочу его спасти. Хочу, чтобы он имел возможность прожить хоть немного дольше и быть при этом чуть более счастливым. Дать ему хоть раз что-то взамен. Но я сам сделать этого не могу, зато это подвластно вам.
– Дождаться его? – озвучил Илья просьбу умиравшего Горского. – Здесь? Передать ему обратно дом, который он так любит? Вы думаете, ему это нужно?
– Не совсем, – стал уточнять этот странный человек. – Горский правда любит свой дом, но не в этом суть. Просто постарайтесь его понять. Он не человек, но так близок к людям. Он живет своей любовью, он отдает себя. Представьте простую, даже банальную ситуацию. Обычную пару, и мужчина, к примеру, любит женщину больше, чем она его. Он отдает больше. Вроде бы это и нормально, и даже делает его самого счастливым. Но… Если отдаешь, но получаешь в ответ меньше, возникает что?
Илья в очередной раз отметил, что шарады его собеседника чем-то похожи на игры самого Горского. Вообще, этот Давид чем-то напоминал Петра. Такой же слишком искренний, слишком любящий жизнь…
– Будет пустота, – ответил он на вопрос собеседника.
– Одиночество, – уточнил Давид.
Илья кивнул. С этим трудно было не согласиться. Одиночество Петра. Оно тоже объясняло многое. Прежде всего, тот самый полный безысходной тоски взгляд. Горский не мог не отдавать, не любить. Но взамен он всегда получал меньше.
– Ему нужен я? – спросил Илья. – Но… Я же не связан с Петром, как его сестры. Во мне этого нет. И как я могу…
– В этом и суть! – воодушевленно заметил Давид. – Изначально он выбрал вас именно поэтому. Вы не можете претендовать на его дар, вы вообще никак с ним не связаны. Но вы были с ним как друг. Как тот, кто просто мог быть рядом и не нуждался в его этих почти волшебных силах. Вы сами, по сути, отдавали ему, ничего не требуя взамен. Ему и его сестрам. Просто были рядом! По своей воле и без условий. Просто подумайте, как это важно для того, кто всегда будет одинок, кто всегда ждет ответного тепла. Петр теперь будет знать, что есть тот, кто способен принимать его таким, как он есть.
Это было даже больно… Осознать. Поставить себя на миг на место Петра. Прочувствовать. Илья даже заморгал чаще, боясь, что на глаза навернутся слезы. Как если бы его окунули в ту самую безысходность и вечную усталость, какой жил Горский. Которую иногда мог почувствовать и сам Илья, находясь рядом с Петром. Сколько раз это было? Каким-то непостижимым образом журналист читал, нет, перенимал переживания Горского. Будто вопреки всему между ними была некая связь. Может, Петр тоже знал это? Может, потому он просил Илью ждать?
– Как это его спасет? – задал он Давиду следующий вопрос. – Если я его дождусь… Петр решится отдать следующей своей сестре или брату себя до конца?
– Не знаю, – нехотя произнес Давид и заметно помрачнел. – Я неисправимый оптимист. Верю как дурак, что есть и другой выход. Чтобы ему было не так больно. Интуитивно ищу, потому что не знаю ответа. Вдруг есть что-то еще? Как в сказках. Волшебное средство расколдовать его.
Илья просто сидел напротив, смотрел на этого странного человека. Такого сильного, жизнерадостного, нет, реально всеобъемлюще влюбленного в жизнь. Ему было сейчас неприятно видеть это.
– Вы очень жестоки, – выдал журналист. – Это похоже на эмоциональный шантаж. Потому что вы знаете – я не смогу отказать. Я также начну верить, что могу ему помочь. Хочу этого. Но… Волшебного ключа нет. И кто сказал, что я не сделаю Петру еще больнее? У него будет надежда, а когда умрет и она…
– Подождите, – попросил Давид. – У нас есть время, мы можем попробовать. Да, я настаиваю, я пытаюсь заставить вас поверить, даю вам именно ее – надежду. Согласен, если мы проиграем, будет больно. И ему, и вам. И даже мне. Но не использовать шанс еще более жестоко.
Аргумент был сильным, опять же даже причинял боль.
– Хорошо, – заставил себя согласиться Илья. – Но есть хоть что-нибудь? Теории, догадки?
И тут же вспомнил кое-что сам.
– Бронте! – воскликнул журналист. – Патрик Брэнуэлл. Петр говорил о нем, только он назвал Бронте обманщиком…
– К сожалению, – с досадой согласился его собеседник. – Теперь вам уже понятно, что этот член семьи знаменитых Бронте тоже был гением. Но, в отличие от Горского, Патрик умел думать и о себе. Вы же читали?
Илья согласно кивнул и чуть презрительно поморщился. Да, он прочел о семье Бронте. И в интернете, и все те материалы, которые ему скинул сам Давид. Три талантливые писательницы, основоположницы жанра феминистической прозы. Но их романы стоило читать не только из-за этих социальных тем. Все три женщины были талантливы. И всегда за их спиной темной тенью маячила фигура брата.
Достаточно посмотреть общедоступные статьи в Википедии, чтобы понять: Бронте жили очень замкнуто, мало общались с людьми и были привязаны друг к другу. Слишком привязаны. Как и Горские. Многие исследователи-биографы и историки литературы выдвигали версии, что Патрик Брэнуэлл на самом деле оказывал большое влияние на сестер. Более того, были предположения, что брат выступал тайным соавтором произведений.
Теперь благодаря Петру Илья знал, что это не так. Сам Патрик не писал романов. Он был тем, в ком сестры брали свое вдохновение. Был гением, как и Петр. Вот только, читая материалы, журналист легко видел и кое-что еще. Бронте очень сильно отличался от Горского. Если Петр реально посвятил себя сестрам, то Патрик жил совсем иначе. Пьяница и наркоман, прожигатель жизни, он давал им лишь каплю своего дара.
– Петр реально видел его? – задал Илья вопрос.
– Честно, не знаю, – признался Давид. – Возможно. С кем-то из своих подопечных он мог быть в Англии на тех же гастролях. Кто знает, могли и встретиться.
– Петр говорил, что это было, – размышлял журналист. – Один раз. И Патрик его обманул. Что-то о том, что можно не отдавать. Горский сказал, что Бронте убил своих сестер.
– Может, и так. – Его собеседник нахмурился. – Если подопечные гения не получают того, что им должно быть дадено…
– Петр еще сказал, что Патрик пытался тратить дар на себя, – вспоминал Илья дальше.
– Я это проверю, – серьезно пообещал Давид. – Это может быть важно. Если гений сам нарушает условия связи… Возможно, это может сократить жизнь его подопечных. В конце концов, ни одна из сестер Бронте не дожила до сорока.
Илья вдруг вспомнил слова Анны. Тогда, в день знакомства за обедом. Анна сказала, что ей повезло больше, чем Энн. Младшая Бронте умерла в двадцать девять…
– Петр назвал Патрика обманщиком. – Журналисту не хотелось опять погружаться в эти депрессивные мысли. – Он сказал, что, если тратить дар на себя, будет больно им. Подопечным. Горский так не мог.
– Потому что от этого и он сам бы испытывал боль, – заметил Давид. – Илья… Вы отличный исследователь. Ваши наблюдения очень важны. И да, вы можете считать, что я снова давлю на вас, но именно в ваших словах может быть разгадка, как спасти Горского. Он не может разорвать эту связь. Но… Петр сказал вам, что готов был отпустить Анну с вами. С кем она захочет. И если бы понять, как это поможет ему…
– Мои профессора в университете всегда были против сослагательного наклонения, – не без сарказма выдал Илья.
Он не хотел слушать. Не хотел сейчас знать. Он боялся начать надеяться, боялся всех этих: а что, если…
– Вы правы, – сдался Давид. – Я не имею права требовать от вас так много.
– Я подумаю, – отозвался Илья, прекрасно зная, как сильно этот стандартный ответ напоминает отказ, и тут же почувствовал себя немного виноватым. – Я правда не готов. Все это слишком быстро и неожиданно. Дом, наследство. Я не знаю, что мне делать с собственной жизнью, потому не имею права брать на себя ответственность за жизнь чужую. У меня прямо-таки классический вопрос русской литературы: что делать? Оставить имение? И как с ним быть? Как это все содержать? Все эти книги, картины, музыка. Права на использование… У меня нет нужной хватки, знаний, чтобы этим управлять, это содержать. Как и желания это делать и получать такие знания.
– Ну… – Давид улыбнулся. У него на лице было какое-то почти шкодное выражение, как у ребенка, который наивно полагает, что смог слукавить родителям. – Пока вы можете просто пожить здесь. Как раз будет время все обдумать.
Илья рассмеялся. Давид не умеет сдаваться. Но вообще, в чем-то он прав. За эти дни Илья как-то привык к дому, чувствовал себя в нем комфортно. Прижился. А еще… Это такая отличная возможность опять отложить решение…
– Ну да, – кивнул он с явной самоиронией. – В тишине и одиночестве, ведь местные после случившегося точно будут держаться дальше от имения и озера. Нехорошее место. Забавно. Я сейчас чувствую себя кем-то таким… Легендарным. Вроде Дракулы. Владелец страшного дома, хранитель озера самоубийц.
В этот раз Давид не улыбнулся в ответ. У него был странный взгляд.
– Было бы неплохо, – произнес он серьезно.
– Что именно? – насторожился Илья. – Стать этим самым хранителем? Или Дракулой?
– Скорее, попробовать примерить роль разрушителя легенд. – Теперь уже иронизировал его собеседник. – Наверняка вы слышали множество таких баек? Ну городские легенды? О вот таких плохих местах, о старых убийствах, о призраках или о чем-то и того хуже, что появляется в домах, где произошли всякие трагедии.
– Я даже был на экскурсии, – поделился с ним Илья. – В этом городе. Как раз по вот таким местам. Отсюда и это название – озеро самоубийц. По мне, звучит как-то… шаблонно.
– Не отражает истинной картины? – вкрадчиво переспросил Давид. – Всего того, что с этим связано на самом деле? Обесценивает память погибших? Хотя бы тех, кого убили сестры Горские за последние годы? И… память самой Анны?
– Вы просто лидер по умению портить настроение, – буркнул журналист с угрюмым сарказмом. – Но да. Глупые байки. И реальные смерти.