«Нет, — говорил он себе, — я не должен влюбляться. Я не имею права! Кто я такой? Чужак, неизвестно каким образом, оказавшийся в этой дикой стране. Я даже носить имя Норденберга не достоин. Но приходится это делать, чтобы спасти в первую очередь своих друзей. А теперь еще и для того, чтобы защитить бедных лоугеттов, ничего не подозревающих с какой опасностью они столкнулись.
Но интересно получается. Если мы действительно попали в прошлое, то должны наблюдать те события, которые происходили до нас на самом деле. И если бы нас здесь не было сейчас, несчастный Вильгельм все равно бы погиб. И не вмешайся мы, не приди в его отряд, стала бы дружина Норденберга защищать деревню лоугеттов?
Если верить историческим данным, то она должна была защитить деревню. Иначе лоугетты погибли бы, а здесь установил бы свою власть Орден Святого Креста. Да и легенда о Вильгельме не возникла бы.
Выходит наше появление создает именно ту историю, которую мы знаем. Но почему? Как так все получается?»
Размышляя, Игорь Борисович побрел в сторону лагеря, ведя за повод Быстрого. Он с головой ушел в свои рассуждения, не замечая ничего вокруг.
«Тогда, если я играю ту самую роль, которая отведена мне в истории, значит, я все делаю правильно? А Ирбиз? Неужели мне и с ней суждено было встретиться?
Если проанализировать слова девушки, то можно прийти к выводу, что она видела Вильгельма еще до того, как он погиб. И, похоже, еще тогда в него влюбилась. Выходит, во мне она видит его. И пытается разглядеть его. Но любящее сердце ведь не обманешь. Она сегодня догадалась, что я — это не он. Она поняла это.
И что мне теперь делать? Сказать ей правду? Но это может погубить всех нас. Да и сможет ли она понять нашу правду? Не лучше ли оставаться для нее рыцарем Вильгельмом?
А я сам тоже хорош. Сегодня еле сдержался, чтобы не обнять ее и не прижать к себе. О, боже мой! Что же со мной происходит?
А Иришка? Я же совсем о ней забыл. Я ее любил всегда и продолжаю любить. Но где она сейчас, моя Иришка?»
У ученого выступили слезы. Они застилали глаза, и он шел по полю, не различая дороги.
Ведь если подумать, где он сейчас находится? В богом забытом месте. За много не километров, а веков от своего родного дома. Это же уму непостижимо! И увидит ли он когда-нибудь снова милый его сердцу Еловград? Обнимет ли свою жену?
Так вышло, что детей у них не было. Но они жили, нежно любя друг друга. Его Ирина всю свою жизнь посвятила любимому мужу, постоянно заботясь о нем, давая ему возможность плодотворно трудиться на поприще науки. А он, каждый раз возвращаясь с работы или из дальней поездки в очередную экспедицию, всегда знал, что дома его ждет любящая жена и уют, бережно созданный его любимой.
Так имеет ли он право забыть о своей милой Ирине, поменять ее на юную прекрасную туземку прошлого? Игорь Борисович не мог найти для себя однозначный ответ. Ведь сам он теперь становился частью этого прошлого. Его жизнь теперь протекает здесь. А от будущего, где осталась любимая Ирина, его отделяют целых семь веков. И еще нигде, даже в далеком родном будущем не создали такого транспорта, который смог бы преодолеть расстояния длиною в столетия. И только чудо, благодаря которому он оказался здесь, могло бы вернуть его обратно. Но можно ли надеяться на чудо?
От этих тяжелых размышлений у профессора разболелась голова. Он остановился. До сторожевых башен оставалось совсем недалеко. Посмотрев на воздвигнутый частокол, ученый вновь вернулся к действительности и начал уже думать над планом дальнейшего строительства укреплений. Теперь он снова стал Вильгельмом, каким хотели видеть его дружинники. На кого с надеждой смотрели местные жители.
Стена из частокола уже закрыла поселение лоугеттов с юга и начинала огибать его с запада. На востоке море создавало естественную преграду для неприятеля. Неприкрытыми оставались еще подступы с севера и севера-запада. Здесь приходилось ставить дозоры. Но Вильгельм и его ближайшие советники считали маловероятным появление неприятеля с севера. Поэтому дозоры ставили небольшие. Именно этим и воспользовались их враги.
Ранним утром, когда еще не успели пропеть первые петухи, и заря только-только занималась на востоке, темные силуэты на конях быстрой рысью проскакали по северным улочкам деревни. Дозоры, выставленные на окраинах, были без труда обезврежены подкравшимся противником. Поэтому появление воинов Штейнца застало Вильгельма и его отряд врасплох. Дозорные с башен первые подняли тревогу. Сонные дружинники выскакивали из палаток, хватались за оружие, но их косили вражеские стрелы.
Вильгельм наспех накинул на себя кольчугу. Не увидев сразу шлем, он не стал его искать, а схватил свой меч и выбежал из палатки на улицу. Ему кое-как удалось собрать вокруг себя два десятка солдат, вместе с которыми он попытался атаковать появившихся всадников. Им удалось остановить продвижение противника вглубь лагеря. Это позволило не успевшим еще прийти в себя дружинникам мобилизоваться и организовать оборону.
Тем временем небольшой передовой отряд, возглавляемый Вильгельмом, начал уже теснить нападавших. Это придало уверенности обороняющимся воинам. Но тут в спину Норденберга чуть ниже правой лопатки вонзилась стрела. Она смогла пробить кольчугу. Ученого кольнула страшная боль, он вздрогнул всем телом и начал медленно валиться на землю, теряя сознание. Все вокруг него погрузилось во тьму.
Сколько времени длилась эта тьма, неизвестно. Вильгельм ничего не ощущал. Ни боли, ни звуков, ничего. Он не ощущал сам себя. Но вот появилась сначала легкая, но затем постепенно усиливающаяся боль в правой части тела. В голове Вильгельма начал нарастал гул. Рыцарь открыл глаза. Его окружал полумрак. Сквозь противный гул слышен был шелест листьев. Лицом он ощутил свежее дыхание ветерка.
Ученый почувствовал, что лежит на чем-то мягком. Он повертел головой, насколько это было возможно в его положении. Рядом никого не увидел. Однако сквозь шелест листьев он смог уловить едва слышные приглушенные голоса. Вильгельм напряг слух. Слов он не мог разобрать, но догадался, что говорили на лоугеттском.
Профессор попытался подняться, однако сильная боль под лопаткой пронзила его. Он издал громкий стон.
В ответ на это рядом появилось несколько фигур. В одной из них он узнал жреца лоугеттов.
— Где я? — спросил его рыцарь.
— В лесу, — ответил Тоулак.
— Почему я здесь?
— Тебя ранили. Твои друзья оттащили тебя с места битвы к деревне. Затем наши люди принесли тебя ко мне. Я не знал, что мне делать. Деревню вот-вот должны были захватить враги. Они теснили твой отряд из лагеря. Ты сам находился без сознания. Оставался только один путь, чтобы спасти тебя — вынести из деревни и скрыться в лесу.
— И что дальше?
— Я хочу доставить тебя в Храм Отцов Вселенной. Там тебя смогут вылечить.
Вильгельм не мог долго продолжать разговор. Он закрыл глаза и снова потерял сознание. Когда он очнулся, было уже утро. Вокруг слышался веселый щебет птиц. Сквозь листву нависших ветвей деревьев виднелись голубые кусочки неба.
Вильгельма понесли на импровизированных носилках через лес. Шли по едва заметной тропке, которая то и дело поднималась в гору. Несколько раз делали привал, чтобы дать передохнуть четырем носильщикам — молодым лоугетским мужчинам, которые сопровождали жреца.
Рыцарь время от времени впадал в забытье. Поэтому сам путь он никак не мог запомнить. Впрочем, он и не пытался этого делать.
Дорога заняла больше суток. Когда стемнело, остановились на ночлег. Переночевав вторую ночь в лесу, ранним утром жрец и его спутники вышли к величественному сооружению, располагавшемуся высоко в горах и скрытому от посторонних глаз густой листвой вековых деревьев. Само сооружение представляло собой одноэтажную постройку с высокой двускатной крышей, посередине которой поднималась башня высотой метров пять, увенчанная остроконечным шпилем.
Когда подходили к Храму, ученый пришел в себя из очередного забытья и мог наблюдать, как их небольшая группа приблизилась к входу с высокими двустворчатыми дверями. Спутники жреца опустили носилки с раненым Вильгельмом на землю перед широким крыльцом и уселись рядом. Тоулак один зашел в Храм.
Жрец долго не появлялся. Вильгельм снова успел впасть в забытье. Наконец Тоулак вышел в сопровождении еще двух похожих на него старцев. Один из них подошел к раненому и, присев на корточки, стал ощупывать его тело.
— Рана не опасная, — произнес он после того, как тонкие длинные пальцы изучили все части тела Вильгельма. — Но понадобится несколько дней, чтобы от нее оправиться.
8. Карлос Штейнц
После того, как Аждар передал раненого Вильгельма лоугеттам, сказав им только одно слово: «Тоулак», надеясь, что туземцы поймут его, он вернулся к лагерю, где оставшаяся горстка дружины продолжала яростно отбиваться от нападающих.
Впервые холодное оружие Аждару довелось подержать в руках еще в детстве: отец стал учить его приемам с саблей с восьмилетнего возраста. Дедушка Аждара служил в войну в кавалерийских частях, будучи потомственным военным. Отец Аждара пошел по стопам дедушки. Он в совершенстве ездил верхом и мог обращаться практически с любым видом холодного оружия. Отец хотел, чтобы и сын тоже продолжил династию. Но хотя Аждар и не пошел по его стопам, уроки военного мастерства он усвоил хорошо.
Сейчас ему это ой как пригодилось. Он, размахивая мечом, буквально прорезался сквозь наступающее вражеское войско к остаткам отряда Вильгельма. Здесь он нашел своих товарищей-ученых. Егор с Майклом, никогда раньше не бравшие в руки оружия, лихо орудовали мечами, доставшимися им от убитых воинов. Алекс не отставал от них. Завидев приятеля, он сделал приветственный взмах рукой. Аждар подскочил поближе к друзьям.
Силы были неравные. Все это понимали, но продолжали сопротивляться. Отбивавшимся на земле дружинникам помогали с башен лучники, осыпая стрелами надвигавшегося противника.