– Ведите себя правильно и не придётся предъявлять, – получал Шубин.
Собственное обмундирование, включая маскхалаты, затолкали на дно подводы, туда же спрятали ППШ, лыжи.
– А мне прикажите идти вот так? – развела руками Настя, демонстрируя вызывающую звезду на шапке и весьма привлекательный бюст.
– Анастасия Игоревна, специально для вас, – объявил Резун, зарываясь в сено. – Полицаи наворовали много женской одежды, она добротная – плохого не брали. Здесь и пуховые платки, и шерстяные юбки, и пальто, и обувь всякая разная… Уж не побрезгуйте, ради святого дела. Понимаем, что неприятно, а представьте насколько нам неприятно носить полицейские портки – эти сволочи неделю не мылись.
– Мы даже зеркало вам дадим, – засмеялся Кошкин.
Уныло мялся в стране красноармеец Кармерзы, ревниво с завистью поглядывая на товарищей. Шубин заранее предупредил:
– Тебе не переодеваться. Ну что, товарищи мародёры поневоле, готовы в путь? – Глеб с усмешкой оглядел свое преображённое войско.
Разведчики брезгливо морщились, смотрелись они, конечно, вызывающие. Далеко не всем полицейская монтирование было по размеру, но и настоящим полицейским оно было не по размеру, что выдали, то и носили!
Кошкин сдвинул на затылок палевую кепи, посвистывал сделанным спокойствием.
– Отлично смотритесь! – похвалил Шубин. – После войны не забудьте устроиться клоунами в цирк.
– Деньги брать будем? – Курганов вынул из кармана пачку мятых банкнот, с подозрением посмотрел, понюхал. – Смотри, мужики, незнакомые купюры – фашистские видать! Зарплату уже получили, черти!
Видеть рейхсмарки им уже приходилось – невзрачные бумажки, по одной и две марки, мелкие монеты по пять и десять рейхспфеннигов; банкноты в пять марок солиднее, крупнее, на аверсе аналог немецких рабочего и колхозника, на реверсе военный мемориал в Берлине, когда-то использовавшийся как военный госпиталь. В кармане мёртвого Чижова, помимо сигарет и тяжелой зажигалки, обнаружилась худая пачка купюр по двадцать марок – удачно господин Чижов продал свою родину! Изображение Альбрехта Дюрера – знаменитого художника эпохи Возрождения, на обороте бранденбургские ворота и даже водяные знаки присутствовали, если глянуть на просвет – вереница ромбов как на петлицах советских политработников. Ну что ж, по крайней мере нищенствовать в логове врага не придется!
– Готовы, товарищ лейтенант! – плакатно вытянулся Кошкин. – Ко всему на свете готовы, особенно под вашим началом, господин штабс-фельдфебель! Только объясните, что делать?
Разведчики заулыбались; отвернулась пряча улыбку Настя, она надела шерстяную юбку, элегантная короткое пальто тёмно-синего цвета, смутно напоминающее форменное, возможно, железнодорожное, оборудованное потускневшими медными пуговицами; волосы она спрятала под мужскую кепку, на рукаве красовалась полицейская повязка. Девушка вертелась, испытывая чудовищное неудобство и, видимо считала, что похожа на тыкву.
– Не перебор, товарищ Томилина? – Шубин смерил женщину задумчивым взглядом. Повязка пожалуй лишняя, снимите. Глядя на вас, возникает желание проверить ваши документы. Все в порядке, вы сопровождаете полицейских, значит вы своя. Гамбар, дуй к нашим! – повернулся он к угрюмо молчащему бойцу: – Соблюдай осторожность, не попадись немцам. Обрисуй комполка создавшуюся ситуацию. Есть шанс добраться до Беспалого и мы готовы им воспользоваться. Можем задержаться на день другой, как получится. Командование должно знать.
– А почему я, товарищ лейтенант? – обречённо вздохнул Кармерзы. – Пусть он идёт, – боец кивнул на Вартаняна.
Тот возмущённо замотал головой:
– Не выйдет, Гамбар. Во-первых, у меня память плохая, буду по кругу бегать. Во-вторых, я уже готов к труду и обороне. Посмотри на себя Гамбар, какой из тебя полицай? Немцы обхохочутся!
– Да ты на себя посмотри!.. – начал заводиться обиженный красноармеец.
– Так, отставить петушиные бои! – перебил их Глеб. – Кармерзы, выполнять! Вартанян, заткнуться!
Посыльный уходил озираясь, тоскливо вздыхал, словно потерял что-то важное. Действительно – куда они без него – пропадут же… Красноармеец скрылся за кустами.
Разведчики зашевелились, стали доставать немецкое курево и вдруг дружно замерли, услышав отдаленный звук мотора, но он стих так же быстро, как и появился. Бойцы облегченно выдохнули и совершенно зря: один из трупов, лежавших в отдалении, внезапно совершил прыжок – это явно не касалось посмертного сокращения мышц, труп оказался не таким уж мертвым. Мелькнуло молодое лицо – тот самый – белесый, кургузый, с гноящимися узко посаженными глазами, кровь стекала из раскроенного черепа, он выглядел страшно, почти нереалистично. Дернулся туда-сюда, пустился наутёк, подбрасывая ноги в дырявых носках. Разведчики застыли в оцепенении – такое не каждый день увидишь.
– Мужики, хватай его! – выдохнул Глеб.
Вот же, гад живучий! Почему так вышло? Куда ударили так, что поганец выжил и даже сохранил способность двигаться?
Он улепётывал в лес, подбрасывая ноги, в окровавленном исподнем, почти босой. С головой, впрочем, беда: ничто не мешало дождаться пока уйдут разведчики, а уж потом делать, что заблагорассудится. Это был прямо цирк на конной тяге. Ошеломленные разведчики бросились за ним, толкались, наступали друг другу на пятки. Кошкин вскинул немецкий карабин…
– Не стрелять! – выдохнул Шубин. – Догнать!
Бросились все, даже Настя, в своём элегантном пальтишке. Но полицай удирал как заяц, его невозможно было догнать, он орал от боли, протыкая корнями пятки, но скорость не сериал, не падал. Разведчики чертыхаясь топали за ним, непривычная одежда сковывала движения, кашель рвался из горла. Полицай пробился через кустарник, оставляя капли крови на голых ветках, скатился в овраг. Разведчики покатились за ним и это было форменное позорище.
Когда вылезли из оврага на дальней стороне, того уже и след простыл. Куда побежал? Где его ловить? Только вдалеке трещали ветки и доносился сдавленный вой. Звуки отражались от деревьев, рассыпались по округе как битое стекло. Кидались то в одну сторону, то в другую, вставали, слушали, проклинали свою безмятежность – но ведь не бывало доселе такого.
– Вот те раз! – пробормотал впечатленный Курганов. – Дожили – мертвец убег! Кому расскажешь – не поверят.
– И что будем делать, товарищ лейтенант? – поинтересовался Резун. Всё отменяется?
– Всем назад!
Расстроенные и пристыженные разведчики вернулись на поляну, привели себя в порядок, отряхнулись.
– Построились! – скомандовал Глеб, он с неприязнью осмотрел свой помятый отряд. Сам виноват, но я не могли вести себя энергичнее. Теперь все висит на волоске и к заботам добавилась ещё одна, хотя, впрочем…
– А был ли мальчик, товарищ лейтенант? – прочитал его мысли Вартанян.
Мальчик был и от этого факта никуда не деться…
– Отряд, слушай сюда, и мотай на ус! То, что произошло – досадно, но не смертельно, спишем на курьез. Полицай выжил, но у него все равно травма и серьезный шок. Убежал в чащу – даст бог, там и сдохнет. Одно дело – удирать от смерти, забыв про боль; совсем другое – выбираться из леса по холодку, голяком. Он поди уже и забыл кто он такой и где находятся. Наши разговоры он слышать не мог – лежал далеко. Их группа из Калязина, а мы направляемся в Лозырь. В общем, делаем вид, что ничего не произошло, но ведём себя с максимальной осторожностью. Театральные таланты приветствуются, но не переигрывать – если нечего сказать, лучше промолчать. А теперь последние ценные указания…
Глава восьмая
У стационарного поста на въезде в Лозырь стояли несколько повозок; шумели бабы в шерстяных платках; благоразумно помалкивали мужики в ватниках и куцых шапках. Полицаи что-то отобрали у граждан и делили между собой, не смущаясь посторонних глаз. Глеб украдкой осмотрелся; день выдался так себе, солнце отсутствовало, ветер налетал порывами, сдувая с людей шапки и теребя платки, по земле стелилась позёмка. К предместью Лозыря подступали осиновые перелески. Минуту назад разведчики проехали ферму, где ещё теплилась жизнь, за полосатой будкой начинались одноэтажные кварталы.
Городок был небольшой, но растянутый. В поле рядом с перелеском, стояли немецкие танки Т-3; там же белели походные палатки, оснащенные печками, над трубами вился дым. К мерам безопасности относились серьезно – на посту проверял документы усиленный наряд полиции; напротив, через дорогу, находилось пулеметное гнездо, обложенное мешками с землёй; грозные таблички по краям дороги сообщали о наличии минных полей; струились завихрения колючей проволоки.
За спиной раздалось ровное гудение – подводу обогнал штабной Хорьх в сопровождении тяжёлого мотоцикла, машина подъехала к полосатой будке, водитель возмущённо посигналил. Замельтешили полицейские, заорали, замахали прикладами – чья-то повозка перегородила проезд. Суетился мужичонка в кургузом треухе, схватил лошадку под уздцы повел к обочине, спеша освободить проезд – телега со скрипом сменила положение. Проехал Хорьх, за ним мотоцикл, вытянулись по струнке полицаи, приставив к ноге карабины, вскинул руку в нацистском приветствии старший наряда с кобурой на поясе. Маленькая колонна растаяла в дымке, оставив после себя облако двуокиси.
– Олежка, ты соображаешь? – зашипел Глеб на возницу. – Чего приткнулся в хвост этой телеги? Будем очередь стоять как все? Мы здесь власть, башка твоя необразованная! Спалиться хочешь на такой ерунде?
Курганов сообразил, стал натягивать поводья, хлестал лошадок. Подвода обогнула стоящую впереди повозку, поддалась к посту. Отвернулась молодая женщина, сидящая в телеге, поправила платок, чтобы не бросалось в глаза симпатичное лицо, прижала к себе мальчишку лет семи с испуганными глазенками; возница покорно помалкивал, пряча глаза. Миновали ещё одну телегу, – в ней возницей была женщина, тоже не из тех, что дерзят и ратуют за справедливость.
Неспокойно становилось на душе. Курганов невозмутимо посвистывал, понукал лошадей. Шубин, свесив ноги, смотрел по сторонам. Рядом сидела Настя, она положила голову Глебу н