х любовных утех…
Моргнув, он снова переключил свое внимание на еду — равиоли с начинкой из лобстера, фирменное блюдо шеф-повара «Сореллы».
Перед подачей десерта появился жених Лиззи и увел ее. Изабелла тут же извинилась и пошла в соседний ресторан. Затем Лизу позвал менеджер, и она удалилась вместе с ним в подсобное помещение. Таким образом, за столом остались только Романо, Джеки и Скарлетт. Романо отпустил веселый комментарий, глядя в сторону Джеки. Она напряглась.
Так больше продолжаться не могло. Им следовало поговорить, чтобы устранить все разногласия между ними и разрядить обстановку. Он был намерен сделать все возможное, чтобы убедить Джеки, что не обижается на нее. Что она могла вести себя с ним как взрослый человек, невзирая на прошлые ошибки.
Романо долго смотрел на нее в ожидании, пока она не повернула голову и не встретилась с ним взглядом. Он улыбнулся ей.
— Прошло много времени, Джеки.
Ее губы оставались неподвижными, но глаза говорили: «Недостаточно много».
Проигнорировав этот немой ответ, он продолжил:
— Мартовский выпуск «Глосс!» получился особенно удачным. Фотосессия в ботаническом саду просто класс. Прежде я ничего подобного не видел.
Джеки сложила руки на груди:
— Мы не виделись семнадцать лет, а ты хочешь говорить со мной о работе?
Он пожал плечами и перестал улыбаться. Неплохое начало.
— Тебе не кажется, что для обсуждения у нас есть более важные темы?
Положив руку на спинку свободного стула между ними, он повернулся лицом к Джеки:
— Нам ведь нужно было с чего-то начать разговор.
— Нам это правда было нужно?
— Мне это показалось хорошей идеей, — ответил Романо, проигнорировав взгляд, который, наверное, приводил в повиновение не один десяток сотрудников.
Она тоже повернулась к нему лицом. Ее глаза сверкали, и волоски у него на загривке встали дыбом.
— Не смей разговаривать со мной таким снисходительным тоном, Романо. У тебя нет на это никакого права.
Романо открыл рот и тут же закрыл. Этот разговор был для него очень важен, но, к несчастью, они с Джеки общались на разных языках. Он посмотрел на Скарлетт в надежде, что это даст ему хоть какую-нибудь зацепку. Но похоже, та понимала не больше, чем он. Ее лицо было белее мела, руки дрожали. Внезапно она поднялась и быстро пошла к двери. Романо уставился ей вслед.
— Что здесь происходит? — спросил он Джеки.
— Понятия не имею, — спокойно ответила она, словно забыв, что сердится на него.
Романо решил не терять ни секунды и воспользоваться брешью в ее броне. Он протянул руку и накрыл ее ладонь своей.
— Почему бы нам не оставить прошлое в прошлом?
Джеки отдернула свою руку, словно обожглась:
— Слишком поздно. Мы не можем вернуться назад после всего, что случилось.
Вместо того чтобы прийти в ярость, она выглядела очень печальной, и Романо увидел в ней на мгновение упрямую ранимую девчонку, которой когда-то подарил свое сердце.
— Почему нет?
Джеки долго молчала, уставившись на его руку, лежащую на скатерти.
— Ты знаешь почему, Романо, — прошептала она. — Прошу тебя, давай не будем ворошить прошлое.
— Я и не собираюсь его ворошить. Я просто хочу, чтобы мы могли спокойно терпеть друг друга. Ты ведь не хочешь, чтобы мы испортили Лиззи свадьбу, не так ли?
Нахмурившись, она пристально посмотрела на него:
— Какое отношение это имеет к свадьбе Лиззи?
Неужели она ничего не знала? Нежели мать и сестра еще ничего ей не сказали?
— Свадебный прием… В общем, Лиззи захотела устроить его в моем палаццо. Она подумала, что озеро…
— Нет. Это невозможно, — тихо произнесла она, затем поднялась и с гордо поднятой головой вышла из ресторана, оставив его в одиночестве. Другие посетители смотрели на него с любопытством.
Обычно таким образом вечера для него не заканчивались. Красивые женщины не оставляли его одного.
Вернувшись на виллу, Джеки проигнорировала мягкий свет, льющийся из окон гостиной, и направилась в сад, устроенный в виде террас. Она шла мимо фонтанов, лужаек, безупречно подстриженных кустарников в нижнюю часть сада, которая была более дикой и тенистой, нежели остальные.
Там, на краю территории виллы, за которой начиналась долина, росла старая раскидистая ель. Большая часть ее голых нижних сучьев была отполирована детскими ботинками.
Не подумав, что будет с ее белыми льняными брюками, Джеки поставила ногу на обломок нижнего сука и приподнялась. Ее мысли были далеко, но тело помнило последовательность движений. Рука здесь, нога там — и мгновение спустя она уже сидела на трехфутовой высоте и смотрела на темную долину.
Солнце село уже давно, и звезды в синем бархатном небе мерцали так низко, что казалось, до них можно было дотронуться рукой. Вдруг Джеки охватила тоска по дому. Это было бессмысленно, поскольку люди испытывают подобное чувство, когда уезжают из дома, а не когда туда возвращаются. Но этим вечером ничто не имело смысла.
Она ожидала, что Романо будет повзрослевшей копией мальчика, которого она когда-то знала. Умного, уверенного в себе, неисправимого. Но она не думала, что столкнется с такой бесчувственностью.
Закрыв глаза, Джеки попыталась сосредоточиться на прохладном ветерке, ласкающем ей шею и щеки.
Хорошо, что она не поддалась на уговоры Кейт и не взяла ее с собой. Если Романо так спокойно относился к тому, что семнадцать лет назад бросил ее беременную, и предлагал ей вести себя так, словно ничего не произошло, он вряд ли обрадовался бы своей дочери.
Если бы только все сложилось по-другому…
Нет, такие мысли ни к чему хорошему не приведут. Время все расставило на свои места. Романо Пуччини не был создан для семейной жизни.
Тяжело вздохнув, Джеки сбросила туфли и уставилась на свои ноги.
Без поддержки Романо у нее, перепуганной пятнадцатилетней девчонки, не было другого выбора, кроме как подчиниться требованиям матери. Как же глупа она была, когда верила обещаниям Романо. Его рассказам о том, как однажды они сбегут вместе и их родителям придется смириться с их отношениями. Он говорил, что готов ждать ее целую вечность. В действительности же не прошло и месяца, как он связался с Франческой Гамбарди. Небольшой ссоры оказалось достаточно, чтобы он забыл о своих обещаниях.
Ждать целую вечность? Какая глупость.
Но тогда Джеки была так сильно влюблена в Романо, что вплоть до того дня, когда она отдала свою дочь на усыновление, надеялась, что он передумает. Бессонными ночами она мечтала о том, как он ворвется к ней в дом и скажет, что хочет быть рядом с ней и их ребенком, невзирая на запреты их родителей. Но этим мечтам не суждено было сбыться, потому что Романо Пуччини не нуждался ни в ней, ни в их дочери.
— Джеки?
Голос Скарлетт, донесшийся до нее из темноты, вернул ее к реальности. Джеки улыбнулась. Она никак не могла привыкнуть к австралийскому акценту обеих своих сестер.
— Я здесь, наверху, — ответила она.
— Что ты там делаешь, черт побери?
Подойдя к дереву, на котором сидела Джеки, Скарлетт подняла голову и заморгала. Она только вышла из освещенного дома, и ее глаза еще не привыкли к темноте.
— Присоединяйся ко мне. Отсюда открывается чудесный вид.
— Кому ты это говоришь? — ответила Скарлетт, которая в детстве много раз забиралась на эту ель. — Ты ведешь себя глупо.
«Вполне возможно», — подумала Джеки, но не собиралась никому в этом признаваться. Сложив руки на груди, Скарлетт вперила взгляд в пустоту.
— Ты хочешь сказать, что я выпила за ужином слишком много вина? — спросила она.
Скарлетт еле заметно покачала головой.
— Нет, я хотела тебе сказать не это, — хрипло произнесла она.
Джеки перестала болтать ногами. Этот виноватый вид был ей хорошо знаком. Такой был у Скарлетт всегда, когда она слышала шаги матери за дверью после того, как что-то натворила.
Скарлетт что-то от нее скрывает?
Джеки продолжила изучать лицо сестры, но та быстро отвернулась.
— Мама ждет нас всех в гостиной. Говорит, что у нее есть важные новости о Кристиано. Кажется, он не сможет приехать на свадьбу.
Она ловко спрыгнула на землю и надела туфли. Им следовало подчиниться матери. Лиза Фиренци, наверное, пришла в ярость, когда после разговора с менеджером вернулась в зал и не обнаружила там никого из своих гостей.
Глава 3
Несмотря на поздний час, Романо разделся у бассейна и нырнул в бирюзовую воду. Обычно физическая нагрузка помогала ему расслабиться и прояснить мысли. Но даже проплыв пятьдесят раз туда-обратно, он не смог избавиться от напряжения. Разочарованный, он выбрался из бассейна и, взяв свою одежду, пошел в дом.
Оказавшись в своей спальне, Пуччини открыл окна, и в комнату проник прохладный ночной бриз. Он опустился на кровать, но никак не мог устроиться, что было странно.
Проворочавшись полночи, он в конце концов лег на спину и уставился на чернильное небо за окном. Когда над горизонтом забрезжил рассвет, он бросил все попытки уснуть и, надев шорты, футболку и кроссовки, вышел из дома и побежал по дорожке, огибающей остров по периметру. В детстве он думал, что остров по форме напоминает головастика. Дворец стоял на его широком конце, который находился ближе всего к центру озера. Длинный узкий конец устремлялся к берегу и заканчивался всего в нескольких сотнях метров от него.
Добравшись до «хвоста» острова, Романо сбавил темп, проделал остаток пути и, остановившись в самом конце мыса, посмотрел на поросший лесом берег.
Монта-Корренти находился всего в тридцати километрах к западу за холмами.
Однажды он ждал здесь Джеки. Его отец уехал в Рим то ли по делам, то ли встречаться с женщиной. Они проводили здесь каждое лето, но Рэйф Пуччини часто отлучался, оставляя сына на попечение слуг.
Сначала Романо это не нравилось, но позднее он понял, как ему повезло. Он обладал свободой, о которой большинство подростков могли только мечтать. Не удивительно, что стал сорвиголовой.