насколько щедрое; и он согласился за вознаграждение сыграть – как ему казалось – небольшую роль на Новогоднем празднике в одном Оксфордском отеле. Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаем подробности, но…
Сержант Филлипс постучал и сообщил, что задержанный доставлен в комнату для допросов. И Морс улыбнулся. И Льюис улыбнулся.
– Только закончите рассказ, сэр, если получится?
– Воистину, больше нечего рассказывать. Уинстон Грант, вероятно, был очень внимательно проинструктирован, это ясно. Первое, он должен был войти в отель прямо с улицы, ему было необходимо дождаться момента, когда Маргарет Бауман преднамеренно уведет Сару Джонстон посмотреть на надписи в дамском туалете – надписи, которые были делом рук самой Маргарет Бауман. После, я уверен, ему было сказано, чтобы общался с остальными как можно меньше и держался вблизи Маргарет Бауман, чтобы все выглядело так, будто они интересуются больше друг другом, чем тем, что происходит вокруг них. Но он не сумел отвертеться от состязания на самый лучший костюм! Предполагаю также, что ему сказали, чтобы ничего не ел – если сможет сделать это, не привлекая внимания остальных; и помните – в этом ему помог Биньон, который сделал особую схему распределения блюд на столах. Но, Льюис, может быть, мы слишком переоцениваем способ, который был предварительно придуман. Прежде всего, он должен был до конца придерживаться этого обмана: он приложил все усилия, претворяясь черным – несмотря на то, что был и правда черным. И был только один простой способ поддерживать это заблуждение – намазав черным руки – руки, которые и без того были черны – так чтобы каждый, прикоснувшись к нему, поверил бы, что он не черный, а в сущности белый человек. И то же самое, Льюис, он сделал позднее, нарочно оставив нестираемые пятна на видных местах – как например, на лацканах белых пальто, в которые были одеты мисс Палмер и миссис Смит…
– И на белой блузке Сары Джонстон.
– Кремовой, в сущности, – сказал Морс.
Для сержанта Филлипса все происходящее было каким-то déjà vu[22], когда он возобновил свое бдение у двери комнаты для допросов; ноги его все еще болели, глаза вновь осматривали полупустое помещение: деревянный стол, на котором стояла одна пластиковая чашка (полная) и одна пепельница (пока еще пустая); а за столом сидел тот же белокурый, со свежим цветом лица молодой человек, который уже был там накануне вечером – мистер Эдвард Уилкинс.
СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
Среда, 8го января, после полудня
Felix, qui potuit rerum cognoscere causas.[23]
Вергилий, «Георгики»
В 17:00 мистер Джеймс Прайер, охранник Экзаменационной Палаты, взял ключи от своего велосипеда, собираясь ехать домой. Перед этим он в последний раз осмотрел проходную, чтобы еще раз убедиться, что все, что должно быть на замке, замкнуто. Поистине было странно, что полиция заинтересовалась единственным ящичком без замка – тем, в котором хранились пропуска с истекшим сроком. Как, например, партия пропусков последней группы строительных рабочих, из которой полиция взяла уже два пропуска: Уинстона Гранта, карибца, которого Прайер помнил совершенно ясно; и еще одного мужчины по имени Уилкинс, который управлял желтым подъемным краном, возвышавшимся над зданием Палаты все летние месяцы. Когда Морс позвонил рано утром, Прайер по быстрому просмотрел остальные пропуска этой партии и удивился, а нет ли там и других преступников среди таких обычных лиц. Но сути человека никто не знает: он гораздо сильнее других людей осознавал это.
На этот раз Уилкинс был склонен к сотрудничеству относительно подробностей по делу об убийстве, за исключением того, что касалось самого убийства, которое он упорно и категорически отказывался обсуждать под каким бы то ни было предлогом: как будто это быстрое «очищающее» признание парализовало его способность воспринимать совершенное как волевой акт, за который придется нести ответственность. Но об остальном он рассказывал исчерпывающе и свободно; из его показаний не выявилось ничего неожиданного, ничего нового. Естественно, он выразил надежду, что для Уинстона Гранта найдутся смягчающие вину обстоятельства, вопреки тому, что остальные (и больше всех Льюис) считали, что подобный соучастник должен был иметь более ясное представление о своих деяниях.
Что касается Маргарет Бауман, единственное, что Уилкинс мог сказать, это то, что неоднократно забирал ее у косметического салона в Оксфорде и Льюис с сожалением покачал головой, когда понял, что это было первое место, в которое он звонил – там, где ему отказались дать доверительную информацию. К судьбе Маргарет в данный момент Уилкинс как будто не проявлял особого интереса. Он не имел (так он сказал) ни малейшего представления, куда она уехала; но может быть полиция направит свои усилия на поиски ее многочисленных родственников в Олнуике, или Баруике, или Ньюкасле, или где бы то ни было. Со своей стороны он даже был рад избавиться от этой женщины. Она принесла ему только неприятности, хотя он признавал, что вина в этих событиях была скорее его, чем ее… Но теперь все закончилось. И (как он сказал) он чувствовал какое-то странное облегчение.
Вскоре после 18:30 сержант Филлипс проводил Уилкинса в Сент-Олдейтс, в камеру предварительного заключения, где вдвоем с Грантом, они (недолгое время) будут ожидать решения о переводе в тюрьму (на более долгий срок) или милосердия Ее Величества.
Морс настоял, чтобы они с Льюисом закончили работу днем. И Льюис как раз закрывал папку с делом отеля «Хауорд», когда его взгляд упал на одно письмо, которое до сих пор он не видел: оно начиналось «Это любовное письмо»… Он с изумлением прочел несколько первых строчек – пока не пришел к выводу, что неизвестный корреспондент читал биографию Томаса Харди!..
Сказать или нет Морсу? Он снова прочитал письмо с очень большим интересом.
Да, да, да!
В 19:00 Морс (Льюис думал, что он уже ушел) снова вернулся в кабинет.
– Слушайте, Льюис! Этот Уилкинс один из самых отъявленных мошенников, с которыми нам приходилось иметь дело! Вы отдаете себе в этом отчет? Он нам втирал очки по самому важному вопросу во всей этой истории! И знаете ли по какому? По тому, что Уилкинс был – ну! – безнадежно влюблен в Маргарет Бауман и сделал бы все – а он все и сделал – чтобы ее обезопасить. В сущности, он убил ее супруга, чтобы ее обезопасить! И таким же образом, Льюис, он и сейчас сделал все, чтобы ее обезопасить! Вспомните, что он сказал вчера вечером? Вы только посмотрите в протокол, Льюис, там, где он говорит про ее паспорт!
Льюис нашел документ и прочел вслух:
– Я посоветовал ей сесть на какой-нибудь корабль и отправиться на континент – подальше ото всего.
– Но она не послушала вашего совета?
– Нет. Не могла. У нее нет паспорта, а она боялась подавать прошение, потому что знала, что ее ищут повсюду…
– Господи, какой я дурак, Льюис! Сколько лжи он нам наговорил? Что вчера вечером она была у него дома? Что была у своей сестры в Ньюкасле? Есть ли у нее сестра вообще, Льюис? О, господи! Что у нее нет паспорта, а так ли это? И мы ему верим! И не следим за кораблями…
– Или самолетами, – добавил Льюис тихо.
– Нет, не верю! – сказал Морс спустя минуту.
– Что вас беспокоит, сэр?
– Пошлите срочный телекс в аэропорт Гатвик! Затребуйте список пассажиров рейса номер, какой там был!
– Неужели думаете, что?..
– Думаю? Почти уверен, Льюис!
Когда Льюис вернулся, отправив телекс, Морс уже надел пальто и собирался уходить.
– Помните то письмо, которое написала вам неизвестная обожательница, сэр?
– А вы откуда знаете?
– Вы оставили его в папке.
– О!
– Заметили, какая была марка на письме?
– Лондон. Ну, и?
– Лондон? Правда? – (Льюис говорил так, как будто предварительно знал ответы.) – Многие люди со всей страны приезжают на распродажи в Лондон, так? Я хочу сказать отовсюду – из Оксфорда, скажем – может кто-то приехать на январскую распродажу и опустить письмо в почтовый ящик.
Морс нахмурился.
– Что точно вы пытаетесь мне сказать, Льюис?
– Я только спрашиваю, имеете ли вы представление, кто вам написал то письмо, и это все.
Морс взялся за ручку двери.
– Видите ли, Льюис! Знаете, какая разница между нами? Вы не используете в полной мере свои глаза! А если бы вы это делали – и если бы вы это сделали, хотя бы напоследок – вы бы совершенно точно знали, кто написал письмо.
– Да?
– Да! И так получилось, Льюис – после того, как вы неожиданно проявили такой интерес к моим личным делам – что вечером я везу как раз эту даму, которая мне написала письмо, в одно прекрасное место. Если не возражаете, конечно.
– Куда вы ее повезете, сэр?
– Если хотите знать, поедем в отель «Спрингс», недалеко от Уолингфорда.
– Говорят, что это очень дорогое место, сэр.
– Мы поделим счет пополам – надеюсь, хоть это вы понимаете? – Морс счастливо подмигнул Льюису и вышел.
Льюис тоже улыбнулся счастливо, когда позвонил жене и сказал, что скоро вернется.
В 19:50 пришел телекс из Гатвика: на рейсе, объявленном вылетом в 12:05 до Барселоны, в списке пассажиров кроме мистера Эдварда Уилкинса было и имя миссис Маргарет Бауман, указавшей адрес в Чиппинг-Нортоне, Оксфорд.
В 20:00 Льюис надел пальто и вышел из Управления в Кидлингтоне. Он не был полностью уверен, будет Морс доволен или недоволен этой новостью, когда узнает. Но из последнего, что нужно было сделать – это позвонить в отель «Спрингс». Он надеялся – причем сильно – что Морс хорошо поест и проведет время. Что же до него самого, то жена, вероятно, уже приготовила ему яйца и жареный картофель. И он почувствовал себя самым счастливым в этой жизни.