ржанностью». Вы удивитесь, узнав, как мало грима требуется, чтобы изменить форму носа и весь характер лица.
В этот момент в дверь громко постучали, раздался одиночный, солидный удар, который Полтон, казалось, узнал, ибо он воскликнул:
– Боже правый, сэр! Это Уилкинс, кэбмен! Я совсем забыл о нем. Что же делать?
Он с нелепым ужасом смотрел на нас минуту-другую, а затем, сорвав с себя парик, бороду и очки, засунул их в шкаф. Но теперь его вид был слишком странным даже для Торндайка, который поспешил за ним.
– О, это не повод для смеха, сэр, – возмущенно воскликнул наш верный помощник, – кто-то должен впустить его, иначе он уйдет.
– Не волнуйтесь, Полтон, – сказал Торндайк, – вы можете пойти в кабинет. Я открою дверь сам.
Присутствие духа, похоже, совсем покинуло Полтона, так как он лишь нерешительно застыл на месте. Дверь открылась, густой и хриплый голос спросил:
– Джентльмен по фамилии Полтон живет здесь?
– Да, совершенно верно, – ответил Торндайк, – входите. Вас зовут Уилкинс, я полагаю?
– Так и есть, сэр.
В ответ на приглашение Торндайка в комнату вошел типичный старомодный ворчливый кэбмен в классическом плаще и с бляхой. Оглядевшись вокруг со смесью смущения и вызова, мужчина вдруг с жадным любопытством уставился на нос Полтона.
– Вот вы и прибыли, – нервно заметил Полтон.
– Да, – ответил мужчина слегка враждебным тоном, – вот и я. Что я должен делать? И где этот мистер Полтон?
– Я и есть мистер Полтон, – произнес наш смущенный помощник.
–Мне нужен другой мистер Полтон, – сказал извозчик, не сводя глаз с выдающегося носа собеседника.
– Нет никакого другого мистера Полтона, – раздраженно ответил наш подчиненный, – я тот самый человек, который разговаривал с вами.
– Правда? – недоверчиво спросил мужчина. – Я бы не подумал, но вам лучше знать. Что вам от меня нужно?
– Мы хотим, чтобы вы, – сказал Торндайк, – ответили на несколько вопросов. И первый из них: вы не трезвенник?
Вопрос сопровождался появлением графина, и напряжение, исходящее от извозчика, несколько ослабло.
– Я не фанатик, – добавил он.
– Тогда садитесь и смешайте себе стаканчик грога[52]. Содовая или простая вода?
– Можно и то, и другое, – ответил кэбмен, берясь за графин с деловым видом. – Если вы не возражаете, добавьте соды, у вас лучше получится.
Пока шли эти предварительные приготовления, Полтон бесшумно выскользнул из комнаты. Когда наш посетитель подкрепился глотком необычайно крепкого напитка, допрос начался.
– Вас, кажется, зовут Уилкинс?
– Да, сэр. Меня зовут Сэмюэль Уилкинс.
– Чем вы занимаетесь?
– Это очень трудное занятие, за него не платят так, как оно того заслуживает. Я вожу кэб, сэр, четырехколесный кэб. И это очень неблагодарная работа.
– Вы случайно не помните день с поразительно густым туманом около месяца назад?
– Как я могу забыть этот день! Сэр! Это была среда, четырнадцатое марта. Я запомнил дату, потому что в то утро мой кредитный союз потребовал просроченные взносы.
– Можете рассказать, что произошло с вами между шестью и семью часами вечера того дня?
– Хорошо, сэр, – ответил кэбмен, опустошая стакан, чтобы набраться сил, – перед шестью я стоял у платформы прибытий Большой Северной станции линии Кингс-Кросс, когда увидел джентльмена и даму, выходящих из вагона. Джентльмен посмотрел по сторонам, увидел меня, подошел к кэбу, открыл дверь и помог даме войти. Затем он спросил меня, знаю ли я, где находится «Нью-Инн». И это он спрашивал у меня, человека, который родился и вырос на улице Белой Лошади в Друри-Лэйн! «Садитесь», – говорю я. «Ладно», – говорит он, – езжайте через ворота на Уайч -стрит, как будто он ожидал, что я поеду по Хоутон-стрит и спущусь там по ступенькам. Потом джентльмен уточнил, что ему нужен дом в самом конце улицы, с большой латунной табличкой на углу. Нам потребовалось целых полчаса, чтобы добраться до «Нью-Инн» сквозь туман. Мне даже пришлось сойти и вести лошадь часть пути. Когда я въехал под арку, то увидел, что на часах в домике привратника было полседьмого. Проехав почти до конца постоялого двора я остановился напротив дома, на дверях которого висела большая медная табличка. Это был номер тридцать один. Потом вылез джентльмен и протянул мне пять шиллингов – две полукроны. Затем он помог даме выйти из кэба и они побрели к дверям, и я увидел, как они очень медленно поднимаются по лестнице, прямо как в «Пути Пилигрима» И это было последнее, что я видел.
Торндайк дословно записал показания извозчика вместе со своими вопросами, а затем спросил:
– Вы можете дать нам какое-нибудь описание джентльмена?
– Он выглядел очень респектабельно, – сказал Уилкинс, – еще мне показалось, что он был слегка навеселе, да в такую погоду это и не грех. Но он был полностью в себе, прекрасно знал, сколько стоит поездка в такой туман, намного лучше, чем многие другие. Это был пожилой джентльмен, лет шестидесяти, он носил очки, но похоже, не очень хорошо в них видел. На него было смешно смотреть, сзади он был круглый, как черепаха, а ходил с головой, вытянутой вперед, как гусь.
– Почему вы решили, что он пил?
– Он не шагал ровно, немного покачивался из стороны в сторону. Но он не был пьян, знаете ли, в полном смысле этого слова.
– А леди как выглядела?
– Я не смог толком разглядеть, потому что ее голова была укутана плотной вуалью. Возможно, она была примерно того же возраста, что и джентльмен, но я не могу поклясться в этом. Она тоже казалась немного шатавшейся на каблуках, в общем, они были похожи на слегка подвыпившую пару. Я видел, как они ковыляют по тротуару, а потом вверх по лестнице, держась друг за друга, и пытаясь не споткнуться. Джентльмен все пытался разглядеть дорогу через очки, а женщина сквозь плотную вуаль. А я подумал, как хорошо, что у них был такой надежный кэбмен, как я, и добротный кэб, чтобы доставить их домой в целости и сохранности.
– Как была одета леди?
– Не могу сказать точно, я в этом не разбираюсь. Вся ее голова была замотана в вуаль как пудинг, и еще на ней была маленькая шляпка. Из одежды я запомнил темно-коричневую мантилью с бахромой из бисера и черное платье. Да! Я обратил внимание, что когда она садилась в кэб на вокзале, что ее чулок был похож на гармошку. Вот и все, что я могу вам сказать.
Торндайк записал последний ответ и, прочитав все показания вслух, передал ручку нашему посетителю.
– Если все верно, – сказал он, – я попрошу вас подписаться внизу.
– Вы хотите, чтобы я поклялся под присягой, что все это правда?
– Возможно, нам придется вызвать вас для дачи показаний в суд, – объяснил Торндайк, – тогда вы будете приведены к присяге, кроме того, вам заплатят за присутствие. Пока же я хочу, чтобы вы держались в стороне и никому не говорили о том, что были здесь. Нам нужно провести еще кое-какие расследования, и мы не хотим, чтобы об этом деле пошли какие-то слухи.
– Понятно, сэр, – сказал Уилкинс, старательно выводя свою подпись в конце заявления, – вы не хотите, чтобы другие подсматривали. Можете на меня положиться. Я – могила.
– Спасибо, Уилкинс, – поблагодарил Торндайк, – сколько мы вам должны за хлопоты?
– Я попрошу только плату за проезд сюда, сэр. Вам лучше знать… чего стоит эта информация, а немного денег мне бы не помешало.
Торндайк положил на стол пару монет, при виде которых глаза извозчика заблестели.
– У нас есть ваш адрес, Уилкинс, – сказал он, – если вы нам понадобитесь в качестве свидетеля, мы вам сообщим, а если нет, то через две недели вы получите еще два фунта, если не проболтаетесь об этом небольшом интервью.
Уилкинс радостно подхватил свои трофеи.
– Вы можете мне доверять, сэр! Я буду держать рот на замке, я знаю, в чём моя выгода. Спокойной ночи, господа.
С этими словами он направился к двери и вышел.
– Ну, Джервис, что вы об этом думаете? – спросил Торндайк, когда шаги кэбмена затихли в скрипучем диминуэндо[53].
– Не знаю, что и думать. Эта женщина – новый фактор в деле, и я не знаю, куда её поместить.
– Не совсем новый, – сказал Торндайк, – вы ведь не забыли о тех бусинах, которые мы нашли в спальне Джеффри?
– Нет, не забыл. Но они говорят нам только о том, что какая-то женщина, очевидно, когда-то была в его спальне.
– Но теперь они говорят нам, что конкретная женщина была в его спальне в определенное время, что гораздо более важно.
– Да. Такое впечатление, что она присутствовала при его самоубийстве.
– Очень похоже на это.
– Кстати, вы были правы насчет цвета этих бус, а также насчет их происхождения.
– Что касается их происхождения, это была всего лишь догадка, но она оказалась верной. Хорошо, что мы нашли эти бусины, потому что, как ни мала информация, которую они дают, ее все же достаточно, чтобы продвинуть нас на шаг вперед.
– Каким образом?
– Я имею в виду, что показания кэбмена говорят нам только о том, что эта женщина входила в дом. Бусины говорят нам, что она была в спальне. А это, как вы сами сказали, связывает ее со смертью Джеффри. Не обязательно, конечно. Это всего лишь предположение, но довольно правдоподобное в данных обстоятельствах.
– Несмотря на это, – сказал я, – этот новый факт, как мне кажется, не проясняет загадку, а лишь запутывает её. Показания привратника не оставляют сомнений в том, что Джеффри замышлял самоубийство, а его приготовления явно указывают на то, что он избрал для этого именно ту ночь. Не так ли?
– Безусловно.
– Тогда я не понимаю, к чему здесь эта женщина. Очевидно, что ее присутствие в квартире, и особенно в спальне, по такому случаю и при таких странных и таинственных обстоятельствах, выглядит зловеще, но я все ещё не вижу, каким образом она может быть связана с трагедией. Не исключено, что она не имеет к ней никакого отношения. Вы помните, что Джеффри зашел в домик около восьми часов, чтобы заплатить за квартиру, и некоторое время болтал с привратником. Похоже, что леди уже ушла.