– Ладно, – вздохнул Шубин, пристраиваясь на обломок кирпичной стены. – Делаю важное заявление: до рассвета три часа; до нужного нам места километра два с половиной – три. Это пригородный посёлок, где раньше действовала пересыльная тюрьма. Дорогу представляю смутно, но думаю, доберемся. Идём пешком, чтобы не поднимать шум. В случае встречи с патрулём говорить буду я, а вы молчите. Вступать в бой только по особой команде! Ни шагу без приказа, уяснили? И помните – излишняя осторожность никому ещё не навредила.
– А где наша одежда? – встрепенулось Настя.
– Здесь! – быстро отозвался Кошкин. – Вон, в вещмешках, стережём как зенице ока.
– Кончайте ржать! – прикрикнул Шубин. – Никто переодеваться не будет. Наши портки несёте на себе, и не дай бог потеряете! А теперь внимание, предлагаю примерный план…
Охрану резали без жалости: дорожка тянулась вдоль бетонного забора, струилась за поворот; набросились сзади, одновременно. Крепыш с погонами ефрейтора что-то услышал, но пока оборачивался, холодная сталь рассекла ему горло; второй брыкался даже с ножом в шеи, попятился, изображая вместе с Кошкиным страшное танго; Лёха отпрыгнул, немец повалился на колени, схватился за разрезанную шею, чтобы остановить поток крови и повалился носом в землю. Кошкин отволок его в кусты, пнул ногой – мёртвое тело покатилась в канаву, которая тянулась по всему периметру окружая бывшую пересыльную тюрьму, как крепостной ров старый рыцарский замок. Резун поступил со своим точно так же: второе тело последовало за первым…
– Тише нельзя? – рассердился Глеб. – Вы что шумите как на учениях?
– Виноваты, товарищ лейтенант, но вроде нет никого…
Шубин отступил за дерево, переглянулся с Настей, – женские глаза блестели в полумраке как кошачьи, она стояла за деревом, ждала своего часа.
– В грязь не лезть и не геройствовать! – предупредил Глеб. – У каждого своя задача. Твои сапожки должны остаться идеально чистыми…
Здание тюрьмы возвышалась на окраине поселка, за дорогой начинался частный сектор, погруженный в темноту. Там было тихо, только изредка гавкали собаки. Посадская улица для движения почти не использовалась, по ней передвигался только тюремный транспорт. Идея окружить тюрьму минными заграждениями оккупантам в голову не пришла, учреждение использовалась не на полную мощность в виду своей удаленности от центра Лозыря.
Рабочий сектор состоял из нескольких изолированных блоков, заключенных там было мало, но охрана выделялась солидная. Патруля разведчики едва не пропустили – часовые шли им навстречу от юго-западного угла, негромко беседовали. Бойцы Шубина на цыпочках ушли в сторону, присели за голый кустарник: поступили патронташи, скрипели сапоги – из мрака появились фигуры в длинных шинелях: ремни, карабины за плечами, потом это все пропало во мраке, лишь кряхтели и возились люди. Глухо вскрикнул кто-то из немцев, – ему похоже заткнули рот. Слушать все это было неприятно, но не затыкать же уши? Тела оттащили, бросили в ту же канаву; из темноты показались двое…
– Все в порядке? – прошептал Шубин.
– Да, товарищ лейтенант, – отозвался Курганов.
– Покинули свой пост естественным путём, – хмыкнул Вартанян: – Периметр свободен, товарищ лейтенант. Они парами ходили, на встречу друг другу. Мы посмотрели: через забор не перелезть – по уму все сделано. Придётся как всем нормальным людям – через главный вход.
– До него отсюда метров шестьдесят, – Курганов кивнул в темноту: – Там открытые ворота, калитка с окошком, за калиткой будка дежурной смены, в ней трое или четверо – все немцы – полицаям этот объект не доверяют.
– Мало того, что немцы, – добавил Вартанян. – Так у них ещё на касках сдвоенные молнии, СС стало быть. На площадке перед воротами две машины: одна недавно прибыла, кажется пустая. Спешить надо, товарищ лейтенант, пока охрану не хватились…
Маскхалаты в этот час были лишними – больше возни. Вдоль дороги лежали штабелированные и бетонные блоки, за ними и укрылись. Минуту назад от ворот ушёл пустой грузовик, в машине сидели только шофер и старший. Скрипнула калитка, прорезанная в заборе, вышел караульный, закурил, поглядывая на тропу вдоль забора – давно не появлялись часовые, потом выбросил окурок, ушел. Напротив ворот стояли два грузовых Опеля с открытыми кузовами, водители отсутствовали.
– Вартанян, следи за машинами, – прошептал Глеб. – Изыщи возможность добыть исправный транспорт. Проверь, возможно водитель оставил в кабине ключ, но не светись – невидимкой, уяснил? Резун, остаёшься здесь, будешь прикрывать если что. С боеприпасами все в порядке?
– Есть малость, товарищ лейтенант.
– Остальные за мной. Анастасия Игоревна, что с вами? Кружится голова? Думаете упасть в обморок?
Это была не просто авантюра – гораздо хуже… Как должны сойтись звезды, чтобы задуманное выгорело? Но генерал Беспалов содержится в этой тюрьме – игра без сомнения стоит свеч.
На громкий стук в калитку среагировали быстро приоткрылось окно, зажегся фонарь над головой – а вот это не кстати.
– Гауптштурмфюрер Валленберг! – Глеб махнул служебным удостоверением. – 6-ой отдел гестапо. У нас приказ, впустите нас немедленно на территорию! Со мной обер-штурмфюрер Магда Хоффман и двое полицаев. Приказ получен из Вязьмы от начальника 6-го отдела штурмбанфюрера Фокса! Мы обязаны допросить заключенного!
– Прошу прощения, господин гауптштурмфюрер, но нам ничего не известно об этом приказе…
– Так позвоните в Вязьму, чёрт возьми! Свяжитесь со штурмбанфюрером или его заместителем Брунквестом или дайте я сам позвоню, у вас есть телефон на посту?
– Так точно, господин гаупт-штурмфюрер!
– Открывайте! И не надо нас злить, солдат, у нас итак сломалась машина, и мы целый километр шли пешком…
Наглость сработала – калитка открылась; часовой отступил, пропуская незваных гостей. Вход в караульную будку находился рядом; из будки выбрался солдат в форме ротненфюрера, встал истуканом; вошли все четверо. Молчала Настя, помалкивали полицаи с каменными лицами. Глеб демонстративно не спешил: он оглядел просторный двор, приземистое двухэтажное здание тюрьмы, вход в него располагался за углом, на первом этаже горел свет, помимо караульных никого.
– Ваше звание, должность? – Шубин исподлобья уставился на того, который открыл калитку.
– Унтер-шарфюрер Морец, старший по караульному посту! – военнослужащие невольно вытянулся, из оружия у него был только пистолет в кобуре.
– Халатно несете службу, Морец! Где ваши люди? Мы не видели, снаружи ни одного часового!
– Это неправда, герр гауптштурмфюрер! – он переступил с ноги на ногу. – Служба организованна согласно полученной инструкции – четверо снаружи, четверо у ворот…
– Ладно, где у вас телефон?
Он направился к будке…
Кошкин и Курганов остались у ворот; посторонился роттенфюрер, вытянулся по стойке смирно.
– Проходите, господин гауптштурмфюрер! Телефонный аппарат находится внутри.
– Коллега, позвоните! – Шубин уступил дорогу женщине в форменном обмундировании.
Настя была в образе: плечи прямые, нос вздёрнут, губы брезгливо поджаты; она вошла в будку, где горел тусклый свет.
Два хлопка – мысль о пробке, вылетающей из бутылки с шампанским, была просто навязчивой – упали два тела: один со стула, другой с высоты собственного роста. Дёрнулся роттенфюрер, рядом с которым задержался Глеб; испуганно блеснули глаза немца – лезвие вошло под ребро и совершило вращательное движение; Глеб схватил падающее тело за шиворот, втащил в будку и только там извлек из него нож. Условия были стеснённые, но ничего – в тесноте, да не в обиде.
На улице тоже всё шло по плану: унтер-шарфюрер Морец впал в ступор – получил от Курганова по загривку и лишился чувств. Его подхватили подмышки и поволокли в будку. На такое количество мёртвых и живых караульное помещение рассчитано не было, но поместились все.
– Как в трамвае, в рабочий день! – сдавленно пошутил Кошкин.
Тела караульных ещё дрожали в агонии: штабсефрейтор впился ногтями в пол, хватал последние в своей жизни порции кислорода. Настя прижалась к стене, засовывала под китель пистолет с глушителем.
На бедолагу Мореца вылили чайник с водой – он не желал приходить в себя, прекрасно понимая – чем это грозит.
– Ладно, – согласился Глеб. – Сейчас ты соединишься со своими друзьями и вы будете продолжать свою службу в аду.
– Подождите! – опомнился Морец, хватая руку, с занесенным над ним ножом. – Я сейчас скажу, только не убивайте.
– Тогда спеши – не расходуй наше время. Русский генерал, которого схватили на аэродроме пару дней назад, находится здесь?
– Да, он во втором блоке…
Словно чугунный хомут свалился с шеи – значит не напрасно всё это! Остальные всё поняли – сумрачные лица озарили улыбки.
– Полковник?
– Он тоже здесь, их держат в одном блоке.
– Замечательно, Морец! А теперь быстро и внятно: как пройти в нужный блок? Какая там охрана? Устройство подвала, где стоят часовые?
Глеб запоминал ценные сведения, мотал на ус, проигрывал дальнейшие события – получалась уже не авантюра, а спланированная операция. Время поджимало – в любой момент могли нагрянуть посторонние, а вокруг тюрьмы и на воротах ни одного часового.
– Ждёте кого-нибудь, Морец?
– Нас не ставили в известность, что кто-то должен подъехать.
– Вот и славно!..
Удар обрушился на затылок бедняги Мореца – мозги в лепёшку, черепная кость выдержала – может и выживет бедолага очнётся когда-нибудь, но инвалидом точно станет.
Нервы натянулись: группа из четырёх человек пересекла двор; Шубин выступал первым, следом Настя, на удалении Кошкин с Кургановым – все серьезные, напряженные. Выступ в здании, солидная кирпичная кладка – строили на века, это здание могло выдержать залп полевой артиллерии; за выступом крыльцо в глубине нише – большой плюс, что с этого места не видны ворота.
У крыльца стоял часовой в шинели, перетянутой ремнями, – он равнодушно смотрел как к нему приближаются незнакомые люди – мысль о правомочности их пребывания на территории у него, видимо, не возникла – раз они здесь, значит так надо. Часовой вытянул руки по швам, с любопытством покосился на интересную женщину – не всем представительницам слабого пола идет эсэсовская форма – Насте она, как ни странно, шла. Глеб небрежно козырнул, проходя мимо, вошёл в полутёмный предбанник. Настя осторожно переступила порог следом, впереди была крутая лестница в подвальное пространство, её слегка подсвечивала мутная лампочка. По уверению Мореца – тюрьма фактически пустовала, использовались лишь подвальные казематы, но все ещё впереди – оккупанты пришли надолго, но, разумеется, не навсегда.