ко что прибыл в Город огней для того, чтобы набраться вдохновения. Для него рисование — это настоящая страсть, как и для Карла. Дизайнер без устали восхищается современностью его линий. Он сразу же понимает преимущества от сотрудничества с этим художником, работавшим для многих модных журналов, среди которых Vogue и Harper’s Bazaаr.
Вокруг Антонио Лопеза вращается компания молодых моделей, девушек и парней, которых тот привез с собой. Они приехали, чтобы прочувствовать парижскую мечту 70-х годов. Кори Грант Типпин — один из них. Поначалу приведенный в замешательство кажущимся спокойствием представшей ему Франции под правлением Помпиду, он мало-помалу поддается наслаждениям модного круга, который тогда пользуется популярностью:
«Мы ничего не делали. У нас была только одна цель в жизни: жить в этой волшебной атмосфере, в окружении красивых людей»1.
В то время такое желание было осуществимо…
Карл обладает интуицией и умеет улавливать новые тенденции, у него также дар выбирать свое окружение. Благодаря своим доходам и наследству дизайнер может предоставить в распоряжение молодых гедонистов одну квартиру, которую он снимает на улице Бонапарта, потом — вторую, недалеко от своей штаб-квартиры в доме 134 на бульваре Сен-Жермен. Это место очень скоро превращается в творческую студию. Сюда заходят, чтобы поболтать, порисовать, сфотографироваться, а потом уйти или остаться ночевать. Без конца забегают манекенщицы: Джерри Холл, Пэт Кливленд или Джессика Ланж вдохновляют обоих менторов этой компании, которые прекрасно ладят друг с другом. Вихрь желаний. Антонио Лопез обретает новое дыхание в Париже. Карл убирает все, что было в нем нью-йоркского, и привлекает к своей деятельности. Вместе они нарисуют совершенно новый женский силуэт для Дома Chloé. Карл надиктовывает свои идеи Антонио, который готовит отдельные эскизы. Иногда американский иллюстратор уподобляется Карлу, акцентируя или изменяя линию. «Они были связаны, их объединяла эта потрясающая энергия»2, — вспоминает Кори Грант Типпин, ставший визажистом и ассистентом Антонио.
Сходство между бульваром Сен-Жермен и нью-йоркской Фабрикой3 соблазнительно, но обманчиво. Но оно также не совсем безосновательно. Так как в компанию американцев входит очень модный художник — Энди Уорхолл, занимающийся во Франции поиском клиентов для своих картин в стиле поп-арт. Карл поможет ему встретиться с теми, кто имеет вес, формирует общественное мнение, и теми, кто согласился бы быть увековеченным средствами удивительной техники шелкографии. Уорхолл на пять лет старше кутюрье. Он уже выставлял свой консервированный суп Campbell, написал Мэрилин Монро и Элвиса Пресли, снял фильмы и избежал попытки самоубийства. Он создал свой образ, в частности с помощью знаменитых париков. Лагерфельд, находящийся в непрерывном поиске образа своего двойника, использующий повторяющиеся узоры и стремящийся к многоликой деятельности, не может не заинтересоваться американским художником. Не будучи околдован, он заинтригован и наблюдает за ним. «Он был человеком, который давно все понял, который на лету все превращал в игрушку. Он использовал все, что ему приносили, это правило великих художников. И Карл это понимал»4, — объясняет Венсан Дарре.
Сотрудничество Карла и Антонио не оформлено официально. Лопез оказывает влияние на силуэты Chloé, но не работает непосредственно для этого Дома. Вот почему «благодаря встрече Карла с Антонио стиль Chloé стал таким отточенным, — анализирует Тан Гудичелли. — Карл пользуется услугами американских приятелей, они группируются вокруг него, что способствует успеху Chloé. Итак, он навязал свои условия, и власть перешла в его руки. Отныне именно Карл становится сердцем Дома, а не Габи Агьон или Жак Ленуар»5.
Карл, играя роль опекуна, производит впечатление на всю компанию своей огромной образованностью, своими замечаниями, расцвеченными историческими ссылками и цитатами, которые они скоро начинают относить к тем, что понятны только посвященным. Его щедрость восхищает не меньше, чем его культура. В какой-то мере он становится спонсором американцев. Он вносит за них квартирную плату и постоянно приглашает поужинать в самых красивых местах столицы. «Одним из его любимых ресторанов был Maison du caviar [Икорный дом], — уточняет Кори. — Но его благосклонность не ограничивалась деньгами. Он также помогал нам развиваться своими советами»6. «Ла Куполь», легендарный ресторан на бульваре Монпарнас, — еще одно излюбленное место дизайнера. Бывают вечера, когда он может появиться там уже после того, как давно стемнело, в компании Пэт, Поля, Билли, Хуана, Антонио, Кори и всех остальных… И снова производит сенсацию. Он мог пришпилить к своему пальто брошь из бакелита в стиле ар-деко, которую откопал в винтажном магазинчике, куда привык заходить в квартале Сен-Жермен-де-Пре. Облик компании идеально вписывается в декорации этого прославленного в двадцатых и тридцатых годах места. Можно сказать, языческий пир. Карл безупречно говорит по-английски. «Это облегчало разговоры. Мы никогда не прилагали усилий к тому, чтобы говорить по-французски»7, — вспоминает Кори Грант Типпин. За ужином Карл часто бывает доступным и забавным. Иногда он, как ни удивительно, ведет себя несколько отстраненно, словно переживая внезапный приступ ностальгии.
Шикарный ресторан — привилегия не только клана Лагерфельда. Ив Сен-Лоран тоже принимает здесь гостей. Он делит стол со своей компанией, обычно менее постоянной, в сущности, более похожей на компанию Пруста. Происходит столкновение стилей. На первый взгляд они не смешиваются, даже если, вероятно, можно переходить от одной команды к другой, не рискуя навлечь на себя гнев патрона.
«Мне никогда не говорили: „Не ходи к Сен-Лорану“, и у Сен-Лорана было так же»8, —
уверяет Кори. Тем не менее лучше соблюдать осторожность, никому не хочется ухудшать отношения между двумя старыми друзьями, ставшими конкурентами. На тот момент их соперничество разыгрывается в тишине, но в любой момент может привести к взрыву.
В «Кафе де Флор» Карл больше не завтракает в одиночестве. Он препарирует прессу вместе со своими новыми американскими друзьями, внимательно следя за их реакцией. Для них дизайнер решительно остается странным человеком. Большое отличие от них заключается в том, что он не пьет, не курит и никогда не принимает наркотиков. Вероятно, в меньшей степени из-за добродетельности, чем из-за страха потерять контроль над собой. Он также не раскрывает свою личную жизнь. Известно лишь, что он живет со своей матерью, которую после смерти отца поселил у себя на Университетской улице. Иногда он упоминает о ней. Чувствуется, что он любит и глубоко уважает эту тоже очень загадочную женщину. Молодые американцы заинтригованы. Они мечтают о том, чтобы приблизиться к той, которая значит для Карла больше, чем все остальные. Вплоть до того вечера, когда он приглашает их на ужин к себе домой.
Карл и Элизабет
Кори Грант Типпин до сих пор помнит свой приход к Карлу и ощущение от толстого ковролина светло-коричневого цвета. Вместе с друзьями он открывает для себя пространство вне времени, очень напоминающее ресторан «Ла Куполь», но гораздо красивее. Так вот каково обрамление личной жизни дизайнера, его потаенный мир. Искусная компоновка произведений искусства: лакированные панно Дюнана, скульптура Фонтана, мебель Лаланна… На розовых, окаймленных черным стенах висят золоченые зеркала. В этой успокаивающей обстановке начинается вечер. Кори вспоминает о поразительном контрасте между бурной жизнью молодых людей, одним из которых он тогда был, завалившихся к Карлу с таблетками «Мандракса», мощного седативного средства, используемого тогда в качестве наркотика, и прусской невозмутимостью дизайнера, всегда подкреплявшего свои силы кока-колой.
Итак, квартира в доме 35 по Университетской улице преобразилась. Белым креслам с облагороженными футуристическими формами дизайнер предпочел другой, радикально отличающийся от предыдущего стиль: ар-деко и его перекличку с прошлым. «Карл был авангардистом, — подчеркивает Патрик Уркад. — Поэтому он собирался распространить свое влияние на новое оформление интерьера. В то время, когда он вступал на этот путь, никто еще не интересовался ар-деко. Он откроет новых, специализирующихся в этой области антикваров, таких как Ческа Валлуа или Феликс Марсилак, которые теперь знамениты. Но он также переосмыслит искусство оформления жилища, адаптированного к своему времени»1.
Среди клубов дыма и взрывов смеха с губ Кори так и хочет сорваться вопрос: где же мадам Лагерфельд? Как ни странно, ее еще никто не видел. Ее отсутствие вызывает любопытство у молодого манекенщика. Он решает на несколько минут покинуть гостиную и пройтись по большой квартире. И как же он был изумлен: «Я открыл одну дверь и увидел мать Карла в комнате, которая, должно быть, примыкала к ее спальне. Я знал, что это очень невежливо с моей стороны… Я был очень удивлен, застав ее одну. Они с Карлом были невероятно похожи»2. В отличие от портрета, набросанного ее сыном, мадам Лагерфельд показалась смельчаку несколько сдержанной и удивительно мягкой. Но у него, по правде сказать, не будет времени узнать ее поближе. Он закрывает дверь, вежливо поприветствовав ту, которая, очевидно, проведет остаток вечера в тихой комнате в квартире своего сына, пока тот принимает своих друзей.
Не преувеличивал ли Карл крутой нрав своей матери? Свидетели, способные ответить на этот вопрос, редки. В их число входит кинематографист Франсис Вебер. Он тоже успел увидеть мадам Лагерфельд, когда в те же годы наносил визит дизайнеру. Нечаянная встреча была мимолетной, едва ли несколько секунд. Он вроде бы подтверждает ее категоричный характер:
«Она увидела меня и что-то „пролаяла“ своему сыну, который, судя по его виду, понял ее. Она была похожа на истинную немку с правилами поведения, которым Карл подчинялся, чтобы доставить ей удовольствие, потому что он был так воспитан. Это создавало между ними что-то вроде сообщничества, взаимного притяжения»