Сняв бежевую шляпу, он через большую синюю дверь проникает в расположенный на площади дом номер 6. На втором этаже, под высокими потолками огромного пристанища он идет по анфиладе пока пустых комнат. Обои оборваны, пол усыпан досками, метлами, мешками со строительным мусором. Рабочие обстругивают дверь. Карл любит проекты, стройки, саму идею о том, что строится, воплощается в жизнь. В задумчивости он двумя пальцами поглаживает бороду и, возможно, рисует в своем воображении очертания нового мира. Должно быть, у него в голове уже сложилась окончательная картина этого места: новые голливудские декорации, по-прежнему в стиле 30-х годов. Четыре колонны, струящиеся шторы до пола, вазы, стулья, обитые белым атласом, в центре — большой стол… В углу — его комната. Не говоря уже о целой комнате, отведенной под книги.
Чистое и нечистое
Часто Жак, перейдя через Сену, на секунду останавливается и смотрит вдаль. Ночью Париж превращается в другой город, ни в чем не похожий на свою дневную версию. После заката его история звучит более таинственно. Он идет к Пале-Рояль. До революции 1789 года это здание служило резиденцией герцога Орлеанского, второго лица в государстве. Под его апартаментами на втором этаже, вдоль аркад, в двух шагах от театра Comédie Française, собиралась основная масса столичных проституток. В XVIII веке издавали разные брошюры, такие как Тарифы на девиц Пале-Рояль и другие «туристические путеводители», где перечислялись их специализация, их качества, их прелести и далее. Повсюду вдоль огромной прямоугольной галереи с колоннами располагались недолговечные притоны, где предавались запрещенным законом азартным играм, и кафе, где встречались Дидро, Вольтер, д’Аламбер… Изысканный цвет эпохи Просвещения соприкасался с отребьем столицы.
В тот вечер в садах тихо. Он поднимает голову к квартире, где заканчивает свои дни Колетт. Он знает, что Карлу нравится простота ее стиля. У него назначена встреча с ней.
Жак доходит до улицы Святой Анны. В годы Великой, Первой мировой войны заведение под названием «Бани Святой Анны» принимало здесь солдат, приехавших в отпуск, и подвыпивших буржуа. В середине 70-х годов здесь по ночам тусовалась гомосексуальная элита. Бригада полиции нравов и полицейские ищейки на все закрывают глаза. Кутюрье, художники, писатели, золотая молодежь каждую ночь наводняют улицу, словно это Колони или Бронкс.
Он подходит к дому номер 7. Черная дверь выделяется на фасаде цвета слоновой кости здания, построенного бароном Османом. За ней скрывается «Святой Грааль» той эпохи, открытый Фабрисом Эмаером, королем полуночников. «Клуб „Сет“ [Семерка] был самым элитным приватным клубом для определенной части артистической и андеграундной элиты. Он притягивал к себе персонажей из мира моды, которые из кожи вон лезли, чтобы попасть туда. Нужно было обязательно попытаться получить доступ в это место, где собирались в основном гомосексуалисты, но куда пускали и красивых девушек»1, — рассказывает одна из них, Фредерика Лорка, работавшая тогда манекенщицей в Доме Chanel. Здесь можно встретить Мика Джаггера, Игги Попа или известного юмориста Тьерри Ле Лерона. «Иногда, — продолжает полуночница, — можно было заметить Райнера Вернера Фассбиндера с его шайкой повес. И гораздо чаще известного журналиста Ива Мурузи, одетого с головы до ног в красную кожу, или первых it girls, тусовщиц из микрокосма моды — Пэт Кливленд и Донну Джордан»2.
Дверь словно по волшебству открывается перед Жаком. Он присоединяется к Карлу, чтобы поужинать. Ресторан — это витрина. «Сначала это было немного чопорно. Но в какой-то момент перед десертом или когда приносили кофе все перемешивались. Также было шампанское. Бокал игристого всех избавлял от робости, что было приятно. Это способствовало сближению, все разговаривали друг с другом»3, — вспоминает Женни Бель’Эр, завсегдатай этого клуба. За соседним столиком — компания Ива Сен-Лорана и Пьера Берже. За ними — Кензо Такада. Все издали наблюдают друг за другом. Карл что-то отмечает для себя, черпает вдохновение. Жак флиртует, разговаривает, громко хохочет. На нем кожаная блуза, украденная у одного друга Кензо. Сверху он прикрепил вандейское сердце4 и написал семейный девиз Башеров: «Моя вера, мой король».
Опьянение распространяется по телам, проникая в мозг. Оно охватывает Жака, не затрагивая всегда воздержанного Карла. Одних спускающиеся вниз ступени ведут в рай, других — в ад. «Винтовая лестница была крохотной, — вспоминает Фредерика Лорка. — Людям, чтобы пройти, приходилось прислоняться к стене. Вы оказывались в подвале, в изящно отделанной малюсенькой, но гипермодной квартирке, все стены которой, с пола до потолка, были увешаны зеркалами, создававшими ощущение перспективы. В глубине был бар, и те, кто слегка ошалел, задерживались там»5.
В те времена в Париже, вероятно, не существует более романтического и декадентского места, чем это. Коридор, по обе стороны которого стоят диваны. Сто человек, вспотевшие, запыхавшиеся, бессознательно трясущиеся в тесноте под ритмы зарождающегося диско. Клубы сигаретного дыма затуманивают свет фиолетовых, зеленых и розовых неоновых светильников, украшающих сводчатый потолок. Жак исчез. Но все убеждены, что Карл очень хорошо знает, где находится его спутник и чем он занимается.
Жак де Башер не просто «герой, сошедший прямо со страниц романа В поисках утраченного времени, одетый как маленький джентльмен, в узковатый костюм, жилет, с тростью, каким он выглядит на фотографии в начале 70-х годов»6, — уточняет Кристиан Дюме-Львовски. Его дендизм выражается в разных формах. С наступлением темноты эстет начинает готовиться. Он заработал себе скандальную репутацию. «О нем много рассказывали, одни сплетничали дружелюбно, другие — довольно едко, даже неприязненно, — продолжает Дюме-Львовски. — Его называли „Жак-дешевка“, „прекрасный Отеро“7 или „проститутка“, словами, в которых есть что-то от полусвета»8. Жак пьет, принимает наркотики, меняет любовников, постоянно находясь в поиске все более сильных ощущений.
«Он был совершенным искателем наслаждений. Ему хотелось все познать, все попробовать, дойти до края, — резюмирует его брат Ксавье. — Но он не вел себя как самоубийца. Он знал свои пределы и никогда не переходил их»9.
Не то чтобы ангел и не то чтобы демон. Как и Карл, Жак многолик. Все зависит от той грани его личности, которую он решает продемонстрировать. «Он посещал разные круги общества, доступные не для всех, — уточняет Кристиан Дюме-Львовски. — Существовало что-то вроде разделения. Я почти никогда не встречал других людей из его окружения»10. Во всяком случае, его ночной облик тоже околдовывает.
«Это лицо!11 — восклицает Венсан Дарре. — Я тогда был очень молод. Я часто встречал его в клубах гомосексуалистов. Он был потрясающе элегантен. Он был в компании людей, слегка походящих на него, шикарных гомосексуалистов в смокингах, одетых в стиле 30-х годов или чуть на австрийский манер. Но я избегал его, он пугал меня. Говорили, что он злой. Говорили, что он — дьявол»12.
Эта репутация, этот пагубный ореол, окружающий его спутника, нравятся Карлу Лагерфельду, видящему в нем «дьявола в человеческом обличье с головой Гарбо. […] Этот человек забавлял меня более всего, он был моей противоположностью. Он был невероятным, отвратительным. Он был совершенным. Он вызывал страшные приступы ревности»13.
Карл искал своего двойника. Все думают, что он нашел свою полную противоположность. Одним словом, свой идеал.
На танцполе в клубе «Сет» Жак встречается с Дианой де Бово-Краон, девушкой, стремящейся всеми средствами освободиться от оков строгого воспитания. «Мои манеры и мой вид совсем не подходили девушке из хорошей семьи, которой я была, — признается она. — Я была очень экстравагантной. Эта вызывающая эксцентричность соблазнила Жака»14. Они встретились впервые чуть раньше, в традиционном для таких знакомств «Кафе де Флор». Но на этот раз все по-настоящему… «Жак говорил, что женится на молодой женщине, титул и социальное положение которой среди сливок общества ему подойдут. Это была Диана15, принцесса и внучка Антенора Патино, боливийского дельца, известного коллекционера произведений искусства»16, — рассказывает Кристиан Дюме-Львовски.
В ожидании этой фантасмагорической свадьбы молодой человек от души предается веселью со своей ночной спутницей. «Мы кружились в вихре наркотиков, секса и алкоголя, — вспоминает Диана. — Жак был человеком крайностей, ему хотелось испытать в жизни все. Он любил опасность, ночные эксперименты. В те времена можно было себе это позволить, это было обворожительно, потому что все было разрешено. Мы жили беззаботно»17.
Карл при желании только с верхней ступеньки лестницы в клубе «Сет» может наблюдать за тем, как Жак порхает как мотылек в плену ночных огней, так как он лишь изредка спускается вниз, смешиваясь с разномастной публикой. В любом случае он как будто не беспокоится о Жаке.
«Иногда я не понимал их отношений, — замечает Кензо Такада. — Жак вел себя так свободно, он часто выходил в свет, у него повсюду были знакомые. Я говорил себе: „Все-таки Карл поистине великодушен, раз позволяет ему быть таким свободным“»18.
Карл вполне может позволить Жаку быть одержимым своими демонами. Его демоны выглядят куда благоразумнее. Они так давно усмирены, что безумство этих лет не тревожит их. «Я прожил их как будто за стеклом. Я восхищаюсь людьми, которые губят себя, но у меня есть инстинкт самосохранения, который выше всего остального. Я никогда не курил, никогда не употреблял крепкого алкоголя, не принимал наркотиков»19. В то время как Париж оживает ночью, он предпочитает оставаться верным своим тихим увлечениям, впрочем, не столь благоразумным, как кажется: чтению и рисованию.