А монахиня, насмешливо позволив ей вернуть дыхание, издевательски произнесла:
— Вы нарушили его дважды, леди эн-Аури, первый раз, когда предпочли попытку обрести могущество в качестве ученицы белого мага, совершенно наплевав на достигнутые с орденом договоренности, и второй раз, когда ваша ревность и злоба, едва не привели к гибели леди Уоторби.
Тяжело дыша, старуха с трудом распрямилась, посмотрела на монахиню и прошипела:
— Я дорого заплатила за свою ошибку, слишком дорого. Неужели у вас нет ни капли сострадания?! Где ваше хваленое милосердие?!
Монахиня широко и выразительно улыбнулась, заставляя леди эн-Аури побелеть от бессильной ярости. И можно было бы уже ничего не говорить, но сестра все же произнесла:
— Вам следовало подумать о милосердии и сострадании к самой себе в тот момент, когда снедаемая ревностью и злобой, вы отдали личу часть собственных сил, надеясь увидеть труп той, в чьем похищении согласились участвовать, в обмен на возвращение части силы, отобранной у вашего отца. Мы свою часть договора выполнили, леди эн-Аури, а ваша семейка вновь попыталась обмануть святую церковь. Пресвятой видит все. И у Пресвятого нет жалости к ничтожествам, неспособным осознать — сущности, подобные восставшим из мертвых бывшим магам, схожи повадками с дикими волками — а если волк забрался в овчарню, вырежет всех овец до последней. Вы понимаете, о чем я?
Старуха промолчала.
— Советую подумать о вечном, леди эн-Аури, — в голосе монашки отчетливо слышалась издевка. — Очистите свою душу молитвами, подберите местечко на кладбище, определитесь с гробом, в коем будут покоиться ваши бренные останки.
Лицо старухи исказила гримаса ужаса и вместе с тем презрения, и леди хрипло произнесла:
— Вы же понимаете, что на размышления о вечном у меня остался всего один день, а с наступлением ночь лич отберет последние крохи моей ночи… — в голосе послышалась обреченности.
— Вот и не стоит напрасно терять время, — жестокая улыбка сестры, так не вязалась с кротким образом монашки.
— Мрази, — прошипела леди эн-Аури, — последними моими словами будет проклятие на ваши головы.
— Идемте, я провожу вас, — ухмыляясь, ответила монашка.
— Сама дойду, — прохрипела старуха.
И гордо расправив плечи, развернулась, чтобы уйти, сохраняя — последние остатки гордости.
Сестра милосердия спокойно стояла, сложив руки на груди и наблюдая за с трудом волокущей ноги магичкой. Я же едва могла дышать, осознав, что этот день действительно последний в жизни леди эн-Аури, а ночью по ее душу явится тот монстр, что столь расчетливо пытался убить меня… И несмотря на гнев в отношении дочери лорда Аури, мне стало ее неимоверно жаль, ведь я, в отличие от монашки, чье сердце оказалось холоднее камня, была воспитана на принципах милосердия и всепрощения. И остаться в стороне от чужого горя не смогла.
Осторожно отступив от куста, я вспомнила, как изгибается эта дорожка по всему пространству сада, и поторопилась перехватить леди эн-Аури у вишневой аллеи, что благодаря искривлению, была скрыта от глаз сестер, охраняющих ворота.
Успела я раньше магички, и пришлось ждать, нервно оглядываясь и надеясь, что нашу беседу не прервут. Леди эн-Аури заметила меня не сразу, и зрение ее, кажется значительно подводило, потому что лишь подойдя на расстояние двух шагов, магичка выдохнула:
— Леди Грэйд?
Увы, на обмен вежливости времени не было. Шагнув к старухе, я негромко произнесла:
— Цветы мальвы. С наступлением ночи, рассыпьте вокруг себя цветы мальвы, и лич не сможет приблизиться.
Невдалеке раздался крик сестры Марты: "Леди Уоторби!"
И я торопливо отступила к кустам, чтобы никто не догадался о состоявшемся разговоре, и почти бегом бросилась к противоположному концу сада. Потому что уже знала — мое присутствие в монастыре девы Эсмеры держат в секрете — мне не позволяли общаться с лицеистками, более того никто из них меня даже не видел.
В саду мы с матушкой Иолантой гуляли только во время занятий. А значит, если поймут, что о моем существовании стало известно леди эн-Аури, ей не позволят покинуть территорию монастыря.
Миновав еще две аллеи, я обессилено опустилась на скамью под могучим дубом, который давал тень, способную скрыть от невнимательных глаз. Но в монастыре невнимательных нет. Меня нашла сестра Вериссия лишь несколько минут спустя, когда я сидела, обняв плечи и обреченно глядя на росток неведомо как проросшего желудя. Монахиня подошла, смяла росток, наступив на него, раздавила, после обратилась ко мне:
— Матушка Иоланта ждет вас, леди Уоторби.
— Леди оттон Грэйд, — устало поправила я.
— Идемте, леди Уоторби, — в непреклонности я монахиням значительно уступала.
* * *
Матушка Иоланта приняла меня в своем собственном кабинете, знакомом до мелочей. Настоятельница сидела на тахте у окна, и едва я вошла, указала на место рядом с собой. Мне не оставалось ничего иного, кроме как подойти и сесть рядом.
— Дитя мое, — матушка Иоланта протянула руку и накрыла мою дрогнувшую ладонь, чуть сжала, — ты же понимаешь, Ари, я никогда не отдам тебя герцогу.
Начало беседы не обнадеживало. Продолжение было столь же безрадостным.
— Когда-то давно, проезжая мимо деревеньки Колсуолл, я увидела маленькую девочку со смешными кудряшками, которая прижимая к груди самого уродливого пса на свете, командовала ватагой деревенских ребятишек, требуя чтобы они "перерыли тут все", потому что эта девочка "вот точно своими ушами и Бусик подтвердит" слышала мяуканье выброшенного котенка.
Даже пытаясь вспомнить, я так и не сумела воскресить в памяти тот эпизод из своего детства, меж тем настоятельница продолжила:
— Уже тогда я увидела в тебе то, что очень редко наблюдала в маленьких леди — умение привлекать сердца. Редкое умение, дитя мое. И я запомнила место, и девочку, что, даже не смотря на начинающийся дождь, не успокоилась до тех пор, пока котенок не был найден. Спустя несколько лет, ты появилась на пороге лицея девы Эсмеры, полагая, что это чистая случайность.
— Случайности не было? — задала я риторический вопрос.
— Нет, — матушка погладила мою похолодевшую руку. — Ни ты, ни еще десятки других девочек, не появились здесь случайно — вы были отобраны лично мной и теми, кому я доверяла. И вас растили и воспитывали так, как это было нужно, Ариэлла. А я наблюдала, и подбирая вас к тем ролям, что были так необходимы. И со временем стало совершенно ясно, что ты, дитя мое, станешь идеальной императрицей — символом кротости, силы воли, ума, милосердия. Такая императрица как ты, напрочь лишенная снобизма и тщеславия, будет любима всем народом, а, следовательно, часть любви перейдет и на ее супруга.
— Боюсь это слишком утопическое предположение, — заметила я.
— Вот как? — настоятельница улыбнулась. — Ари, мне известно множество пар, где выходки мужа терпят исключительно из уважения к его супруге. Теперь ты понимаешь, почему я никогда не отдам тебя Грэйду?
Я вспомнила всю ту мерзость, что о герцоге писали столичные газеты, все сплетни, что даже мы, лицеистки, в горячности обсуждали по ночам, и все эти ужасающие слухи о гибели его многочисленных невест… Да, счастливый брак лорда оттон Грэйда со мной, безвестной бесприданницей из обедневшего рода, развеет весь образ ужасающего монстра, что так долго и планомерно со мной, безвестной бесприданницей из обедневшего рода, развеет весь образ ужасающего монстра, что так долго и планомерно создавала церковь. Ко всему прочему я, воспитанная должным образом, несомненно, придусь ко двору, и соответственно высшее общество будет вынуждено принять и черного мага, ведь сейчас Дэсмонда не пригласят на светское мероприятие ни в один приличный дом.
— Нет и еще раз нет, — с невероятно благожелательной улыбкой произнесла матушка Иоланта, — ты слишком хороша для него, дитя мое, и слишком глупо со стороны мерзавца, было заключать родовой брак.
Солнце поднялось уже достаточно высоко, и теперь лучи проникали в кабинет настоятельницы, освещая ее стол и дневник с именами воспитанниц, новый, не тот, что был украден его светлостью. Это словно отрезвило, заставило иначе взглянуть на ситуацию — новый дневник, новые лучшие ученицы, новые интриги…
— Матушка Иоланта, — прервала я, — прошу простить мне мое недоумение, и все же я не могу понять причины вашей откровенности.
Настоятельница поднялась, прошла к окну, некоторое время долгим внимательным взглядом созерцала пейзаж, открывающийся из него, затем холодно произнесла:
— Я не хочу воздействовать на тебя ментально, дитя мое. Ты разумная девушка, и сама превосходно понимаешь, что отказала его высочеству, основываясь на эмоциях и непримиримости, свойственной юности. Бесконечно сожалею, что в своем упрямстве, ты не желаешь осознавать все клятвы, принесенные Грэйду, были даны под принуждением. Более того — лорд оттон Грэйд несдержан в гневе и агрессии, он жесток, бесстыден, склонен к разврату и поверь, никогда не будет хранить тебе верность. Разве этой судьбы ты достойна, Ари? — настоятельница полуобернулась и направила на меня требовательный взгляд. — Или ты искренне — веришь, что способна перевоспитать взрослого матерого черного мага? — Усмешка и тихое: — Подумай и о том, что выйдя во двор замка, ты нарушила прямой приказ Грэйда, а этого он тебе никогда не простит.
Больше книг Вы можете скачать на сайте — ReadRoom.net
Отведя взгляд, я отчаянно пыталась сохранить лицо, не выдать эмоций, но…
— И ты превосходно осведомлена об этом, дитя мое, — рассмеялась матушка Иоланта.
А затем, вновь вернувшись к тахте, села рядом со мной и проникновенно продолжила:
— Брак с таким мужчиной как лорд оттон Грэйд — сущее наказание, Ари, и я убеждена — ты как разумная девушка, ни мгновения не сомневаешься в этом. Недоверие и постоянные проверки, он ведь будет ставить под сомнение каждое сказанное тобой слово, ревность и связанные с ней скандалы, а герцог склонен к рукоприкладству, и об этом тебе тоже известно, нетерпимость во всем, и особенно в его требовании к тебе подчиняться даже в мелочах… Это не жизнь, Ариэлла, это пороховая бочка с медленно тлеющим фитилем…