– Да. И начал лечение.
– Совершенно верно. В медицинских целях вы приняли более вероятный диагноз и отклонили сомнительный. Это было разумным поступком. Но для юридических целей вы должны учитывать обе возможности, поскольку гипотеза отравления связана с серьезными юридическими проблемами, тогда как вероятность сонной болезни вообще не имеет отношения к закону.
– Как-то это не очень помогает, – заметил я.
– Это только указывает на необходимость осторожности, – парировал он.
– Да, я это вижу. Но каково ваше собственное мнение по этому делу?
– Что ж, – сказал он, – давайте рассмотрим факты по порядку. Вот человек, который, как мы предполагаем, отравлен морфием. Вопрос в том, принял ли он его дозу сам или она была введена кем-то другим? Если он сделал это сам, то с какой целью? Все указывает на то, что тут речь не о самоубийстве, так же можно исключить версию наркомании. Ваш курильщик опиума не доводит себя до состояния комы. Обычно он хорошо держится в пределах установленного баланса. Напрашивается вывод, что наркотик дает ему какой-то другой человек, а наиболее вероятным человеком в этой ситуации является мистер Вайс.
– Морфий ведь не является обычным ядом?
– Да, он неудобен для отравления, за исключением варианта, когда однократно вводится смертельная доза. Но мы не должны забывать, что медленное отравление морфием может быть выгодно в некоторых случаях. Оно ослабляет волю человека, лишает способности здраво мыслить и подрывает здоровье, что может сделать его очень полезным для отравителя, преследующего такие цели как: подписание какого-либо документа или завещания, невмешательство при проведении каких-либо дел. А смерть можно вызвать и позже – чем то другим. Видите, насколько все может быть серьезно?
– Вы имеете в виду, что в свидетельстве о смерти будет указано, что она наступила по причине болезни?
– Да. Предположим, мистер Вайс дал мистеру Грейвсу большую дозу морфия. Затем он посылает за вами и предлагает вам версию о сонной болезни. Если вы примете это предположение, он в безопасности. Он может повторять процесс отравления, пока не убьет свою жертву, а затем получит от вас свидетельство о смерти от болезни, что прикроет убийство. Это довольно остроумная схема, которая, кстати, характерна для сложных преступлений. Ваш хитрый преступник планировал свое преступление как гений, но выполняет его как глупец. Хотя, возможно мы несправедливы к мистеру Вайсу.
– В чём же он сглупил?
– Здесь нужно учитывать несколько аспектов. Во-первых, он должен был выбрать подходящего врача. Ему подошел бы хороший, бойкий, уверенный в себе человек, который «знает, чего он хочет». Он быстро бы ухватился за диагноз и придерживался его. Преступнику подошел бы и невежда, склонный к алкоголизму. Но было фатальной неудачей столкнуться с осторожным ученым-практиком вроде вас, мой уважаемый друг. Если мистер Вайс действительно преступник, он плохо справился со своей задачей.
– И вы, видимо, думаете, что именно он – преступник?
– Я практически уверен в этом. Но я хотел бы задать вам один или два вопроса об этом человеке. Вы утверждаете, что он говорил с немецким акцентом. Каким был его английский? Хороший словарный запас? Он использовал какие-либо немецкие выражения?
– Нет. Я должен сказать, что его английский был безупречен, и я заметил, что фразы были хорошо выстроены даже для англичанина.
– Он показался вам «ненатуральным», я имею в виду, изменившим специально внешность?
– Не могу точно утверждать. Освещение было очень слабым.
– Вы видели, какого цвета у него глаза?
– Нет. Я думаю, они были серыми, но я не уверен.
– Возница. Вы сказали, что он был в парике. Вы видели цвет его глаз? Или какую-то особенность, по которой вы могли бы его узнать?
– У него на правой руке был искривленный травмой ноготь большого пальца. Это все, что я могу сказать о нем.
– Он не показался вам похожим на Вайса? Голосом или чертами лица?
– Вовсе нет. И он говорил с отчетливым шотландским акцентом.
– Причина, по которой я спрашиваю, состоит в том, что если мистер Вайс пытается отравить этого человека, кучер почти наверняка будет сообщником или, может быть, родственником. Вам лучше внимательно рассмотреть его, если представится еще один шанс.
– Постараюсь. И это возвращает меня к вопросу: что же делать? Должен ли я сообщить о случившемся в полицию?
– Я склонен думать, что пока нет. У вас маловато фактов. Конечно, если мистер Вайс ввел яд «незаконно и злонамеренно», то он совершил уголовное преступление и подлежит наказанию в соответствии с Законом о Консолидации 1861 года, до десяти лет каторги. Но вы не можете под присягой давать показания, если не знаете, что злоумышленник вводил. Вы не знаете, был ли это яд, у вас нет ни имен, ни адреса вашего таинственного пациента. А ещё вопрос сонной болезни. Вы отвергаете её с медицинской точки зрения, но не сможете поклясться в суде, что это не сонная болезнь.
– Нет, – признался я, – не смогу.
– Тогда я думаю, что полиция откажется заниматься этим делом, и вы поймете, что напрасно устроили скандал в практике доктора Стиллбери.
– Так вы думаете, мне лучше ничего не предпринимать?
– Пока нет. Конечно, долг врача – помогать правосудию любым возможным способом. Но врач не детектив, он не должен взваливать на себя еще и функции полиции. Нужно, конечно, держать глаза и уши открытыми, и, как правило, доктор обязан руководствоваться своим собственным мнением, но одновременно не забывать и о долге. Необходимо очень внимательно отмечать все, что, может иметь отношение к любым юридическим вопросам. В обязанности врача не входит официальное возбуждение уголовного дела и расследование, но он всегда должен быть готов, если потребуется помочь правосудию информацией, доступной ему благодаря особым знаниям и возможностям. Понимаете, о чем речь?
– Вы имеете в виду, что я должен записывать то, что видел и слышал и ничего не говорить об этом, пока меня не спросят.
– Да, если больше ничего не произойдет. Но если снова за вами пошлют, думаю, что ваш долг – делать дальнейшие наблюдения с целью, если необходимо, проинформировать полицию. Это может иметь жизненно важное значение. Например, чтобы идентифицировать дом. Ваша обязанность – обеспечить все средства для этого.
– Но, мой дорогой Торндайк, – возразил я, – вы же помните, как меня доставили в дом. Как же человек, запертый в темном фургоне, сможет опознать место, куда его доставили?
– Мне кажется, что решение этой проблемы не доставит серьезных трудностей, – ответил он.
– Как так? – заметил я. – По-моему, это совершенно невозможно. Как вы себе это представляете? Вырваться из дома и бежать по улице? Или мне проделать щель в ставнях экипажа и подсматривать дорогу сквозь нее?
Торндайк снисходительно улыбнулся.
– Методы, предложенные моим ученым другом, демонстрируют некоторое невежество, несоответствующее характеру человека науки, не говоря уже о том, чтобы позволить врагу догадаться о наших подозрениях. Нет, нет, Джервис, мы можем сделать кое-что получше. Извините, я отлучусь на минутку, мне надо заглянуть в лабораторию.
Он поспешил в рабочий кабинет Полтона на верхнем этаже, оставив меня размышлять о методе, с помощью которого, как выразился Сэм Веллер[13]: «можно видеть сквозь лестничные пролеты и входные двери». В моем случае это были непрозрачные стены закрытой наглухо кабины экипажа.
– А теперь, – сказал он, вернувшись через пару минут с небольшой записной книжкой в руке, – я поручил Полтону поработать над небольшим приспособлением, которое, я думаю, решит нашу проблему. Я покажу вам, как можно записать наблюдения. Прежде всего, мы должны разбить страницы на столбцы.
Он сел за стол и начал методично делить каждую страницу на три колонки: две довольно узкие и одну широкую. Процесс занял некоторое время, в течение которого я сидел и с любопытством наблюдал за неторопливыми точными движениями карандаша Торндайка, нетерпеливо ожидая обещанного объяснения. Мой друг как раз заканчивал последнюю страницу, как в дверь тихонько постучали. Вошел Полтон с довольной улыбкой на проницательном лице и с небольшой дощечкой в руках.
– Эта подойдет, сэр? – спросил он.
Говоря это, он передал дощечку Торндайку, который посмотрел на нее и вручил мне.
– То, что нужно, Полтон, – ответил мой друг. – Где вы ее нашли? Можете не притворяться, что вам удалось её изготовить за две с половиной минуты.
Полтон улыбнулся одной из своих странных кривых улыбок, отметив, что «это не потребовало особого труда» и ушел очень довольный комплиментом.
– Какой же он замечательный старик, Джервис, – заметил Торндайк, когда его доверенный слуга вышел. – Он мгновенно уловил идею и волшебным образом создал законченное изделие, подобно тому, как фокусники моментально выуживают кроликов и сосуды с золотыми рыбками из шляпы. Я полагаю, вы понимаете, каким должен быть ваш modus operandi[14]?
Ключ к разгадке дало мне маленькое устройство – дощечка размером около семи на пять дюймов, к одному углу которой был приклеен карманный компас. Но я не совсем понял принцип работы этого инструмента.
– Думаю, вы умеете быстро читать компас? – сказал Торндайк.
– Конечно. Мы же ходили вместе на яхте, когда были студентами.
– Да, это было великолепно, и мы повторим это, прежде чем отойдем к праотцам. А теперь о том, как вы сможете определить местоположение таинственного дома. Вот карманная лампа для чтения, ее вы сможете повесить на обивку крытого экипажа. Этот блокнот можно зафиксировать на доске резинкой. Вы замечаете, что заботливый Полтон прикрепил нитку на стекло компаса, чтобы она служила линией Луббера[15]. Вот как вы поступите. Как только вас запрут в экипаже, зажгите лампу. Лучше возьмите с собой книгу на случай, если свет будет заметен. Выньте часы и положите доску на колено, держа ее длинную сторону точно на одной линии с осью каретки. Затем начните заполнять узкий столбец записной книжки. Укажите в первом – время, а во втором – направление, отображаемое на компасе. В широком столбце – любые данные о дороге, покрытии, включая количество шагов, которые лошадь делает за минуту.