– Вы имеете в виду, что до сих пор придумываете воображаемые дела ради умственной гимнастики?
– Нет, я имею в виду, что когда у меня возникает проблема любой сложности, я придумываю дело, которое соответствует фактам и предполагаемым мотивам одной из сторон. Затем я работаю с этим делом, пока не выясню, проясняет ли оно ситуацию или заводит в тупик. В последнем случае я отвергаю его и начинаю процесс заново.
– Разве этот метод не подразумевает большую затрату времени и сил? – спросил я.
– Нет, потому что каждый раз, когда вам не удается подобрать дело, вы исключаете конкретное объяснение и сужаете область исследования. Повторяя этот процесс, вы, в конце концов, придете к воображаемому делу, которое объясняет все факты. Тогда ваше воображаемое дело становится реальным и проблема решенной. Позвольте мне, порекомендовать испробовать этот метод.
Я пообещал сделать это, хотя и без особых надежд на результат, на этом тема была исчерпана.
Глава XII. Портрет
Задачка, которую посоветовал Торндайк, давалась мне нелегко. Сколько бы я ни пытался перетасовать факты в деле Блэкмора, один из них неизбежно оказывался на самом верху. Обстоятельства, связанные с подписанием завещания Джеффри Блэкмора, упорно вторгались во все мои размышления на эту тему. Сцена в домике привратника была для меня тем же, чем голова короля Карла для бедного мистера Дика[51]. В самый разгар моих усилий построить хоть какую-то внятную схему, она появлялась и приводила мой разум в мгновенный хаос.
Следующие несколько дней Торндайк был очень занят несколькими гражданскими делами, из-за которых он должен был находиться в суде в течение всех заседаний. А когда он возвращался домой, то не был расположен говорить на профессиональные темы. Тем временем Полтон неустанно работал над фотографиями подписей, а я, желая набраться опыта, помогал ему и наблюдал за его методами.
В данном случае подписи были увеличены в три раза, что позволило сделать все мелкие особенности почерка удивительно четкими и заметными. Каждая подпись в результате была помещена на карточку с номером и датой чека, с которого она была взята, так что можно было сравнивать две любые подписи. Я просмотрел всю серию и очень тщательно проанализировал те подписи, которые различались, но не обнаружил ничего большего, чем можно было ожидать, принимая во внимание заявление мистера Бриттона. Были незначительные расхождения, но все подписи были очень похожи и нельзя было усомниться, что все они написаны одной и той же рукой.
Однако, поскольку это не оспаривалось, то и не давало никакой новой информации. Цель Торндайка должна была заключаться в том, чтобы проверить что-то помимо подлинности подписей. Но что это может быть? Я не осмелился спросить его, поскольку подобные вопросы были преданы анафеме, поэтому мне оставалось только затаиться и смотреть, что он будет делать с фотографиями.
Вся серия была закончена на четвертое утро после моего приключения на Слоун-Сквер, и пачка карточек была должным образом передана Полтоном, когда он принес поднос с завтраком. Торндайк взял колоду с видом игрока в вист, и, когда он перебирал карты, я заметил, что их число увеличилось с двадцати трех до двадцати четырех.
– Дополнительная, – пояснил Торндайк, – это подпись на первом завещании, которое находилось у Марчмонта. Я добавил ее в коллекцию, поскольку она дает нам более раннюю дату. Подпись на втором завещании должна быть похожа на подписи с чеков, выписанных примерно в то же время. Но это не имеет значения, а если бы имело, то мы могли бы претендовать на изучение второго завещания.
Он разложил карточки на столе в порядке их дат и медленно пробежал взглядом по ряду. Я внимательно наблюдал за ним.
– Согласны ли вы с мистером Бриттоном в том, что все подписи в целом идентичны? – решился вопросить я.
– Да, – ответил он, – я бы определил их как подписи одного человека. Различия очень незначительны. Поздние подписи отличаются нечеткостью, расплывчатостью, а буквы «Б» и «К» заметно отличаются от ранних. Но есть еще один момент, который заметен если рассматривать всю серию вместе. Он настолько поразителен и значителен, что я удивляюсь, как мистер Бриттон не обратил на него внимания.
– И что же это? – заинтересовался я, наклонившись, чтобы лучше рассмотреть фотографии.
– Это просто и очевидно, но, как я уже сказал, имеет большое значение. Посмотрите внимательно на первую карточку – подпись с первого завещания, датированного тремя годами ранее, и сравните ее с номером три, датированным восемнадцатым сентября прошлого года.
– По-моему, они идентичны, – сказал я после тщательного сравнения.
– И мне так кажется, – согласился Торндайк, – ни на одной из них не видно изменений, которые произошли позже. Но если вы посмотрите на номер два, датированный шестнадцатым сентября, то увидите, что подпись выполнена позднее, так же как и номер четыре, датированный двадцать третьим сентября. Но номера пять и шесть, оба в начале октября, выполнены в более раннем стиле, как и подпись под завещанием. После этого все подписи выполнены в новом стиле. Если сравнить номер два, датированный шестнадцатым сентября, с номером двадцать четыре, датированным четырнадцатым марта этого года – днем смерти Джеффри, то можно увидеть, что между ними нет никакой разницы. Оба написаны в «более позднем стиле». Разве вы не считаете, что эти факты поразительны и значительны?
Я задумался на несколько мгновений, пытаясь понять глубокое значение, на которое Торндайк направил мое внимание, но с треском провалился.
– Вы имеете в виду, – сказал я, – что возвраты к более ранней форме написания происходили случайно?
– Не только это. Из осмотра серии подписей мы узнаем следующее: в характере подписи произошло изменение, очень незначительное, но вполне узнаваемое. Это изменение не было постепенным и прогрессирующим. Оно произошло в определенное время. Сначала было одно или два возвращения к более ранней форме, но после номера шесть новый стиль продолжался до конца. Вы заметили, что он продолжался без какого-либо увеличения изменений и без каких-либо вариаций. Нет никаких промежуточных форм. Итак, повторим: у нас есть два типа подписей, очень похожих, но различимых. Они чередуются, но не сливаются друг с другом, и не имеют промежуточных форм. Изменения происходят внезапно, но не увеличиваются с течением времени. Что вы думаете об этом, Джервис?
– Это очень примечательно, – сказал я, просматривая карточки, чтобы проверить утверждения Торндайка, – я не совсем понимаю, как это можно задействовать в деле. Если бы обстоятельства допускали мысль о подделке, можно было бы поставить под сомнение подлинность некоторых подписей. Но это не так, не говоря уже о мнении мистера Бриттона по этому поводу.
– И все же, – заметил Торндайк, – должно быть какое-то объяснение изменения подписей, и это объяснение не может быть связано с ухудшением зрения писавшего, ведь это постепенно прогрессирующее и непрерывное состояние.
Несколько мгновений я обдумывал замечание своего друга, а затем на меня словно снизошел свет, хотя и не очень яркий.
– Мне кажется, я понимаю, к чему вы клоните. Вы имеете в виду, что изменения в письме должны быть связаны с каким-то состоянием писавшего, и оно возникало периодически?
Торндайк одобрительно кивнул.
– Единственное подобное состояние, – произнес я, – это действие опиума. Поэтому мы можем считать, что более четкие подписи были сделаны, когда Джеффри был в нормальном состоянии, а менее четкие – после приема опиума.
– Это совершенно здравое рассуждение. К какому дальнейшему выводу это приводит?
– Скорее всего, привычка к опиуму была приобретена совсем недавно, – предположил я, – поскольку изменения были замечены только когда Джеффри переехал жить в «Нью-Инн». А поскольку изменения в письме сначала появляются лишь время от времени, а затем становятся постоянными, мы можем сделать вывод, что курение опиума сначала было эпизодическим, а затем превратилось в устойчивую привычку.
– Вполне разумный и очень четко сформулированный вывод, – заметил Торндайк, – не могу сказать, что полностью согласен с вами или что вы исчерпали всю информацию, которую дают эти подписи. Но вы начали в правильном направлении.
– Возможно, я и на правильном пути, – мрачно добавил я, – но прочно застрял на одном месте и не вижу шансов продвинуться дальше.
– Но у вас есть еще множество сведений, на основе которых я построил гипотезу, которую проверяю сейчас. Теперь у меня есть еще несколько данных, ибо «как деньги порождают деньги», так и знания порождают знания. А я вложил свой первоначальный капитал под проценты. Может быть, подведем итоги по фактам, которыми мы обладаем, и посмотрим, что из них следует?
Я с готовностью ухватился за это предложение.
Торндайк достал из ящика стола листок бумаги и, открыв ручку, принялся записывать основные факты, читая каждый вслух по мере написания:
1. Второе завещание было ненужным, поскольку оно не содержало ничего нового, не выражало новых намерений и не отвечало новым условиям, а первое завещание было вполне ясным и понятным.
2. Очевидным намерением наследодателя было оставить большую часть своего имущества Стивену Блэкмору.
3. Второе завещание в нынешних обстоятельствах не соответствует этому намерению, в то время как первое завещание соответствовало.
4. Подпись на втором завещании несколько отличается от подписи на первом, соответствуя нынешней подписи наследодателя.
– А теперь мы переходим к очень любопытной группе дат, которые я советую вам рассмотреть с большим вниманием, – продолжил Торндайк:
5. Миссис Уилсон составила свое завещание в начале сентября прошлого года, не поставив в известность Джеффри Блэкмора, который, похоже, не знал о существовании этого завещания.