– Но как, черт возьми, это может быть? – прорычал Уинвуд, – вы же знаете обстоятельства, при которых было составлено завещание.
– Да, но и Торндайк тоже знает. А он не из тех, кто пренебрегает важными фактами. Со мной спорить бесполезно. Я и сам не знаю, что думать об этом деле. Вам лучше прийти сегодня вечером и обсудить его с ним, как он и предлагает.
– Это очень неудобно, – проворчал мистер Уинвуд, – нам придется обедать в городе.
– Да, но у нас нет другого выхода, – поддержал меня Марчмонт. – Как говорит доктор Джервис, мы должны признать, что у Торндайка действительно есть серьёзные основания для своего заявления. Он не делает элементарных ошибок. И, конечно, если то, что он говорит – верно, положение мистера Стивена полностью меняется.
– Ну да, – воскликнул Уинвуд, – он думает, что нашел горшок с золотом. Тем не менее, я согласен, что объяснение стоит выслушать.
– Вы не должны обращать внимания на Уинвуда, – сказал Марчмонт извиняющимся тоном, – он старый остряк, любящий просторечные выражения, но он не желает ничего плохого.
Это заявление Уинвуд встретил протяжным рыком, который можно было трактовать и как согласие, и как возражение.
– Тогда мы будем ждать вас, – произнес я, – около восьми вечера. Постарайтесь взять с собой мистера Стивена.
– Хорошо, – ответил Марчмонт, – думаю, мы можем обещать, что он приедет с нами. Я послал ему телеграмму с просьбой приехать.
С этим два адвоката удалились, оставив меня размышлять над поразительным заявлением моего коллеги, что я и сделал, к вящему ущербу для других занятий. В том, что Торндайк сможет обосновать высказанное им мнение, я нисколько не сомневался, но все же нельзя было отрицать, что его предложение было, как выразился бы Дик Свивеллер, «сшибающим с ног».
Когда Торндайк вернулся, я сообщил ему о визите двух наших друзей и поведал ему об их эмоциональной реакции на его письмо. Торндайк выслушал меня с улыбкой.
– Я предполагал, – заметил он, – что это письмо быстро приведет к нам Марчмонта. Что касается Уинвуда, я никогда с ним не встречался, но думаю, он один из тех, на кого не стоит обращать внимания. Мне не очень нравятся люди, которые пренебрегают правилами приличия, но непременно требуют этого от других. И поскольку он обещал предоставить нам то, что артисты варьете называют «выходом на бис», мы сделаем все возможное и дадим ему шанс поиграть.
Тут Торндайк озорно улыбнулся, значение этой улыбки я понял позднее этим вечером.
– А что вы сами думаете об этом деле? – задал он мне вопрос.
– Я отказался от размышлений. Для моего парализованного мозга дело Блэкмора похоже на бесконечную алгебраическую задачу, решенную безумным математиком.
Торндайк рассмеялся над моим сравнением, которое лично мне показалось довольно точным.
– Пойдемте ужинать, – сказал он, – и давайте выпьем где-нибудь, чтобы выдержать хмурый взгляд Уинвуда. Я думаю, что старый «Белл» в Холборне будет отвечать нашим нынешним требованиям лучше, чем клуб. В старинной таверне есть что-то веселое и игривое, но мы должны внимательно следить, не появится ли миссис Шаллибаум.
После этого мы отправились в путь, и, после недельного заточения, я снова взглянул на приветливые лондонские улицы, на весело освещенные витрины магазинов и толпы дружелюбных незнакомцев, непрерывно движущихся по тротуарам.
Глава XV. Торндайк взрывает бомбу
Не успели мы вернуться, как прозвучал стук дверного молотка. Торндайк сам открыл дверь и, обнаружив на пороге трех ожидаемых гостей, впустил их в дом.
– Мы, как видите, приняли ваше приглашение, – с некоторым волнением и неуверенностью произнёс Марчмонт, – это мой партнер, мистер Уинвуд, думаю, вы не встречались раньше. Мы хотели бы услышать от вас некоторые подробности, так как не совсем поняли ваше письмо.
– Мой вывод, я полагаю, – заметил Торндайк, – был несколько неожиданным для вас?
– Это было нечто большее, сэр, – воскликнул Уинвуд, – ваше заявление абсурдно.
– На первый взгляд, – согласился Торндайк, – вероятно, это выглядит именно так.
– По мне, так оно и сейчас так выглядит, – сказал Уинвуд, внезапно покраснев от злости, – и я могу сказать, что говорю как адвокат, который занимался юридической практикой тогда, когда вы были еще младенцем. Вы говорите нам, сэр, что это завещание – подделка. Но именно оно было подписано средь бела дня в присутствии двух безупречных свидетелей, которые заверили его не только своими подписями, но следами своих пальцев на бумаге. Эти следы пальцев тоже подделка? Вы исследовали и проверяли их?
– Нет, – ответил Торндайк, – дело в том, что они не представляют для меня интереса, поскольку я не оспариваю подписи свидетелей.
При этих словах мистер Уинвуд просто заплясал от ярости.
– Марчмонт! – воскликнул он. – Вы, я полагаю, знаете этого доброго джентльмена. Скажите, он увлекается розыгрышами?
– Мой дорогой Уинвуд, – простонал Марчмонт, – я умоляю вас, держите себя в руках. Без сомнения...
– Но, черт побери! – перебил его Уинвуд. – Вы же сами слышали, как он говорил, что завещание – подделка, но что он не оспаривает подписи. А это, – заключил Уинвуд, стукнув кулаком по столу, – полная чушь.
– Могу ли я предложить, – вмешался Стивен Блэкмор, – что поскольку мы пришли сюда, чтобы получить объяснение доктора Торндайка по поводу его письма, то было бы лучше отложить любые комментарии, пока мы не выслушаем его.
– Несомненно, несомненно, – согласился Марчмонт, – позвольте мне попросить вас, Уинвуд, терпеливо слушать и не перебивать, пока мы не получим окончательное изложение дела нашим ученым другом.
– Очень хорошо, – угрюмо пробурчал Уинвуд, – я больше не произнесу ни слова.
Он опустился в кресло с видом человека, который закрылся в своей раковине и ничего не видит и не слышит. Таким он и оставался на протяжении всего последующего разбирательства: молчаливым, с каменным выражением лица, как сидящая статуя Упрямства. Исключением были только моменты, когда напряжение доходило чуть ли не до взрыва.
– Я так понимаю, – сказал Марчмонт, – что у вас есть какие-то новые сведения, о которых нам не известно?
– Да, – ответил Торндайк, – у нас есть несколько новых фактов и мы взглянули по-новому на старые. Но как мне рассказать вам суть дела? Должен ли я изложить свою теорию о последовательности событий, а затем предоставить выводы? Или мне стоит последовательно предоставить вам ход моего расследования, изложив факты в том порядке, в котором я сам их получил, с вытекающими из них выводами?
– Я думаю, – сказал мистер Марчмонт, – что будет лучше, если вы предоставите нам в распоряжение новые факты. Тогда, если выводы, следующие из них окажутся недостаточно очевидны, мы сможем заслушать ваши аргументы. Что скажете, Уинвуд?
Мистер Уинвуд на мгновение оживился, рявкнул «Факты» и снова замолчал.
– Вы хотели бы получить только сами факты? – спросил Торндайк.
– Пожалуйста. В первую очередь нас интересуют именно они.
– Очень хорошо, – сказал Торндайк.
Тут я поймал его взгляд с хитрыми огоньками, который я прекрасно понял, ведь я сам владел почти всеми фактами, и понимал, сколь немногое эти двое адвокатов могли из них извлечь. Уинвуд, как и обещал Торндайк, получил шанс поиграть.
Мой коллега, поставив на стол рядом с собой небольшую картонную коробку и листы со своими заметками по делу, быстро взглянул на мистера Уинвуда и начал:
– Новые факты появились в тот день, когда вы представили мне это дело. Вечером, после вашего отъезда, я воспользовался любезным приглашением мистера Стивена осмотреть комнаты его дяди в «Нью-Инн», для выяснения его образа жизни во время пребывания там. Когда я приехал с доктором Джервисом, мистер Стивен был уже в комнатах покойного, я узнал от него, что дядя был ученым-востоковедом и что он был очень хорошо знаком с клинописью. Пока я разговаривал с мистером Стивеном, я сделал очень любопытное открытие. На стене над камином висела большая фотография в рамке с изображением древней персидской надписи клинописью, и эта фотография была перевернута вверх ногами.
– Вверх ногами! – воскликнул Стивен. – Это действительно очень странно.
– Странно и наводит на определенные размышления, – согласился Торндайк, – как и то, что фотография, очевидно, находилась в рамке несколько лет, но никогда раньше не висела на стене.
– Это действительно так, – сказал Стивен, – хотя я не понимаю, как вы это узнали. Раньше она стояла на каминной полке в старых комнатах дяди на Джермин-стрит.
– Итак, – продолжил Торндайк, – рамочный мастер наклеил свою этикетку на заднюю сторону, и поскольку эта этикетка была расположена неправильно, создалось впечатление, что человек, повесивший фотографию, ориентировался по ней.
– Это очень необычно, – добавил Стивен, – я бы подумал, что тот, кто повесил фотографию, должен был спросить дядю Джеффри, как правильно ее повесить. Не могу представить, как она могла висеть все эти месяцы перевернутой, а он этого даже не заметил. Должно быть, он был практически слеп.
Тут Марчмонт, который в этот момент напряженно думал, насупив брови, внезапно просветлел.
– Я понял вашу мысль, – сказал он, – вы имеете в виду, что если Джеффри был настолько слеп, то какой-нибудь человек мог подменить завещание фальшивкой, которую он мог бы подписать, не заметив подмены.
– Это не делает завещание подделкой, – прорычал Уинвуд, – если Джеффри подписал его, то это было завещание Джеффри. Вы могли бы оспорить его, если бы смогли доказать подлог. Но он сказал, что это его завещание и два слышавших его свидетеля прочитали и подписали документ.
– Они читали его вслух? – спросил Стивен.
– Нет, – ответил Торндайк.
– Вы можете доказать подмену? – задал вопрос Марчмонт.
– Я этого не утверждал, – сказал Торндайк, – моё мнение заключается в том, что завещание – подделка.
– Но это не так, – пробормотал раздраженно Уинвуд.