бившую оскомину фразу о том, что всех денег не заработаешь.
А всех ему и не было нужно!
Только тех, что позволят ему и его семье уехать из города и зажить нормальной жизнью, в которой нет горестных ежедневных мыслей о том, что же они будут есть завтра и на какие средства купить сестрам платья, ведь на старых уже негде ставить заплаты…
Именно поэтому Джованни было не стыдно обманывать мать сегодня.
Почти не стыдно.
Уже подходя к кабаку, он почувствовал, как у него дрожат поджилки. Одно дело – играть с отцом, где самое страшное, что могло быть, – затрещина за неверный ход, и совсем другое – влиться в компанию незнакомых людей, где никто не подскажет, как вернее поступить, а будет только рад, когда он расстанется со своими кровными.
Из заведения доносились пьяные крики и громкий смех, больше похожий на конское ржание.
Джованни уверенно шагнул внутрь и вдруг остановился. Воздух стал плотнее, все звуки разом исчезли, осталось только легкое позвякивание, похожее на колокольчик.
Краем глаза он ухватил полупрозрачную фигуру. Резко повернулся и успел рассмотреть старую знакомую – гадалку. Звенели многочисленные браслеты на ее руке, а сама она грозила Джованни пальцем с длинным ногтем, словно предупреждая не входить и не садиться за стол.
В голове прозвучали слова:
– Бойся черного и красного. Это – твоя погибель…
Так вот что она имела в виду!
А тумана-то напустила…
Скорее всего, пророчица увидела в предсказании не его, Джованни, а отца. Черное и красное – карточные масти, из-за которых и погиб его отец.
Вот и вся разгадка.
Внезапно до ушей Джованни долетела отборная брань, и кто-то сильно толкнул его в спину.
– Ну, чего раскорячился? – рявкнул длинный тощий матрос и поторопил: – Или туда или оттуда! Нечего людям путь загораживать.
– Туда, – буркнул Джованни и прошел к длинному столу, где уже сидели человек десять мужчин. За спинами некоторых расположились дамы: жены, а может, и просто портовые шлюхи, падкие на легкую наживу.
Джованни обвел присутствующих взглядом – и едва не онемел, наткнувшись на ухмыляющуюся рожу здоровенного дружка Флоры. Кажется, она называла его Марко. Впрочем, это можно было уточнить у нее самой: девушка стояла за спиной Марко, положив на огромные плечи тонкие руки, затянутые в белоснежные атласные перчатки. Среди портового сброда она смотрелась нелепо, чужеродно, сразу бросаясь в глаза, как павлин среди воронов. Да и сама Флора явно чувствовала себя не в своей тарелке. На ее милом, каком-то кукольном личике застыла гримаса отвращения и брезгливости. Она то и дело дергала плечиками, если кто-то проходил мимо, точно боялась быть запачканной.
Тогда зачем пришла? Неужели бугай не понимает, что ей не место в этой дыре?!
Первым желанием Джованни было уйти. Он даже попятился к выходу, но наткнулся на презрительный взгляд того самого матроса, что толкал его в дверях, и вернулся к столу.
Флора тоже заметила его нерешительность, но по ее равнодушному короткому взгляду Джованни понял – она его не узнала.
Да и с чего бы ей его узнавать? Кто он такой?
Сын прачки. Пыль под ее каблучком!
Кое-как справившись с охватившей его паникой, Джованни сел на свободное место, по счастью, оказавшееся далеко от Марко. Он уже не был рад, что пришел сюда, и хотел только одного: чтобы игра для него поскорее закончилась.
Но как только хозяин заведения велел помощнику запереть входную дверь и встать возле нее охранником, все изменилось.
Лица игроков, только что отражающие сонмы эмоций, превратились в застывшие маски. В пугающей тишине было слышно только возбужденное дыхание барышень, завороженных игрой. Сами же игроки, казалось, и вовсе забыли, как дышать.
В зловещей тишине слова раздавались, как щелчки хлыста:
– Повышаю.
– Фолд.
– Вскрываемся, господа.
– У меня пара.
– Ваш ход.
– Стрит.
Уже три раздачи Джованни просидел с пустой рукой[2], и собрать хоть что-то не получалось. Не попадалось даже захудалой пары!
Ему казалось, что каждый сидящий за столом считывает его, как открытую книгу. Не покидало чувство, что все его карты видели насквозь, а стоящий на раздаче каким-то непостижимым образом подбрасывал ему «пустышки»[3].
Джованни нервничал. Он проигрывал. Деньги таяли, и вскоре ему придется покинуть стол.
Придется оправдываться перед матерью. Она же все поймет и снова будет плакать, как когда-то из-за отца…
Еще одна партия прошла для него впустую. Джованни отчаялся получить хоть что-то от игры, когда в его голове раздался голос: «Я покажу тебе, что могу. А ты подаришь мне свой поцелуй, когда придет время…»
Он едва не свалился со стула, но сдержался и осторожно осмотрелся по сторонам.
Никто не обращал на него внимания. Значит, голос звучал только в голове Джованни.
«Это моя вотчина, и я здесь хозяйка», – не унимался голос.
На следующей раздаче ему пришла пара «карманных»[4]дам: червонная и бубновая подружки хищно улыбались.
После ожесточенных торгов[5]и выкладки на стол пяти финальных карт Джованни внутренне напрягся.
Марко смотрел на него как на блоху, но Джованни уже знал, что его комбинация сильнее, и оттого ему сложнее было сдержать рвущуюся наружу радость.
Бугай медленно, точно растягивая удовольствие от созерцания чужого проигрыша, выложил на стол трефового короля и пикового туза. Даже в самом страшном сне он не мог представить, что его обыграет такое ничтожество, как нищий сын прачки.
Тем приятнее было Джованни смотреть на лицо громилы, с которого вдруг сошли все краски, когда он понял, кто переехал «каретой»[6]дам его фулл-хауза. Может быть, байки про везение новичков – не такие уж и выдумки?
Только почему везти ему начало сейчас, а не с самого старта игры?
Он выиграл несколько партий подряд, но потом голос в голове жестко сказал: «Хватит!»
«Я показала, на что способна, – Джованни почувствовал, как на его плечи легли почти невесомые руки. – Хочешь денег – я дам тебе денег. Любви? Ее у тебя будет в избытке. Смотри».
Голова Джованни против его воли повернулась в сторону замершей в напряжении Флоры.
Марко проигрывал и злился. И чем больше был проигрыш, тем бледнее становилась девушка.
Но не это привлекло внимание Джованни. Флору вдруг окутал серый туман. Она не видела этот туман, но чувствовала его – поежилась, как от озноба…
Вдруг девушка взглянула на Джованни и улыбнулась. От ее улыбки внутри разлилось тепло, а тело непроизвольно напряглось.
Но туман рассеялся, и девушка отвернулась, зато снова послышался голос:
«Она будет твоей, – это было скорее змеиное шипение, а не голос. – Она станет твоей рабыней. Выполнит любой твой приказ и прихоть…»
Вместо ответа Джованни встал из-за стола. Выигрыш приятно оттягивал карман.
– Я хочу покинуть игру, – громко произнес он, чтобы перебить шипение в голове.
Никто не обратил на него внимания, только хозяин заведения кивнул охраннику на выходе: мол, пропусти.
И тут за спиной раздалось едва слышное:
– Он шулер.
Джованни даже обрадовался, что вовремя остановился и ему не придется участвовать в разборках между игроками. Вот только охранник почему-то передумал открывать дверь и встал на его пути, скрестив на груди руки.
Джованни обернулся и увидел, что Марко встал из-за стола и идет в его сторону, на ходу засучивая рукава рубашки.
– Я видел, как ты мухлевал!
Бугай надвигался на него с необратимостью камнепада.
– Выворачивай карманы.
– Я играл честно, – Джованни знал, что правда на его стороне, и отвечал без испуга.
– Если действительно так, я при всех извинюсь за ложное обвинение и ты уйдешь домой со своим выигрышем. Тебе ведь нечего бояться?
Марко зло прищурился.
На подгибающихся ногах Джованни вернулся к столу и начал выкладывать содержимое карманов. Сначала бумажные деньги, потом монеты. Вывернул один карман, под напряженными взглядами игроков и разочарованным взглядом Марко вывернул второй.
И тут на пол сорвавшимся с дерева листом спланировала карта. Джованни показалось – она падала целую вечность.
А когда наконец карта легла на дощатый пол, все увидели даму пик.
Она боялась своего Марко.
Раньше его вспышки агрессии касались кого угодно, только не ее самой. И она с ужасом представляла, что же будет дальше. Лето на исходе, скоро придется вернуться в университет, где нет волшебного средства, которое сдерживает молодого человека, заставляет усмирить эмоции…
Флора думала об отце. Марко всегда относился к нему с большим уважением, не смел даже голос повышать в его присутствии.
Но в Риме она останется со своим женихом наедине.
Еще год назад Флора не смела даже мечтать о таком счастье – обрести долгожданную свободу, избавившись от родительской опеки.
Свобода!
Ей так нравилось произносить это вслух, перекатывая каждый слог на языке, ощущая пряный вкус солнечного портвейна.
Свобода.
Она пьянила и звала за собой. Ведь в семнадцать лет хочется объять весь мир, а не замыкаться в тесных рамках, не позволяющих расправить крылья.