– В самом деле, – заметил Стивен, – вы быстро взялись за дело. Мне интересно, какую информацию вы рассчитываете получить в результате осмотра этих комнат.
Торндайк искренне улыбнулся, забавляясь, без сомнения, сходством моих замечаний, которые он так недавно критиковал, с замечаниями Стивена.
– Люди науки, мистер Блэкмор, – сказал он, – ничего не ожидают. Они собирают факты и сохраняют непредвзятость. Что касается меня, то я всего лишь юридический Автолик[34], коллекционирующий неучтенные мелкие детали. Когда они накапливаются, я их сортирую, упорядочиваю, сравниваю и обдумываю. Иногда новый материал даёт пищу для сравнения, иногда – нет. В любом случае, поверьте мне, это большая ошибка – решать заранее, что именно надо искать.
– Да, я полагаю, что вы правы, – почти согласился Стивен, – хотя, на мой взгляд, мистер Марчмонт прав – искать здесь что-то практически бесполезно.
– Вы должны были подумать об этом, прежде чем обращаться за помощью ко мне, – рассмеялся Торндайк. – Как бы то ни было, мне нужно разобраться в этом деле, и я это сделаю, сохраняя непредвзятость, пока не получу все факты в свое распоряжение.
Он оглядел гостиную, в которую мы вошли.
– Это прекрасные, достойные старинные комнаты, – продолжил он, – поистине грешно было покрывать краской все эти дубовые панели, карниз и каминную полку. Представьте, как это смотрелось раньше, пока резьба не была закрашена.
– Думаю, было очень темно, – заметил Стивен.
– Да, – согласился Торндайк, – и я полагаю, что мы больше наших предков заботимся о свете и меньше о красоте. Но теперь, оглядывая эти комнаты, скажите мне производят ли они на вас такое же впечатление, как прежнее жилище вашего дяди? Общий стиль, характер?
– Не совсем, я думаю. Конечно, комнаты на Джермин-стрит находились в доме другого типа, но помимо этого, я чувствую определенную разницу, что довольно странно, учитывая, что мебель та же самая. Но старые комнаты были более уютными, более домашними. В облике этих покоев я нахожу что-то голое и тоскливое, почти убогое.
– Именно это я и ожидал, – сказал Торндайк, – привычка к опиуму сильно меняет характер человека. Каким-то образом, помимо простой обстановки, комната отчетливо отражает личность ее обитателя, особенно если он ведет уединенный образ жизни. Видите ли вы какие-нибудь следы занятий вашего дяди?
– Почти нет, – ответил Стивен, – но может быть здесь все не так, как он оставил. Я нашел одну или две его книги на столе и поставил их обратно на полки, но не нашел ни одной рукописи или заметок, которые он обычно делал. Я также обратил внимание, что его чернильница, которую он обычно держал в такой тщательной чистоте, покрыта засохшими пятнами, а китайская палочка для чернил вся потрескалась на конце, как будто он не пользовался ею много месяцев. Это указывает на большие изменения в его привычках.
– Для чего он использовал китайские чернила? – поинтересовался Торндайк.
– Он переписывался с несколькими друзьями из Японии и писал японскими иероглифами, даже если они понимали по-английски. Он также копировал надписи с этих штуковин.
Тут Стивен поднял с каминной полки то, что выглядело как окаменевший батон хлеба, но на самом деле было глиняной табличкой, покрытой мелкими вдавленными письменами.
– Значит, ваш дядя умел читать клинопись?
– Да! Он был своего рода экспертом. Эти таблички, я полагаю, представляют собой договоры аренды и юридические документы из Эриду[35] и других вавилонских городов. Он копировал надписи клинописью, а затем переводил их на английский. К сожалению, мне нужно уходить, так как на этот вечер у меня назначена встреча. Я зашел, чтобы взять эти два тома книги «История Вавилона», которую мой дядя когда-то советовал мне прочитать. Вам оставить ключ? Возьмите. Когда будете уходить, просто отдайте ключ привратнику.
Он пожал нам руки, мы проводили его до лестничной площадки, наблюдая, как он бежит вниз по ступенькам. Взглянув на Торндайка при свете газовой лампы, я заметил на его бесстрастном лице почти незаметное выражение, о котором я уже упоминал – оно говорило о чувстве удовлетворения.
– Вы выглядите вполне довольным собой, – заметил я.
– Автолик подобрал несколько крошек, – спокойно ответил он, – очень маленьких, но все же крошек. Несомненно, его ученый помощник тоже что-то заметил?
Я покачал головой, заподозрив, что упустил что-то важное, как пустоголовый болван.
– Не уловил ничего хоть сколько-нибудь существенного из того, что рассказывал вам Стивен, – признался я. – Все это было очень интересно, но, похоже, не имело никакого отношения к завещанию его дяди.
– Я имел в виду не только то, что рассказал нам Стивен, хотя это было, как вы говорите, очень интересно. Пока он говорил, я осматривал комнату и увидел очень странную вещь. Позвольте показать ее вам.
Он взял меня под локоть и провел обратно в гостиную, остановившись напротив камина.
– Вот, – сказал он, – посмотрите на этот примечательный предмет.
Я проследил за направлением его взгляда и увидел продолговатую рамку, в которую была заключена большая фотография с надписями из странных каббалистических клинообразных символов. Несколько секунд я их молча рассматривал, после чего заметил:
– В данных обстоятельствах я не вижу в этом ничего примечательного. В нормальной комнате – да, но Стивен только что сказал нам, что его дядя был своего рода экспертом в клинописи.
– Именно, – сказал Торндайк, – с моей точки зрения, это и делает эту фотографию такой примечательной.
– Не совсем понимаю, – удивился я. – То, что человек повесил у себя на стене понятные ему письмена, не кажется мне чем-то из ряда вон выходящим. Было бы гораздо более необычно, если бы он повесил письмена, которые не смог бы прочитать.
– Несомненно. Согласитесь со мной, что было бы еще более необычно, если бы человек повесил у себя на стене надпись, которую он может прочитать, но повесил бы её вверх ногами.
Я уставился на Торндайка в изумлении.
– Вы хотите сказать, – воскликнул я, – что эта фотография перевернута?
– Да, это действительно так.
– Но откуда вы знаете? Неужели у нас здесь завёлся еще один ученый-востоковед?
Торндайк хихикнул.
– Какой-то глупец, – ответил он, – сказал, что «недостаток знаний – опасная вещь». По сравнению с большими знаниями, возможно, это так. Но это гораздо лучше, чем отсутствие знаний вообще. Вот вам пример. Я с большим интересом читал замечательную историю расшифровки клинописи, и мне вспомнились один или два момента, которые показались мне достойными запоминания. Эта конкретная надпись сделана персидской клинописью – гораздо более простой формой письма, чем вавилонская или ассирийская, и я думаю, что это знаменитая надпись на воротах в Персеполисе[36]. Она была расшифрована первой, что и объясняет ее присутствие здесь в рамке. Как вы видите, эта надпись состоит из двух видов знаков: маленьких остроконечных символов, которые называются клиньями, и больших знаков, похожих на широкие наконечники стрел. Текст читается слева направо, в отличие от письменности семитских народов и древних греков. Ориентация символов такова, что все «клинья» должны быть направлены вправо или вниз, а наконечники стрел открыты только вправо. Но если вы посмотрите на эту фотографию, то увидите, что все наоборот. Очевидно, что фотография перевернута.
– Но, – воскликнул я, – тогда это действительно странно. Как это можно объяснить?
– Думаю, – ответил Торндайк, – что мы сможем получить ответ, взглянув на обратную сторону фотографии.
Он снял рамку с двух гвоздей, на которых она висела, и, повернув ее, посмотрел на обратную сторону, которую затем представил мне для осмотра. На бумажной подложке была наклеена этикетка с надписью: «Дж. Бадж, изготовитель рам и позолотчик, 16, Гейт-Энн стрит, Западно-Центральный почтовый округ Лондона».
– Ну? – спросил я, прочитав этикетку и не почерпнув из нее ничего нового.
– Этикетка, как вы заметили, расположена правильно, то есть, относительно положения на стене.
– Так и есть, – поспешно ответил я, немного раздосадованный тем, что не смог сразу заметить столь очевидную вещь. – Я понял вашу мысль. Вы хотите сказать, что мастер повесил фотографию вверх ногами, а Джеффри не заметил ошибки?
– Это вполне разумное объяснение, – сказал Торндайк. – Но я думаю, что есть еще кое-что. Вы заметили, что этикетка старая, судя по ее выцветшему виду. Ей уже несколько лет, тогда как петли кажутся мне сравнительно новыми. Но мы скоро проверим это, потому что этикетка, очевидно, была приклеена, когда рама была новой, и если петли были прикручены в то же время, то дерево под ними будет светлым.
Он достал из кармана швейцарский нож, содержащий среди прочих инструментов и отвертку. С ее помощью Торндайк осторожно извлек винты с крепления одной из маленьких латунных петель, на которых висела рамка.
– Видите, – произнес Торндайк, сняв петлю и поднеся фотографию к газовой лампе, – дерево под петлей такое же темное и состаренное временем, как и остальная часть рамы. Значит, петли были прикручены недавно.
– И какой вывод из этого мы должны сделать?
– Ну, поскольку на раме нет других следов, мы можем с уверенностью заключить, что фотографию не вешали на стену, пока она не попала в эти комнаты.
– Да, я полагаю, это так. Но что тогда? К какому выводу это приводит?
Торндайк задумался на несколько мгновений.
– Очевидно, что вам эта фотография говорит о большем, чем мне, – продолжил я, – хотелось бы услышать ваше объяснение, что все это может значить в нашем деле.
– Имеет ли она реальное отношение к делу, – ответил Торндайк, – я пока не могу сказать. Я выдвинул для себя несколько гипотез, объясняющих странности в завещании Джеффри Блэкмора. Могу сказать, что странно висящая фотография подходит к нескольким из них. Я не стану говорить больше, так как считаю, что вам будет полезно поработать над этим делом самостоятельно. У вас есть все факты, которые есть у меня, и у вас будет копия моей записи рассказа Марчмонта. С этим материалом вы должны быть в состоянии прийти к какому-то заключению. Скорее всего, никто из нас не сможет найти никаких зацепок, ведь дело пока что не выглядит обнадеживающим. В любом случае, мы можем сравнить записи после окончания всей этой истории, и вы обогатите свой опыт настоящим расследованием. Но я начну с одного намека, который заключается в следующем: ни вы, ни Марчмонт, похоже, ни в малейшей степени не осознаете необычность фактов, которые он нам сообщил.