– Ложись! – прокричал Шубин.
Горстка людей упала в грязь, открыла огонь по фарам: с треском разлетелся передний фонарь. Водитель переусердствовал с педалью газа – не успел затормозить, передние колеса провалились в яму, развалился передний бампер… Это была пусть небольшая, но победа – уже не раздавит колесами. Солдаты покинули кузов, рассыпались по полю; разведчики открыли плотный огонь; шансов уйти у них было немного – повсюду открытое пространство; до болот четыреста метров…
– Томилина! – проорал Глеб. – Уходи, это приказ! Доберись до наших, сообщи координаты цели, мы их задержим.
– Но, товарищ лейтенант… – девушка растерялась.
– Никаких «но»! Повторяю, это приказ! За неповиновение – расстрел на месте! Если повезёт, мы догоним тебя…
Он видел краем глаза как отползла девушка, а потом уже было не до неё, – немцы пошли вперед, путаясь в длинных шинелях; стреляли на ходу. Разведчики лежали за случайными укрытиями, огрызались автоматным огнем. Кармерзы бросил гранату, что-то выкрикнул в сердцах про Аллаха, но последний в этот час занимался другими делами. Граната взорвалась между враждующими сторонами, никому не навредила. Боеприпасы были на исходе – Шубин вставил в автомат последний диск, передёрнул затвор, теперь он стрелял короткими очередями, срывал голос в паузах между выстрелами…
– Всем отползать! Не лежать на месте и чтобы без паники!
Атака захлебнулась: два тела остались в буераках; остальные залегли, стали перекатываться все равно их было больше десятка. «Рус, сдавайся!», – кричали лужённые глотки. Пули свистели со всех сторон – вот и пришел его час, но сегодня он вроде не планировал! Перебежали Кармерзы с Вартаняном, дружно повалились в борозду и сразу же открыли огонь. Лейтенант упал на живот, пополз, извиваясь за ближайшее укрытие. Шульжину не подфартило, ведь сказано же: короткие перебежки – пуля сняла его на излете, он ахнул, осел на землю…
– Шульжин, куда?
– Да чёрт его знает, товарищ лейтенант. Слева всё горит – под плечо, кажется… Вроде на вылет…
На вылет – значит поживёт ещё, по крайней мере несколько минут разведчик мог передвигаться и даже стрелять с одной руки. К товарищу подполз Кармерзы, схватил за шиворот, стал оттаскивать.
– Товарищ лейтенант, прикройте нас! Я перетащу его, – от волнения усилился акцент.
Ругаясь, стали отстреливаться. Сначала у Шульжина закончились патроны, потом у Кармерзы.
– Мужики, гранаты есть? – гаркнул Шубин.
– У меня есть одна, товарищ лейтенант, – слабым голосом отозвался Шульжин. – Вы уходите, я их задержу.
– Арсен, патроны есть?
Неподалёку прогремела короткая очередь и автомат заткнулся, хотя ему явно было что сказать.
– Уже нет, товарищ лейтенант…
– Да что за невезение? – Шубин отползал последним, вёл огонь одиночными выстрелами.
Немцы залегли метрах в пятидесяти, выкрикивали не смешные шуточки, продолжая стрелять. Оторвать голову от земли уже было невозможно.
– Шульжин, ты как?
– Да ладно, товарищ лейтенант… Что вы всё про меня?
Кончились патроны, привстали двое; Глеб выхватил пистолет, начал бегло стрелять. Пехотинцы неохотно залегли – все пули прошли мимо цели; обойма опустела. Обычно Шубин не приветствовал непечатную ругань, но сегодня что-то прорвало.
– Все кончилось, товарищ лейтенант, – простонал чужим. – Даже застрелиться нечем. Ничто не вечно под луной…
– Ага, кроме неприятностей!.. – буркнул Вартанян.
– Так у меня же граната есть! – вспомнил Шульжин.
– Шёл бы ты подальше со своей гранатой! – огрызнулся камеры. – Товарищ лейтенант, нам опять без паники или уже можно?
– А толку? – простонал Шульжин. – Раньше паниковать было рано, теперь поздно… Приехали, конец нам, уже не прорваться!
– Точно! – Вартанян затрясся в неуместном смехе. – Товарищ лейтенант, они сейчас пойдут… Шульжин, готовь свою гранату! Что, споём, товарищ лейтенант?
Злая смешинка играла на губах лейтенанта – какая разница как помирать: под шутки прибаутки или в глухой тоске! Хотя, возможно и есть разница – весёлая штука, жизнь. Пальцы нащупали рукоятку ножа в чехле на поясе.
Немцы выждали ещё немного, стали подниматься отряхиваться, Шубин насчитал одиннадцать силуэтов – можно сразиться в рукопашную, но вряд ли дойдет до рукопашной… Немцы смеясь, неспешно тронулись в их сторону, они валили толпой – не было нужды рассредотачиваться. Бодро покрикивал унтер-офицер, разведчики молчали – что тут скажешь? Кармерзы отобрал гранату у Шульжина, просунул палец в кольцо, ждал пока подойдут поближе…
До немцев оставалось метров пятнадцать, когда заработал пулемет «Дегтярева», – он долбил плотно в упор, практически без пауз. Стреляли из кустов по правую руку в левый фланг неприятельского отряда; истошно голосила женщина на надрывной жутковатой ноте. Первые споткнулись, попадали, обливаясь кровью; живые спотыкались о мертвых и все смешалось. Те, что были сзади, побежали обратно, но пулемётчица среагировала быстро – перенесла огонь на них; снова падали фашисты, визжал унтер-офицер, но недолго; двое последних упали на колени, вскинули было руки, но это не сработало – пули уложили на землю и этих. На ногах уже никого не осталось, но пулемётчица не унималась и в этом был резон – пули кромсали безжизненные тела; кто-то захрипел, видимо самые хитрые, собирался притвориться мертвым. Оборвалась стрельба, затих берущий за душу вопль. Посреди открытого пространства лежала кучка мертвых тел…
– Эта женщина сумасшедшая! – пробормотал Глеб.
– Бывают сумасшедшие женщины? – хмыкнул Вартанян.
– Да все бабы сумасшедшие! – выдохнул Шульжин. – Особенно если их мужики допекут. Нынче, кажись допекли…
Из кустов выбралась стройная фигурка, засеменила через поле спортивным аллюром; тяжелый пулемет висел на груди, явно причиняю своей тяжестью неудобства.
«А у нее длинные ноги, – машинально отметил Глеб, – Впрочем, не длиннее чем у медсестры Лиды Разиной».
У красноармейца Томильной в глазах бесились красные дьяволята.
– Лежим и даже не встанете в присутствии женщины?
– Ты не женщина, – пробормотал Кармерзы. – И пусть простит меня Аллах за такое кощунство!
– О, Анастасия Игоревна… – Шубин начал подниматься. – Кажется я понимаю, почему за вас так ратовал комполка Донской. Вы – чёрт, и даже не в юбке! Помнится, был приказ: уходить к нашим, а вы его цинично нарушили – добежали только до кустов.
– Точно! – встрепенулся Вартанян. – Расстрелять на месте, без суда и следствия!
– Как это просто! – всплеснула руками Настя. – Упражняться в остроумии и после того, как все закончилось.
– Неправда! – возразил Глеб. – Мы и раньше… Ладно, товарищи, отставить болтовню! Красноармейцу Томильной выношу благодарность! Вартанян, собрать оружие. Кармерзы, кантуешь Шульжина до опушки, там перевяжем. Вы нам поможете, Анастасия Игоревна?
Глава шестая
Перед рассветом измотанная разведгруппа вернулась в расположение полка. Шульжина отправили в госпиталь, размещенный в здании деревенского медпункта, чтобы Халевичу там было не скучно. Операция прошла успешно – ранение действительно оказалась сквозным: «Пустяки! – компетентно заявил полевой хирург. – Но пару недель поваляться придется. В противном случае получите частичную парализацию».
Во взводе полковой разведки вместе с командиром осталось одиннадцать человек, выпрашивать пополнение было как-то совестно. Координаты, выявленных объектов, переправили в штаб дивизии. На рассвете дивизионная артиллерия, стоящая на правом берегу Нары, нанесла по квадрату массированный удар: били орудия 76-го и 105-го калибров. При этом артиллеристы тщательно выверяли координаты, чтобы не зацепить деревню. Артналёт продолжался десять минут, после чего расчеты привели дивизионы в походное положение и отбуксировали в тыл. К сожалению, наблюдателей в районе Мухино не было и что там произошло – никто не знал. Но утром передний край полка обстреливала только миномётная батарея, а это много значило…
– Можем и ей всыпать! – посмеивались разведчики.
– Ты молодец, лейтенант! – похвалил майор Донской, пожимая Шубину руку. – Значит не ошибся я в тебе. Да и полковник Моисеевский был прав! Можете отдыхать со своими людьми. Понадобишься – разбужу, не возражаешь? Как вела себя красноармеец Томилина?
– Нормально, – Шубин пожал плечами и смутился под насмешливым взглядом командира. – Если откровенно, Игорь Тимофеевич, как бы не эта сумасшедшая – чёрта с два бы мы вернулись!
– Я же говорил!.. – комполка смеялся. – Ты уж береги её, лейтенант. Вперёд мужиков в пекло не бросай, а будет артачиться – наказывай как положено.
В последующие дни ситуация оставалась напряженной; температура воздуха держалась прежней – около нуля, ночью подмерзало, днем таяло; дули промозглые ветра, – красноармейцы чихали, кашляли и жались к теплу. В стане противника наступило затишье. В Москве и пригородах уже две недели действовало осадное положение: на улицах возводились баррикады; строились огневые точки. В конце октября гитлеровские войска взяли Калинин, но наступление на этом участке застопорилось – советские части ожесточенного контратаковали; город не отбили, но планы гитлеровского командования сорвали. На южном участке фронта продолжалось наступление на Тулу; под давлением превосходящих сил противника советские части медленно отходили; тяжелые бои шли в районе Мценска; многие части Брянского фронта вышли из окружения – из них был восстановлен новый фронт на южных подступах к столице. 29-го октября противник подошел к Туле; туда успела отступить только часть войск 50-ой армии, но город не сдали. Немцы упорно атаковали; разрозненные защитники города бились яростно: потрёпанные полка НКВД, зенитно-артиллерийский полк ПВО, ополченцы Тульского рабочего полка; с помощью населения вокруг города было создано несколько оборонительных рубежей. В итоге, атаки 24-го моторизованного корпуса захлебнулись – город отстояли!
На Москву наступало больше пятидесяти вражеских дивизий, но что-то стало меняться в начале ноября. Красная Армия уже не бежала, – отходила организовано, стала чаще наносить успешный контрудары, с востока страны непрерывным потоком подходили резервы. Ходили слухи, что седьмого ноября в Москве, на Красной площади, состоится военный парад – в честь 24-ой годовщины октября и войска прямо с парада отправиться в бой. В это особо не верили – не то нынче время, чтобы устраивать парады. Бои принимали изматывающий характер, шли с переменным успехом.