Звук, похожий на выстрел пробки шампанского, слился с гулом одобрения – полицаи подавился сгустком крови, глаза сошлись к переносице, он не складно, какой-то вычурной спиралью, упал, раскинул ноги. – Эх, подвела тебя чуйка, Чуйкин! Второй резко повернулся на звук и получил пулю в лоб, он повалился на своего товарища. Третий метнулся в сторону, вскидывая карабин: первая пуля попала ему в живот; вторая в горло – этого оказалось достаточно, он ударился головой о подлокотник кресла, на котором сидел Шубин, отвалился и замер.
В ванной продолжала течь вода, но там уже никто не мурлыкал – Настя стояла за порогом, одета в кофту и шерстяную юбку; вымытая голова была обмотана полотенцем, она держала пистолет с БраМитом, рука дрожала, глаза скользили по мертвым телам. Девушка отступила, нащупав рукой стену, повернулась к двери.
– Больше никого?
– Думаю, нет, – отозвался Глеб. – В противном случае делить премию пришлось бы уже на четверых. Вот чёрт, спасибо, Настя! – Шубин откинул голову на спинку кресла, его охватила сильная дрожь, затряслись пальцы, он вцепился в подлокотники. – Меня чуть не уделали, да ещё так позорно… Не знаю, что бы я делал без тебя…
– А для чего тогда нужны верные товарищи? – её глаза откровенно смеялись.
– Да…
– Мыться пойдёшь? – она кивнула на дверь в ванную.
– Прекращай издеваться, – он сполз с кресла, превозмогая боль, сунул в кобуру свой Вальтер, прибрал ТТ с глушителем. Запах гари все ещё висел в номере, мысли метались: что произошло? – В гостиницу нагрянули три полицая. Вряд ли они шумели – все же приют сильных мира сего. Их пустили как представители местной власти; они узнали номер, в котором жили разведчики – значит спросили у администратора, – та естественно перепугалась, но с другой стороны такая куча денег, и мало ли зачем прибыли полицейские… Обратно не выходят, все тихо… Что у этой тетки в голове? Посыпает голову пеплом и побежит к своим хозяевам, или будет молчать до последнего, в надежде, что все обойдется? Вовсе не факт что вторая пара советские лазутчики – офицер полиции спит с чужой женой; обманутый муж что-то узнал, а он человек при должности; отправил в гостиницу подчиненных, но сильно обольщаться не стоило…
– Собирайся, уходим!
– Уже? – расстроилась Настя. – У меня голова мокрая – простыну!
– Из гостиницы мы пока не уйдём…
– Это как?..
– А у меня для тебя ещё один сюрприз…
– Бог хранил их. Шубин запер дверь на ключ, разведчики перебрались в 212 номер и там закрылись…
– Ну и что ты наделал? – спросила Настя, глядя на распростёртые на полу тела. – Тебя на несколько минут нельзя оставить…
– На несколько минут? – Глеб ехидно хмыкнул, – Ладно, обмундирование у них в полном порядке, размеры примерно те же. Переодеваемся…
– Вот чёрт! – девушка растерялась. – Это к лучшему?
– Думаю, да! – Шубин перебирал извлечённые из карманов документы. – Кстати, поздравляю – мы из гестапо! Как считаешь: это дает нам какие-то преимущества?
– Чёрт, чёрт! – девушка побледнела, кусала губы.
– Ещё один вопрос: ты понимаешь по-немецки?
– Немного понимаю, но сама говорить не могу.
– То есть, как умная собака, – пошутил Глеб. – Тогда перевяжи горло – ты потеряла голос в этом ужасном русском климате. Давай шустрее!
Она от волнения всё забыла, скидывала одежду, конфискованную у полицаев; потом спохватилась, покраснела, заставила лейтенанта отвернуться – ох, не до этого! Он прихорашивался, одёргивал неудобный китель, от которого исходил стойкий запах мужских духов, снова и снова глядел в документы – лицо гауптштурмфюрера Юлиуса Валленберга имело очень отдаленное сходство с лицом советского лейтенанта, настолько отдалённое, что сильно рассчитывать на эту подмену не стоило. Настя тёрла сухим полотенцем мокрую голову, наскоро расчёсывала торчащие волосы; она стояла у зеркала, одетая с иголочки, в начищенных сапожках, исподлобья разглядывала свое отражение.
– Ненавижу! – шипела девушка. – Себя в этой форме, ненавижу.
– Терпи, казак! – усмехался Глеб. – Это театр, мы в нём актёры… Спешу представиться, фрау, – он щелкнул каблуками. – Гауптштурмфюрер Юлиус Валленберг; вы – оберштурмфюрер СС Магда Хоффман, моя помощница. Мы сотрудники тайной полиции рейха, прибыли в город неделю назад, для оказания помощи местным властям в поимке врагов рейха. А также, для проработки условий строительства в окрестностях Лозыря концентрационного лагеря для содержания военнопленных и евреев, считай лагеря смерти.
– Может хватит уже? – разозлилась девушка. – Ты меня специально злишь? Пойдём!
– Последний штрих, дорогая Магда. Нужно почистить глушитель – имею смутное подозрение, что они нам ещё пригодятся.
Глава десятая
Игра на нервах продолжалась. Гостиница спала, на лестнице работало дежурное освещение, холл первого этажа едва освящался. Глеб надвинул фуражку на глаза, прикрыл собой девушку; администратор не спала, сидела за своей стойкой, рядом с ней горела настольная лампа; она привстала, вытянула шею, подслеповато заморгала:
– О, вы уже покидаете нас, господа?
Глеб что-то буркнул: «Дела, спешим…». Взял за локоток Настю, девушка опустила голову, они прошли через холл быстрым шагом. Можно представить, что крутилось в голове у работницы заведения: господа эсэсовцы почему-то уходят, а это точно господа эсэсовцы? Зрение, конечно ни к чёрту, но не до такой же степени! Двадцать минут назад наверх поднялись три полицая с решительными намерениями, предварительно навели справки о постояльцах: об офицере полиции и молодой женщине. Почему они не спускаются? Решили задержаться? Надолго ли хватит терпения у этой бабы? Оба номера – 202 и 212 заперты на ключ с внешней стороны, взламывать пока не будут, но когда-нибудь заподозрят неладное. Администратор переступит через свою жадность – обратиться к охране или вызовет полицаев. К тому времени, когда это произойдет, разведчики должны быть далеко.
На улице дул промозглый ветер, почти горизонтально летел колючий снег, под ногами вихрилась поземка, в городе действовал комендантский час. Проехала грузовая машина с пехотинцами; на другой стороне дороги ветер не так свирепствовал; дошли до переулка, свернули. У гостиницы было тихо, показался патруль – солдаты стояли кучкой, разговаривали…
– Давай в переулок. Мы, конечно свои, но светиться не стоит, можем вызвать подозрение…
До нужного квартала минут пятнадцать быстрым шагом, шли по боковой улочке, в стороне от основной дороги. Свет в домах уже не горел, за десять минут не встретили ни одного прохожего; шли быстро, не чувствуя холода. И все же нарвались на немецкий патруль – хорошо, что заметили его заранее, не столкнулись нос к носу. Прятаться было поздно, осталось идти навстречу.
Шубин изобразил подпитие, энергично жестикулировал, а когда патруль поравнялся с ними, втолковывал своей спутнице какие преимущества дает владение сотней гектаров пахотной земли в Вяземском районе:
– Это же свое имение, дорогая Магда, свои крепостные крестьяне. Вы представляете, какая нас ждет прибыль после того, как мы поженимся и приобретем небольшое поместье с сотней-другой крепостных душ?
– Просим прощения, господин гауптштурмфюрер… – перебил пламенную речь фельдфебель в каске, надетой поверх шерстяной шапки. – Но в этом районе опасно ходить в ночное время суток, тем более с дамой…
Шубин рассмеялся:
– Издеваетесь, солдаты? Это территория скоро станет новым генерал-губернаторством – здесь также безопасно, как в Берлине на Александрплац!
Солдаты переглянулись, пожали плечами – что взять с пьяного эсэсовца? Шубин возмущался: «Почему нас остановили? Мы сотрудники гестапо, засиделись на съёмной квартире, вышли с невестой подышать перед сном. Это мага Хоффман, к сожалению, фрау застудила горло, не может разговаривать… Вы сомневаетесь, что у нас есть право передвижения по городу в комендантский час?».
Настя что-то хрипела делала суровое лицо. Патрульным что-то не нравилось, возможно отсутствие алкогольного запаха от «пьяного» человека. Документы проверили мельком, с чувством большого смущения и только у Глеба.
– Просим прощения, герр Валленберг, счастливой дороги! Но всё же постарайтесь не ходить по городу, если этого не требует служебная необходимость! У вас довольно странный акцент, герр Валленберг.
– Неужели! – воскликнул Шубин. – Я родом из Эльзасца, по происхождению немец, но обучался во французской школе. Чем вас не устраивает моё Эльзасцкое произношение?..
В конце пути они практически бежали, свернули в узкие проулок, спускающийся к промышленной зоне – в этой местности не было даже бродячих собак. Снег валил красивыми крупными хлопьями, залеплял глаза и рот. До рассвета оставалось чуть больше трех часов – не критично, но надо было шевелиться. Они метались вдоль кирпичной стены, в тёмное время здесь всё не так как днем. Наконец Шубин сообразил, свистнул два раза…
– А мы уже пристрелить вас хотели, товарищ лейтенант, – проворчал Резун, появляясь в проеме. – Вы необычно выглядите!
– Так надо… – проворчал Глеб, подталкивая девушку. – Полезайте, «фрау Магда», и не говорите, что уже вжились в роль.
– Надо же, появились! – облегчённо засмеялся Вартанян. – А мы уж думали…
– Что вы тут думали? Что урока не будет? Что училка заболела? Не дождётесь, товарищи. Скоро выступаем!
За разбитыми перегородками было сравнительно тепло, Резун светил гостям под ноги, чтобы не споткнулись. Красноармейцы, переодетые полицаями, устроили здесь лежбище, изнывали от безделья – где-то отыскали матрасы, рваный брезент, промасленную мешковину, грелись как могли. При виде командира зашевелились, стали подниматься.
– Лежим значит, мечтаем? – хмыкнул Глеб. – Оголодали, никто не подкармливает?
– Ага, сидим, словно наказанные, – пожаловался Курганов. – И даже не знаем, живы вы там или нет.
– Вы сами так решили… – смутился Кошкин. – А что нам тут делать? Устраивать бег с препятствиями? Политинформацию проводить? Так мы уже всё обсудили: и войну, и сложное международное положение, и даже вас с Анастасией Игоревной.